Хайнц Кохут - Восстановление самости
Позвольте мне в этой связи обратиться, в частности, к особенностям данной работы, которые, возможно, кому-то покажутся серьезным недостатком. Мое научное исследование занимает сотни страниц, на которых рассматривается психология самости; но в нем нигде не закрепляется жесткое значение за термином «самость», нигде не объясняется, как следует определять сущность самости. Но я признаю этот факт без раскаяния или стыда. Самость, осмысляется ли она в рамках психологии самости в узком смысле термина как определенная структура психического аппарата или в рамках психологии самости в широком смысле термина как центр психологической вселенной индивида, является, как и остальная реальность — физическая реальность (сведения о мире, воспринимаемом с помощью органов чувств) или психологическая реальность (сведения о мире, воспринимаемом с помощью интроспекции и эмпатии), — в своей сущности непознаваемой. Мы не можем посредством интроспекции и эмпатии проникнуть в самость как таковую; нам доступны только ее интроспективно или эмпатически воспринимаемые психологические проявления. Когда выдвигаются требования дать точное определение самости, не учитывается то, что «самость» является не понятием абстрактной науки, а обобщением, выведенным из эмпирических данных. Требования разграничения «самости» и «репрезентации самости» (или, например, «самости» и «чувства самости») основаны, следовательно, на недопонимании. Мы можем собрать данные о том, как постепенно формируется совокупность интроспективно или эмпатически воспринимаемых внутренних переживаний, которые мы затем называем «Я», и мы можем наблюдать некоторые характерные трансформации этого опыта. Мы можем описать различные связные формы, в которых проявляется самость, можем продемонстрировать некоторые элементы, которые составляют самость, — ее два полюса (амбиции и идеалы) и область талантов и навыков, которые расположены между этими двумя полюсами, — и объяснить их происхождение и функции. И, наконец, мы можем выделить различные типы самости и объяснить их разные особенности, основываясь на преобладании тех или иных ее элементов. Мы можем все это сделать, но мы по-прежнему не будем знать сущность самости, отличную от ее проявлений.
Эти утверждения кажутся мне достойным завершением моих попыток создать новую психологию самости, ибо они выражают мое убеждение в том, что настоящий ученый (играющий ученый, как я его назвал выше) может терпимо относиться к недостаткам своей работы — к предварительности формулировок, несовершенству своих концепций. Более того, он дорожит ими как стимулом для дальнейшей приносящей радость работы. Я думаю, что самое глубокое значение науки раскрывается, когда она рассматривается как одна из сторон недолговечной, но продолжающейся жизни. Ощущение непрерывности, несмотря на все изменения, несмотря даже на кардинальные изменения, поддерживает ученого в его постоянном возвращении от теории к наблюдению, в его постоянном стремлении изобрести новые, более глубокие или более полные объяснительные модели, создать новые, более глубокие или более полные объяснительные теории. Почтительное отношение к общепринятым объяснительным системам — к элегантной точности их определений и к безукоризненной логичности их теорий — становится ограничением в истории науки, точно так же, как и аналогичная приверженность определенным взглядам становится ограничением во всей истории человечества. Идеалы — это руководящие принципы, а не божества. Становясь божествами, они удушают креативность людей, препятствуют активности сектора души человека, обращенного в будущее.
Я надеюсь, конечно, что многие представленные здесь результаты исследования психологии самости докажут свою правомерность. Однако самое мое глубокое желание заключается в том, чтобы мой труд — доработанный или исправленный, принятый или даже отвергнутый — побуждал растущее поколение психоаналитиков следовать путем, открытым пионерами прошлого, путем, который приведет нас на необъятную территорию той стороны реальности, которую можно исследовать с помощью целенаправленно развиваемой интроспекции и эмпатии.
Благодарности
Число коллег и друзей, великодушно поделившихся со мной своими мыслями по поводу данной работы на разных ее этапах, столь велико, что я вынужден просить большинство из них принять мою благодарность без упоминания их имен. Но я назову некоторых из них, чья помощь была особенно ценна для меня — либо благодаря эмоциональной поддержке, оказанной мне в период неизбежных сомнений, которые любой автор испытывает относительно целесообразности своих усилий, либо благодаря ценным советам, которые они давали по поводу формы и содержания моей книги. Поэтому хотя я и упоминаю с особой теплотой и признательностью имена докторов Михаэля Ф. Ваша, Арнольда Голдберга, Джерома Кафки, Джорджа Г. Клумпнера, Дж. Гордона Магуайра, Дэвида Маркуса, Пауля Г. Орнштейна, Джорджа Г. Поллока, Пола Г. Толпина и Г. Джозефа Паломбо, я мог бы включить в этот список и многих других примерно на тех же основаниях. Я хочу выразить мою особую благодарность доктору Эрнесту С. Вульфу, любезно согласившемуся взять на себя сложную задачу по подготовке этой книги.
Я благодарю также многих коллег, позволивших мне использовать материал клинических случаев, которые они анализировали, советуясь со мной. К сожалению, я не мог подробно описывать случаи из моей практики, поскольку было бы очень сложно сохранить их анонимность. Поэтому возможность обратиться к клиническим случаям моих коллег была для меня необычайно ценной. Некоторые из коллег, наблюдения которых вошли в эту книгу, просили меня не называть их имена, решив специально подстраховаться, чтобы не случилось так, что, несмотря на всю тщательную маскировку, их пациенты окажутся узнаны. Однако материал трех случаев удалось настолько надежно замаскировать, что я имею возможность выразить свою благодарность аналитикам. Доктор Анита Экстедт разрешила мне использовать некоторые ценные материалы проведенного со знанием дела анализа, проницательно отобранные ею; доктор Анна Орнштейн предоставила мне клинические данные, убедительно подтверждающие некоторые из моих теорий; и, наконец, доктор Мэриан Толпин разрешила мне воспользоваться интересным материалом, полученным ею в результате превосходно проведенного исследования конкретного случая.
Авторы часто благодарят своих руководителей, отдавая долг вежливости. Однако сердечная признательность, которую я хочу выразить миссис Жаклин Миллер, — это не дань традиции, а искреннее чувство. Без ее спокойных реакций на неудобства, которые я ей доставлял, без ее преданности делу и без участия ее интеллекта эта работа была бы завершена гораздо позднее.
Финансовую поддержку на всех этапах исследования, результаты которого я здесь представляю, оказывал Исследовательский фонд Энн Поллок Ледерер при Чикагском институте психоанализа и общий Исследовательский фонд института. Я искренне благодарен за эту поддержку.
Кроме того, я глубоко признателен за помощь, которую получал от миссис Натали Альтман из издательства «International Universities Press». Почти целый год страницы моей рукописи путешествовали из Чикаго в Нью-Йорк и обратно в Чикаго. Они возвращались усеянные замечаниями, свидетельствовавшими о глубоком понимании вопроса, и ценными предложениями, которые заставляли меня выражаться с большей ясностью, приводить необходимые доказательства моих утверждений и удалять излишний материал. Я сердечно благодарю ее за интерес, который, несомненно, не был лишь проявлением чувства долга, и я надеюсь, что она получила столько же удовольствия от нашей совместной работы, как и я. Я думаю, что эта книга необычайно выиграла от нашего сотрудничества.
Сложности лингвистики или психологии?
(Послесловие)
Хайнц Кохут (1913–1981) — выдающийся психоаналитик, президент Американской психоаналитической ассоциации, основатель целого направления в современном психоанализе — психологии самости. В западной психоаналитической литературе он является вторым по цитируемости после основателя психоанализа 3. Фрейда.
«Восстановление самости» — вторая из трех книг X. Кохута. Поскольку она первой переведена на русский язык, то для русского читателя может оказаться поначалу трудной для восприятия. Но, я надеюсь, это будут временные трудности.
К сожалению, мы пока не можем прийти к согласию в переводе английского слова «self». В некоторых книгах этот термин переведен как «Собственное Я» (например: H. M. Вильямс. «Психоаналитическая диагностика». — М., 1998; В. Тэхкэ. «Психика и ее лечение». — М., 2001 и др.). В некоторых — как «Я» (например: Ф. и Р. Тайсон. «Психоаналитические теории развития». — Екатеринбург, 1998; Р. Столороу. «Клинический психоанализ: Интерсубъективный подход». — М., 1999; и др.). В этой книге, а также в некоторых других (например: «Психоаналитические термины и понятия» / Под ред. Б. Мура и Б. Фаина. — М., 2000; Ф. Александер. «Психосоматическая медицина». — М., 2000) он переведен как «самость». В различных сочетаниях с другими словами можно встретить такие переводы «self», как «Я-объект», «объект самости», «самоуважение», «любовь к себе», «самолюбие», «Я-объектный перенос», «самостно-объектный перенос», «перенос объекта самости» и т. д. Читателю нужно воспринимать все эти варианты перевода как синонимы.
