Брюс Худ - Иллюзия «Я», или Игры, в которые играет с нами мозг
Николас Кристакис из Гарварда говорит, что, если вы взглянете на человечество с высоты птичьего полета через призму социальных сетей, картина индивидуумов и групп меняется[537]. Он проводит аналогию с графитом и алмазом. Оба материала состоят из атомов углерода, но способ соединения этих атомов определяет то, что один из минералов мягкий и черный, а другой – твердый и прозрачный. Благодаря слоистой атомной решетке графит легко можно разрезать, а высокая взаимосвязь атомов того же углерода в кристаллической решетке алмаза делает его прочным как… ну, как алмаз, разумеется. Таким образом, если говорить об атомах углерода, то целое не сводится к сумме частей. Аналогично понимание индивидуального Я по-настоящему имеет смысл только в контексте групп, с которыми оно связано. Продолжая метафору углерода, можно сказать, что, когда у нас хорошие связи, мы более жизнеспособны, поскольку в численности есть сила и безопасность. В одиночку мы слабее и уязвимее.
Механизм объединения в группы не совсем случаен. Все мы обладаем индивидуальными отличиями и присоединяемся к одним группам, не желая присоединяться к другим. Здесь играют роль и исторические, географические и физические факторы. Мы склонны объединяться с людьми, которые представляют нашу культуру, живут неподалеку, похожи на нас и если с ними легко связаться[538]. Мы формируем дружеские отношения с теми, кто разделяет наши интересы и мировоззрение. Нам, как правило, нравятся люди, которые напоминают нас внешне. Например, страдающие ожирением чаще проводят время с другими толстяками и дружат с такими же[539]. Если у человека избыточный вес, вероятность того, что у его приятеля тоже избыточный вес, возрастает на 45 %. Если вы дружите с кем-то, у кого есть приятель с избыточным весом, то даже вероятность вашего сходства с тем приятелем на 25 % выше обычного. Этот феномен называется «закон притяжения» – подобное притягивается подобным, «рыбак рыбака видит издалека», «одного поля ягоды» и т. п.
Закон притяжения объясняется разными причинами. Национальная идентификация, религиозные убеждения, командная преданность или музыкальные увлечения – это примеры внешних факторов, формирующих группы похожих людей. Нет ничего генетического в том, чтобы быть британцем, христианином или болельщиком «Манчестер Юнайтед». Однако недавно выявлены генетические факторы формирования социальных групп. Известно, что люди приятной внешности имеют склонность проводить время вместе и что внешний вид во многом определяется генами. Исследования Кристакиса и его коллег показали, что гены имеют отношение к формированию дружеских отношений[540]. Например, наличие гена DRD2, связанного с предрасположенностью к алкоголизму, оказывается, прогнозирует принцип подобия в дружеских союзах, в то время как другой, CYP2A6, связанный с открытостью, как ни странно, производит противоположный эффект – тенденцию объединяться с людьми, не имеющими с тобой общих интересов («противоположности притягиваются»). Механизм этого генетического влияния неясен. Пока исследования генетических факторов, причастных к образованию социальных связей, находятся в зачаточном состоянии. Однако тот факт, что гены действуют в социальной среде, означает, что нам необходимо переосмыслить масштабы влияния биологии на наше поведение.
Технологическая саванна
Технология меняет способ наших коммуникаций и оказывает влияние на социальное поведение. Если говорить конкретно, то социальные сети могут иметь очень значительные последствия для характера нашего развития. Наша психика, которая была выкована и отобрана для групповых взаимодействий в Серенгети, теперь должна действовать в чуждой ей среде мгновенных коммуникаций с удаленными, обычно анонимными индивидуумами. Общение лицом к лицу, столь тонко настроенное путем естественного отбора, исчезает по мере того, как люди проводят все больше времени, глядя в экраны терминалов, которые были изобретены всего одно поколение назад. Тонкие нюансы интонации голоса или микровыражения лица[541] теряются в этой новой форме коммуникаций. Физические контакты сведены к минимуму, и к этому, вероятно, нам предстоит привыкнуть. Но в конечном счете это изменит способ функционирования нашего Я под влиянием групп нового типа. Даже если это окажется не так, было бы разумно уделить внимание этой проблеме новых технологий, поскольку она обладает потенциалом, способным оказать глубокое воздействие на образ жизни людей.
В наши дни человек имеет возможность предопределять свое будущее на некоторое время. Человечество передает знания от одного поколения к другому благодаря языку и письменности. С развитием науки и цивилизации многие люди освободились от тягот враждебной среды обитания. Цивилизация позволила человечеству поддерживать слабейших, больных и старых. Такое положение дел было изменено технологическими новшествами. Современная медицина, способная обеспечивать заботу о здоровье, изменила правила игры. Конечно, естественный отбор всегда будет оставаться с нами, но мы используем науку, чтобы перехитрить его безжалостную выбраковку слабых.
Человеческое развитие все более уходит от правил естественного отбора в направлении законов наследственности, предложенных еще Жан-Батистом Ламарком (1744–1829). Идея этого французского биолога заключалась в том, что живой организм может измениться в процессе жизни (приспособившись к определенной окружающей среде) и передать эти полезные изменения своим потомкам.
Не вполне ясно, как мы будем продолжать свою эволюцию, но наука и технология выглядят безграничными в своей изобретательности, направленной на нарушение правил. Разумеется, наши технологии и коммуникации, связанные со Всемирной паутиной, навсегда изменят будущее человечества, хотя пока не ясно, каким образом. В одном можно быть уверенным – Паутина будет оказывать влияние на наше самовосприятие, поскольку мы все большую часть жизни проводим в виртуальном пространстве Сети, будучи членами виртуальных групп.
Не вполне ясно, как мы будем продолжать свою эволюцию, но наука и технология выглядят безграничными в своей изобретательности, направленной на нарушение правил.Я помню, когда Сеть только появилась. Осенью 1994 года я начал работать как приглашенный научный сотрудник в Массачусетском технологическом институте, в отделении науки о мозге и познании. Однажды я проверял электронную почту в компьютерном зале и услышал, как находившиеся там Зоубин Гхахрамани и Дэниэл Уолперт – два замечательных молодых ученых – восхищались Netscape, одним из первых веб-браузеров, который только что позволил вывести несколько графических файлов на терминал Зоубина. Интернет существовал уже несколько лет, давая возможность академикам и военным обмениваться электронной почтой, но разработка HTML (языка программирования для Интернета) впервые обеспечила возможность обмениваться чем-то помимо текста. Это была моя первая встреча со Всемирной паутиной. Прежде люди только начали посылать кому-то файлы с помощью электронной почты, но теперь каждый мог зайти и посмотреть определенные материалы на удаленном веб-сайте. Это было созданием чего-то стабильного в электронном мире, что другие могут прийти и посмотреть много времени спустя после того, как ты уйдешь. Фактически началась эра теперь уже виртуального знака, нацарапанного на электронной стене для того, чтобы его нашли другие. Будучи помешанными на компьютерах учеными, мы все тогда почувствовали полезность возможности удаленного доступа к информации, но я сомневаюсь, что кто-либо из нас полностью осознал его потенциальную силу.
Последовавший рост и распространение Паутины на жизнь каждого были ошеломительными для тех из нас, кто помнил доинтернетные дни. Мои дочери, например, уже не поймут этого, поскольку они росли вместе со стремительными изменениями ритма жизни и считают, что так было всегда. Я говорю своим собственным детям, что они живут в период важнейших изменений в человеческой цивилизации, что человечество находится в середине очередного великого эволюционного прыжка.
Подобного рода утверждения могут звучать как стремление к сенсационности. Они могут звучать ностальгически, поскольку порой мы тоскуем по прежним временам. Могут звучать даже как брюзгливое ворчание старика, который сокрушается: «Все было по-другому в наши дни». На самом деле каждое поколение, вероятно, думает так. Однако я не преувеличиваю значение сегодняшних перемен. Я думаю, что мы, сами того не осознавая, заходим на неизведанную территорию. И мы не должны этого бояться. Мы живем в очень интересное время.
