Ятка Денисова - Приданое для дочери. Всё, что ты узнаешь, когда станешь совсем взрослой…
Через два месяца нашей увлекательной дружбы мы начали другие отношения. Оглядываясь назад, я понимаю, что по-другому и быть не могло. Мы сутками находились вместе, образовав плодотворный творческий тандем, у нас была общая цель, и у нас все получалось. Возможно, мы бы так и не расстались – очень много у нас общего, включая планы на жизнь, – но так вышло, и это немного другая история. Когда будем ворчливыми стариками, обязательно встретимся и спокойно, без эмоций, попытаемся выяснить, почему так произошло.
После интимных отношений вернуться к дружбе очень сложно. Особенно, если у вас были какие-либо серьезные разногласия. Дружба после близких отношений – большая редкость. Очень жаль, что так происходит, ведь человек не перестает быть тебе интересным. Хотя бывают исключения, и с Арсением мы пытаемся общаться, но чувствуется, что нет той искренности и воодушевления, которые были в начале наших отношений, и все наши попытки поговорить заходят в тупик. Он предпочитает называть это происками мистических сил.
Любовь все расставит по местам
– Почему Вы не хотите сделать меня счастливым?
– Хорошо. Я не смогу жить, если не сделаю этого… Я обещаю: никаких отказов… Никаких сожалений.
Шодерло де Лакло. «Опасные связи»Мы все настолько похожи, что готовы как чужака изгнать из общества человека, который всего лишь выкрасил волосы в необычный цвет. Физиологически мы клоны друг друга (генетическая информация, заложенная в нас, совпадает на 99 %), и лишь на поверхности имеются неявные различия, например, в форме носа или цвете глаз. Да и эти немногие различия поддаются корректировке при особом желании и зависят от климатических и прочих условий существования.
Несмотря на это, мы умудряемся делать выбор. У нас есть предпочтения. Часто разные партнеры, которые были у нас на протяжении жизни, похожи друг на друга внешне или имеют достаточно выразительное сходство в чертах характера. И если немного подумать и повспоминать, то найдется источник (или несколько источников) этих предпочтений, который, как правило, находится в детстве или в ранней юности. Я нашла такой источник.
Я влюбилась в Джона Малковича с первых же секунд его появления в американской экранизации «Опасных связей». Тогда мне было тринадцать или около того. Ему было около тридцати, в фильме на нем был шитый золотом камзол, припудренный парик, и он смотрел на меня с экрана пронзительным взглядом, характер которого объяснить я не могла, но и оторваться от него тоже. Меня завораживала не столько глубокая и драматичная интрига фильма, сколько поведение главного героя, его неоднозначность, харизма, защитная маска, склеенная из скуки, тщеславия, праздности и страха перед собственными чувствами, которую хотелось сорвать, и вместе тем… наслаждаться игрой… Подобно мадам де Турвель, я ждала победы любви над гордыней и злом, и любовь все-таки блеснула в глазах Вальмона, правда, для этого ему пришлось умереть.
Этот фильм до сих пор не выходит у меня из головы. Годами я носила в себе образ Вальмона, нанизывая на него своих потенциальных и реальных мужчин, как на шпагу, и мы (я и мужчины такого типа) друг другу ужасно нравились. У меня сложился некий сексуальный архетип – образ мужчины, вернее, мужской маски, которая будила во мне интерес. И в моем сознании появился образ отношений, который в дальнейшем я успешно использовала. Долгое время фокус моего внимания был направлен на подобных мужчин, других я просто не замечала. Из всех возможных поклонников я постоянно выбирала или получала самого надломленного, расчетливого, харизматичного, жесткого в обращении с женщинами, эгоистичного негодяя, только без парика и наследства. И я, подобно героине Мишель Пфайфер, которая пыталась отогреть холодное сердце Вальмона своей нежностью и любовью, верила в то, что все можно изменить. Но ничего не менялось, все оставались живы, и приходилось расставаться.
Есть и другие образы, которые определили мой интерес к мужчинам того или иного типа. Иногда случалось, что последний партнер становился самостоятельным архетипом, и я уже спонтанно искала кого-то похожего на него.
В большинстве случаев самые сильные архетипы закладываются в раннем возрасте. Основное представление о том, кто такой «мужчина», и как он может вести себя по отношению к тебе, складывается под влиянием мужчин, которые были близки тебе в детстве. Кто-то, пройдя через бурный период кумирства, будет искать в мужчинах свою недосягаемую «звезду», кто-то переживет неразделенную страсть и будет жаждать ее утоления в других, похожих на объект страсти, людях. Полагаю, именно так мы программируем наши предпочтения в будущем. Мы усваиваем какие-то схемы, и они работают. Не бывает случайностей, все предопределено этими схемами и моделями. Поэтому так важно, чтобы у маленькой девочки перед глазами были примеры достойных мужчин, которые любили бы ее безусловно и заботились о ней. Когда она вырастает, она пользуется этими моделями отношений. Я очень боюсь, что не смогла окружить тебя такими мужчинами. И поэтому сейчас я пытаюсь что-то исправить. Все можно изменить. Прости меня.
У мужчин, вероятно, такая же ситуация. Я знаю одного человека, который был женат четыре раза (и неизвестно, сколько он еще будет этим заниматься), и все четыре жены были похожи друг на друга, как близнецы, – высокие, стройные, голубоглазые, светловолосые. Самое интересное то, что он разводился буквально сразу по достижении ими полного совершеннолетия, то есть на момент свадьбы его супругам было 17–18 лет, а в 21 они уже благополучно получали развод, как правило, вместе с алиментами. Каждую из жен он по-своему любил, но, мне кажется, что не их самих, а маску белокурой сказочной принцессы, которую они носили до тех пор, пока не рождались дети или пока они просто не становились «слишком взрослыми». Он и сам до сих пор никак не повзрослеет.
…У меня всегда было смутное ощущение, что все мы одинаковые. Не снаружи, но внутри. Наши маски пестрят невиданным разнообразием, и мы с удовольствием меняем их по несколько раз на дню. Однако я заметила, что, находясь в определенном состоянии, можно сказать, в состоянии относительной «отключки» от сознания, люди ведут себя одинаково. Как будто все они – одно и то же существо, которое просто притворяется разными персонажами. В сущности, это действительно так. Когда слетают маски, остаются лишь инстинкты, которые честны, предсказуемы, одинаковы. Это наша природа. Все, что сверху них, – ложь, игра, маскарад…
Осознав это, я поняла, что Он – настоящий – всегда был со мной. Каждый раз, волей своих представлений и желаний, я надевала на него разные обличья, и Он являлся ко мне таким, каким я хотела его видеть, – недосягаемым, добрым, светлым, неверным, жестоким, теплым, искренним, нежным, отстраненным, заботливым, равнодушным…, но внутри, под каждой личиной, всегда был Он. Я искала его, а Он всегда, все это время, был со мной!
Изначальный мужчина. Он был со мной изначально.
И тогда этот беспокойный поиск закончился. Моя «половина», мужское начало, мой Адам всегда был рядом. В разных лицах, в костюмах, в которые я облекала его. Это придало мне уверенности. Ушла потребность менять мужчин в поисках лучшего. Прошла эта заноза в теле, что вот… жизнь идет, а я до сих пор Его не встретила. Вообще, все стало проще.
Много воды утекло, прежде чем я поняла, что мужчина, который рядом со мной, – это мое мужское начало, вытесненное «моей женщиной» в пределы видимости. Сначала он был совсем «незрелым». И его поступки причиняли мне боль, потому что незрелой была я сама. Со временем «моя Ева» росла, изменялась, изменялся и «мой Адам». Он соответствовал ей, становился сильнее, мужественнее, все отчетливее проявлялись в нем чисто мужские качества: желание защищать, оберегать меня, потребность заботиться обо мне… Я видела перед собой этих мужчин. Они появлялись из ниоткуда или обнаруживались в хорошо знакомых мне людях. Они менялись на моих глазах, приобретая черты «моего зрелого Адама».
Но все равно что-то было не так. Мы испытывали взаимную симпатию, нас тянуло друг к другу, но, соприкоснувшись, мы буквально сталкивались лбами. Или обстоятельства разводили нас в разные стороны. Отношения становились невозможными. Точнее, каждые новые отношения с самого начала виделись мне невозможными. И я сознательно шла на эти отношения, зная, что будущего в них нет. Обе мои половинки не могли соединиться. Во мне прочно укоренились жесткие «приговоры» против себя самой. Они шли извне, из общества, частью которого я была, и я буквально впитала их с молоком матери. Эти убеждения программировали мое поведение, и я не видела альтернативы созданной реальности. Мир, который мне грезился, был жесток к моим «недостаткам». Все это рождало неуверенность в себе тогда, когда я пыталась открыться перед человеком, который мне соответствовал. И я начинала играть в дурацкие игры, пытаясь спрятать этот страх. Получалось неестественно, глупо. И я сдавалась.
