Анатолий Цирульников - Бамс!
Сказка шестая
Большой королевский бал
— Принц, — говорит папа, — а может быть, мы навестим твоих маму с папой, а то ведь они давно тебя не видели, соскучились…
— Точно, пора бы посмотреть на твое болото королевское, — замечает Зеленая.
— А бал будет? — спрашивает Юля.
— А то! — пищит Принц. — Мама с папой будут так рады.
— Только в ступе все не поместятся, — предупреждает Зеленая. — Полетим я, Принц и Юля.
— А Маша? — спрашивает Юля. — А папа? А Леший? А Водяной?
— Нет, — говорит Зеленая, — Леший и Водяной — своим ходом.
— А Кхе-кхе?
А, вот про кого мы забыли сказать. Это тоже интересный персонаж. Сидит такой маленький, как гриб, на пеньке и кхекает. Чего ни спросишь — «кхе-кхе». А сам ух какой: если кхекнет по-настоящему — гром и молния!
— Не, — говорит Зеленая. — Ступа не резиновая! Только я с Принцем и Юля с папой.
Ну, сели в ступу — крабле, бабле, бамс! — и полетели над бескрайними болотами.
— Зелененькая, это все твое?
— А то чье же?
— И это?
— И это, и то — всё мои владения.
— А кроме болота что-нибудь еще есть?
— Соседнее болото.
— А кто в нем живет?
— Сестра моя двоюродная.
— Тоже Зелененькая?
— Нет, Синенькая.
Летели они так, летели, и вдруг болото кончилось. И пошли леса с блюдцами озер, а потом извилистые, как змейка, реки и горы — молодые, как будто новорожденные, и старые, как горб верблюда, — а потом равнины, поля без края. А потом блеснуло что-то и стало придвигаться все ближе, ближе, и оказалось, что оно тоже без края…
— О, какое болото красивое! — удивилась Зеленая.
— Что ты, это не болото, — сказала Маша, — это море…
— Ну да, — не согласилась Зеленая, — то же самое болото, просто воды много…
Тут все увидели большой остров и на нем Замок, состоящий из множества башен и теремков.
— Вот мое королевство! — закричал Принц.
— Ишь ты, — сказала Зеленая, и мы приземлились прямо у городских ворот.
Стали стучать. «Кто там?» — строго, как положено, спросила стража. Но узнав, что это сам Принц, подпрыгнула от радости и побежала докладывать королю с королевой.
Те, плача от счастья, заключили Принца в объятия и долго не отпускали.
Потом Принц представил своих друзей.
— Ну, Юлю и Машу я знаю, — сказал король этого королевства (давайте назовем его королевством свободы и самоопределения), очень добрый и любящий детей человек с седой шевелюрой, похожий на моего друга, знаменитого школьного директора Александра Тубельского. — А принцессу Зеленую со свитой (сзади стояли Леший с компанией, переместившиеся с помощью волшебной палочки) рад приветствовать. Будьте нашими дорогими гостями. — И король вежливо поклонился. А мама-королева перецеловалась со всеми и лично отвела каждого в приготовленные для него покои.
Посидели по-домашнему, с заморской икрой, диковинными фруктами и восточными сладостями. Король с королевой оставили гостей отдохнуть перед вечерним балом, который здесь очень любили.
— Да… — сказала Зеленая Принцу, — не ожидала я, что у тебя такое королевство. Что ж ты, дурачком, выходит, прикидывался?
— Конечно, — сказал Принц совершенно серьезным голосом, — тебе хотел подыграть.
— Так ты что, не дурак? И с Красной Шапочкой тоже нарочно дурака валял?
— Как тебе сказать… — неопределенно ответил Принц. (А может быть, Зеленой этот разговор приснился.)
Вечером давали салют из пушек. Небо над королевством было расцвечено изумительными волшебными узорами. Гремело десять оркестров, которые одновременно исполняли марш, вальс, мазурку, менуэт, польку, рок-н-ролл, танго, ча-ча-ча, танец маленьких лебедей и гимн королевства, но, как ни странно, не мешали друг другу. Они вели между собой разговор, играя то громче, словно приближаясь, то тише, как будто удаляясь. Мелодии сливались в какой-то фантастический гимн. Юля была в чудесном розовом платье.
— Нет, в голубом, — поправила рассказчика Юля.
— Хорошо, в голубом.
— Ив золотых туфельках, не забудь.
— Да, конечно, и в золотых туфельках. А Маша — в розовом и серебряных.
— А Зеленая?
— А Зеленая была в зеленом платье. Она распустила свои зеленые волосы, в которых так волшебно и удивительно мерцали болотные огоньки. И принцы из разных царств и королевств, приглашенные на бал, беспрерывно танцевали с Юлей, и с Машей, и с Зеленой… Ах, как это было замечательно!
Внимательно слушавшая сказку маленькая принцесса благосклонно улыбнулась, однако заметила: «Расскажи про принца, который танцевал с Юлей…»
Признаться, я сам не знаю, во что выльются эти истории, пришедшие неизвестно откуда. Куда направляются герои книжки?.. Одно утешение — идут, значит, живые. К тому же мы не первые, кто задается этим вопросом.
— Куда мне отсюда идти?
— А куда ты хочешь попасть?
— А мне все равно, только бы попасть куда-нибудь.
— Тогда все равно, куда идти. Куда-нибудь ты обязательно попадешь. Нужно только долго идти и никуда не сворачивать.
Светило математической науки и автор серьезных научных трудов Чарльз Лютвидж Доджсон не мог позволить себе публиковать под своим именем легкомысленные произведения. Поэтому появился Льюис Кэрролл.
Но как это случилось? Для ответа не нужны биографы, Чарльз обо всем рассказывает сам.
…1 июля 1862 года Доджсон прогуливался в верховьях Темзы с детьми своего коллеги Генри Джорджа Лидделла и по просьбе одной из его дочерей — девятилетней Элис Лидделл, любимицы писателя, — рассказал им придуманную на ходу историю о приключениях маленькой девочки в Подземной стране, куда она попала, провалившись в нору Белого Кролика. Элис, ставшая героиней этой импровизации, попросила ее записать. Этим Доджсон занимался в течение нескольких месяцев. На Рождество он подарил Алисе рукописный вариант сказки. Потом, по совету друзей, Доджсон переделал книгу для более широкого круга читателей, добавив туда еще несколько историй, рассказанных знакомым детям. В результате в 1865 году выходит в свет «Алиса в стране чудес» — знаменитая книга-загадка, полюбившаяся многим поколениям…
Меня не оставляет в покое эта легкомысленная, простая до странности ситуация: стоит только изложить на бумаге выдумку, сорвавшуюся с языка, и сказка готова. Взрослая литература так, по-моему, не делается. Тут не обязателен живой контакт автора со слушателем. Во всяком случае, сочинитель обычно не рассказывает будущему читателю смешных и страшных историй, а тот не просит их записать. Между тем детская литература зачастую возникает из «абракадабры», устных историй, которые как бы ненароком, без далеко идущих творческих намерений, взрослый рассказывает совершенно конкретному ребенку. А тот дополняет, уточняет (и запоминает) услышанное от взрослого (обеспечивая «опытно-экспериментальную проверку»). А стечение обстоятельств заставляет рассказчика перенести выдумку на бумагу и стать писателем. Вот она, закономерность.
Ну, конечно, не всякий рассказчик через это проходит. И не всякая выдумка годится для сказки. Но все же, все же…
«Все любопытственнее и любопытственнее».
Что за человек был этот доктор Доджсон? У некоторых биографов он предстает совершеннейшим чудаком. Поселился в небольшом доме с башенками и стал достопримечательностью Оксфорда, где преподавал. Отличался странной внешностью: «легкая асимметрия лица, один глаз несколько выше другого, уголки рта подвернуты — один вниз, другой вверх». Говорили, что он левша, которого в детстве вынудили писать правой рукой. Точно известно, что Доджсон был глух на одно ухо и сильно заикался (но будто бы в компании детей заикание проходило). Знакомств избегал. Часами гулял в одиночестве. Тяготился преподавательской рутиной (читал лекции студентам отрывистым, ровным, безжизненным тоном). Страдал бессонницей. По ночам, чтобы чем-то занять себя, придумывал математические головоломки и решал их в темноте. Постоянно что-то изобретал. Шахматы для путешественников, где фигуры держались на доске с помощью маленьких выступов; приспособление, чтобы писать в темноте, названное им «никтограф»; бесчисленные игрушки и сюрпризы; заменитель клея; способы проверки деления чисел на 17 и 13 и прочее, прочее…
Страстным увлечением всей его жизни была фотография. Он снимал знаменитостей: поэта Теннисона, великую актрису Эллен Терри, физика Фарадея… Но больше всего Чарльз Лютвидж Доджсон любил запечатлевать на пленке детей, общество которых предпочитал компании взрослых. Недаром он признан лучшим из детских фотографов XIX века. Сохранились фотоснимки Элис-Алисы, по просьбе которой была написана ставшая бестселлером книга. На фотографии 1859 года мы видим золотистый июльский полдень. Алисе семь лет. Она, босая и в шутку одетая как попрошайка, стоит у стены, поставив одну ногу на ее выступ. В фотостудию Доджсона на верхнем этаже его дома вела дубовая лестница. Элис Лидделл на склоне лет вспомнила: «Гораздо интереснее, чем фотографироваться, было получить доступ в темную комнату и смотреть, как он проявляет большие стеклянные пластины…»
