Джей Хейли - Что такое психотерапия
Я сказал доктору X., что ему нужно буквально воспринимать метафору Реджинальда. И он это сделал, спросив у Реджинальда, что бы с ним было, если бы ему помогли стать нормальным. Он ответил, что, наверное, его бы посадили в тюрьму за убийство. Терапевт сказал, что в таком случае терапия невозможна, так как он, как терапевт, ставит перед собой именно эту цель — вернуть Реджинальда к норме. «Ты проделаешь большую работу, — сказал ему доктор X., — за год или около того ты достигнешь серьезных улучшений, а потом тебя отправят в тюрьму». Доктор X. сказал Реджинальду, что он не хотел бы, чтобы вся его работа пошла прахом, когда Реджинальда отправят в тюрьму за убийство. «Может быть, вместо того, чтобы всем этим заниматься, тебе лучше прямо сейчас сдаться полиции, — сказал доктор X. — Отбудь свой срок и найди работу. Если арест действительно неизбежен, то именно это тебе и нужно сделать».
Реджинальд задумался, поставил локти на колени и стиснул руки, как он всегда делал, когда хотел, чтобы они не дрожали. «Ну, у меня есть направление на работу, — сказал он, — и я собираюсь ее получить, если смогу». Он объяснил, что на программе трудовой реабилитации ему предложили работу. «Я не собираюсь сдаваться сам, — сказал он. — Если они хотят, пусть придут и заберут меня. Они знают, где я живу. Если они не захотят, они оставят меня в покое. Мне, черт побери, без разницы».
Терапевт настаивал: «Нет, я предлагаю тебе сдаться самому. Мне будет больно видеть, как тебя посадят в тюрьму как раз в тот момент, когда ты станешь нормальным. Как ты сказал, ты пойдешь на работу, станешь там продвигаться по службе, а потом — бац, и тебя сажают в тюрьму».
«Вы думаете, это на самом деле случится?» — спросил Реджинальд.
«Ты сам это сказал. Если ты станешь нормальным, это обязательно случится».
Реджинальд задумался и снова сказал, что не хочет попасть в тюрьму как раз тогда, когда он уже готов получить работу. Доктор X. повторил свои рекомендации. Он сказал: «Во многих отношениях ты нормален, но у тебя все еще есть эти мысли об убийстве. Давай договоримся, что если эти мысли снова будут тебя беспокоить, ты пойдешь и сдашься сам и облегчишь свою душу».
«Ладно», — с сомнением сказал Реджинальд.
Супервизор, наблюдая все это через зеркало, все больше изумлялся, почему Реджинальд продолжает «доставать» терапевта своими бреднями об убийстве. Семейная ситуация к этому времени улучшилась настолько, что у молодого человека, казалось бы, больше не было необходимости оставаться сумасшедшим, он осваивал ремесло, и ему уже предложили серьезную работу. Он завел нескольких друзей и даже стал делать упражнения, чтобы улучшить физическую форму. И все же он продолжал снова и снова говорить об убийстве и людях в черной машине. Удивляло и то, почему доктор X. был столь терпелив и, несмотря на испытываемую скуку, так внимательно слушал эти многократно повторяющиеся разговоры об убийстве. Годами, час за часом он слушал эти стереотипные фразы. Естественно, супервизор начал думать, что все это не было результатом расстройства мышления, а было осмысленной коммуникацией, тайной.
Супервизор вызвал доктора X. из кабинета, чтобы обсудить с ним эту загадку: почему молодой человек продолжает вести разговоры об убийстве? Терапевт тоже был в недоумении. «Скажите, — спросил супервизор, — кто лечил Реджинальда, когда он приобрел позднюю дискинезию?» «Я лечил, — ответил доктор X. — Его лечение было частью экспериментальной фармакологической программы, и у него развилась дискинезия. Вот почему я вел с ним терапию последние три года… потому что я чувствую себя очень виноватым».
Супервизор нашел ключ к разгадке. Ему вспомнилась другая ситуация, когда пациент и врач завязли в борьбе, которую никак не могли прекратить. Типичная ситуация: пациента лечили от болей, и он привык к обезболивающим. Когда физиологические причины боли уже устранены, врач, раздраженный этой зависимостью и полный чувства вины, пытается лишить пациента лекарств. Злясь на врача из-за зависимости, пациент продолжает испытывать боль. Иногда такие пациенты ходят от врача к врачу, собирая с них рецепты на обезболивающие для своих истерических болей и намекая медицинскому сообществу, что их врач не только не вылечил их, но и сформировал зависимость от лекарств.
Супервизор сказал доктору X., что с этической точки зрения он должен извиниться перед Реджинальдом, поскольку нанес вред своим лечением. Возможно, Реджинальд не позволял ему вылечить свой бред об убийстве, пытаясь отплатить ему за то, что он вызвал у него позднюю дискинезию. Решение казалось очевидным. «Вам нужно пойти и извиниться перед ним, — сказал супервизор. — Вы согласны?»
Терапевт согласился извиниться перед молодым человеком за нанесенный три года назад вред. Он вернулся в терапевтический кабинет, но при выполнении этого намерения у него возникли трудности. Он сказал Реджинальду, что он очень хорошо продвигается, а затем произнес: «Знаешь, иногда с теми, кто имеет такие же проблемы, как ты, мы проводим другую терапию. Мы иногда используем и препараты… лекарства».
«Да», — сказал Реджинальд.
«Мы когда-то уже говорили о побочных эффектах, которые у тебя возникли».
«Да».
После долгой паузы Доктор X. сказал: «Знаешь, ты очень стараешься, и все же у тебя поздняя дискинезия. Это очень горько — иметь ее».
«Да».
«Несколько лет я встречался с тобой по разным поводам. В первый раз я осматривал тебя, когда ты лежал в госпитале и мы давали тебе галоперидол».
«Да».
«И тогда он вроде бы очень хорошо на тебя действовал».
«Угу».
«Когда тебя госпитализировали во второй раз, я слова тебя лечил. Мы использовали новое лекарство».
«Ммм».
«У тебя от него было много побочных эффектов, насколько я помню. Ну, там, хождение туда-сюда и все такое».
«Я не помню», — ответил юноша.
«Да, зато я помню, — грустно заметил терапевт. — Я помню».
«Ладно».
«Знаешь, врачу… иногда мы думаем, что делаем что-то для пользы пациента, а это оборачивается вредом. — Вздохнув, терапевт продолжил: — Дело в том, что я чувствую себя ужасно. Я ужасно себя чувствую из-за тебя. Из-за того, что у тебя эти побочные эффекты».
«Я не замечаю никаких побочных эффектов, правда», — мягко сказал юноша.
«У тебя — это непроизвольные движения рук и губ. Когда ты об этом вспоминаешь, ты можешь их контролировать, но ты, наверное, замечал, что когда ты занят чем-то другим, руки у тебя начинают двигаться, и ты начинаешь делать такие движения губами. Мне очень плохо из-за этого, мне лично».
«Почему вам лично должно быть из-за этого плохо?»
«Ну, я ведь давал тебе что-то и считал, что это тебе поможет».
«Тогда помогало».
«Да, но потом появились эти побочные эффекты. — После паузы доктор X. сказал: — Дело в том, что это случилось с тобой».
«Да, — сказал Реджинальд грустно, — случилось. Это уж точно».
«Что ты об этом думаешь?»
Помолчав, Реджинальд сказал: «Теперь уже ничего нельзя сделать. Вы не можете ничего изменить. Все уже случилось. К сожалению, Бог уже ничего не может сделать. Я думаю, вы могли бы сказать, что некоторые вещи нельзя исправить».
«Да, — сказал терапевт, — сейчас уже ничего не исправишь. И я не знаю — никто не может сказать, что будет потом».
Реджинальд заговорил о другом. До этого он рассказывал, что его немощным родителям трудно приезжать в госпиталь на сеансы. Теперь он сказал, что считает, его родителям больше не следует приходить регулярно. Он сказал: «Мне кажется, что мы можем еще раз встретиться здесь с моей матерью втроем и закончить на этом семейную терапию. Я думаю, что сам я тоже перестану с вами встречаться, если со мной все будет в порядке. — Помолчав, он продолжил: — Потому что на самом деле я считаю, что вы уже сделали все, что действительно могли для меня сделать. Я не думаю, что вы можете сделать что-то еще. Вы помогли мне вернуться туда, где я могу снова жить самостоятельной жизнью».
Перед терапевтом встала дилемма. Конечно же, он знал, что когда пациент хочет стать независимым и больше не нуждается в терапии — это хорошо, но он сомневался в причинах этого желания. Это желание могло означать, что Реджинальд считает попытки доктора достичь с ним еще каких-то результатов безнадежными и просит таким образом доктора подтвердить его выводы. Доктора X. это сильно беспокоило. Затем позвонил супервизор и дал совет, после чего доктор X. сказал Реджинальду: «Я не могу тебя так легко отпустить. И не могу так просто отпустить твою семью. Действительно, сейчас у тебя все хорошо, но я не хочу прекращать терапию, пока не увижу, что ты полностью вернулся к норме».
«Да, — сказал Реджинальд, — я считаю, что у меня все прекрасно. Я чувствую себя очень хорошо. Я уже не так часто думаю об убийстве. Время от времени, иногда очень долго не думаю об этом. Я стараюсь не позволять мыслям беспокоить меня. Ну, знаете, я стараюсь чем-то заняться».
