Абрахам Маслоу - По направлению к психологии бытия
Перед очень важной экзистенциальной проблемой ставит нас тот факт, что самоосуществляющиеся люди (и все люди во время пиковых переживаний) периодически выходят за пределы времени и пространства, хотя большую часть своей жизни они вынуждены пребывать во внешнем мире. Жизнь во внутреннем психическом мире (в котором господствуют психические законы, а не законы внешней реальности), то есть в мире ощущений, эмоций, желаний, страхов, надежд, любви, поэзии, искусства и фантазии, отличается от жизни в не-психической реальности (и адаптации к ней), в которой господствуют законы, в создании которых человек не принимал никакого участия и которые не соответствуют его природе, хотя он и вынужден им подчиняться. (В конце концов, он мог бы жить в других мирах, о чем знают поклонники научной фантастики.) Человек, который не боится этого внутреннего, психического мира, может получать от него такое наслаждение, что этот мир можно назвать Раем — в противоположность утомляющему, требующему больше усилий и ответственности внешнему миру «реалий», устремлений и приспособленчества, правильных и неправильных поступков, истины и лжи. Это верно, несмотря на то, что более здоровый человек может более легко приспосабливаться и к «реальному» миру, получать от него больше удовольствия и отличаться "лучшими показателями", то есть он не путает этот мир со своим внутренним психическим миром.
Сейчас представляется ясным, что смешение внутренней и внешней реальностей или стремление оградить себя от ощущений — чрезвычайно патологические явления. Здоровый человек способен включать в свою жизнь обе эти реальности, и потому ему не надо отказываться от какой-то одной из них. Он способен по своей воле погружаться то в одну, то в другую реальность. Разница между ним и средним человеком такая же, как между человеком, который может поселиться на время в гетто, и человеком, который вынужден жить там постоянно. (Любой из этих двух миров представляет собой гетто, если человек не может его покинуть.) И вот парадокс — то, что было болезненным, патологическим и «низменным», становится частью самого здорового и «возвышенного» аспекта человеческой природы. Погружение в «безумие» пугает только того, кто не до конца уверен в своей нормальности. Образование должно помочь человеку научиться жить в обоих мирах.
Вышеприведенные мысли предполагают иное понимание роли действия в психологии. Целенаправленное, мотивированное, порожденное стремлением приспособиться и удовлетворить потребности действие является аспектом или побочным продуктом необходимого взаимодействия между psyche и не-психическим миром.
(а) Удовлетворение обусловленных дефицитом потребностей происходит во внешнем по отношению к индивиду мире, а не внутри человека. Стало быть, адаптация к этому миру необходима, то есть необходимо чувствовать реальность, знать природу этого мира, уметь отличать этот мир от мира внутреннего, знать природу людей и общества, уметь откладывать удовлетворение потребности, уметь скрывать слабые места, знать, что в этом мире способствует удовлетворению потребностей, а что представляет собой опасность или совершенно бесполезно для удовлетворения потребностей, знать одобренные и дозволенные цивилизацией пути и способы удовлетворения потребностей.
(б) Мир сам по себе интересен и завораживающе красив. Изучение его, манипулирование им, игра с ним, созерцание его, получение от него удовольствия — все это мотивированные потребностями (познавательными, двигательными, эстетическими) виды действия.
Но есть также действие, которое очень мало связано с миром или вообще не имеет с ним ничего общего, по крайней мере, поначалу. Чистое выражение природы, состояния, или сил (Funktionlust) организма есть выражение Бытия, а не стремления (24). А созерцание и наслаждение внутренней жизнью — это и своего рода «действие», и антитеза действию в мире, то есть они приводят к покою и прекращению мускульной деятельности. Умение ждать это особый случай способности прерывать действие.
От Фрейда мы узнали, что прошлое существует в человеке в настоящий момент. Теперь, с помощью теории развития и самоактуализации, мы должны понять, что будущее тоже существует в человеке в настоящий момент: в форме идеалов, надежд, обязанностей, задач, планов, целей, неосуществленных возможностей, призвания, судьбы, рока и т. п. Тот, для кого будущего не существует, обречен на обыденность, безнадежность, пустоту. Он вынужден постоянно жить «свершившимся». Когда утрачивается стремление, — обычный организатор большинства видов деятельности, — человек оказывается неорганизованным и расколотым.
Разумеется, тот, кто пребывает в состоянии Бытия, не нуждается в будущем, потому что оно уже присутствует в нем. Тогда Становление на какое-то время прекращается и по его векселям можно получить самое большое богатство, то есть пиковые переживания, в ходе которых исчезает время и исполняются мечты.
Приложение I
СООТВЕТСТВУЮТ ЛИ НАШИ ПУБЛИКАЦИИ И ДОКЛАДЫ ПСИХОЛОГИИ ЛИЧНОСТИ?
Эти неофициальные заметки были прочитаны мною как официальный доклад на собрании памяти Карен Хорни, организованном Ассоциацией за развитие психоанализа, 5 октября, 1960 г. Они включены в эту книгу в том виде, в каком они были прочитаны на этом собрании, потому что они соответствуют одной из ее тем ("Задачи на будущее").
Несколько недель тому назад я внезапно понял, каким образом я могу объединить некоторые аспекты гештальтпсихологии с моей психологией здоровья и развития. Одна за другой сами собой разрешились проблемы, терзавшие меня на протяжении многих лет. Это был типичный пример пикового переживания, только более продолжительного, чем обычно. После главного приступа шум битвы слышался еще несколько дней, по мере того, как мне в голову приходили все новые выводы, которые можно было сделать на основании первоначального озарения. Поскольку я имею привычку "думать в письменном виде", то я все это перенес на бумагу. Тогда у меня появилось искушение выкинуть в корзину тот несколько академичный доклад, который я подготовил к этому собранию. Ведь мне удалось ухватить за хвост реальное, живое пиковое переживание, которое являлось прекрасной ("цветной") иллюстрацией тех мыслей, которые у меня были по поводу острого или мощного "ощущения своей самобытности".
И все же именно потому, что оно было весьма необычным и очень личным, я ощутил полное нежелание говорить о нем и не собираюсь этого делать.
Однако, проанализировав это свое нежелание, я осознал несколько вещей, о которых я хочу поговорить. Понимание того, что такого рода работа не годится ни для публикации, ни для прочтения на конференции или собрании, заставило меня задаться вопросом: "А почему?" Что такого есть в научных журналах и встречах интеллектуалов, что делает «неуместными» определенные частные истины и стили их выражения?
Так вот, ответ на этот вопрос вполне уместен на нашей сегодняшней встрече. На этой встрече мы пытаемся нащупать подход к феноменологическому, чувственному, экзистенциальному, идеографическому, частному, предельно личному; но мне стало ясно, что мы пытаемся сделать это по стандартной интеллектуальной схеме, совершенно для этого непригодной, жесткой, и я бы даже сказал жестокой.
Наши журналы, книги и конференции годятся, прежде всего, для общения и обсуждения того, что рационально, абстрактно, логично, общезначимо, безличностно, узаконено, воспроизводимо, объективно, неэмоционально. То есть они утверждают все те вещи, которые мы, "психологи личности", стараемся изменить. Иначе говоря, они уводят нас в сторону. В результате мы, терапевты и исследователи Я, по-прежнему вынуждены подчиняться академической привычке говорить о наших ощущениях и об ощущениях наших пациентов в той же манере, в какой мы рассказывали бы о бактериях, о луне или о белых крысах, предполагая разделение на субъект и объект, предполагая собственную отстраненность, отдаленность и невовлеченность, предполагая, что нас (и объекты восприятия) не трогает и не меняет сам акт наблюдения, предполагая, что мы можем отделить «Я» от «Ты», предполагая, что все наблюдение, мышление, выражение и общение может быть только хладнокровным и неэмоциональным, предполагая, что эмоция может только повредить познанию, и т. п.
Короче говоря, мы продолжаем пытаться использовать каноны и пути безличностной науки в нашей личностной науке, но я убежден, что это не сработает. Кроме того, теперь мне абсолютно ясно, что научная революция, к разжиганию которой некоторые из нас имеют отношение (конструируя достаточно объемную философию науки, чтобы она могла включить в себя чувственное знание), должна распространиться и на способы интеллектуального общения (262).
Мы должны сделать явным то, с чем мы согласны втайне, что мы глубоко ощущаем в нашей работе и что приходит к нам из глубин личности, то что мы иногда соединяем с объектом нашего исследования, а не отделяем от него, с чем мы, как правило, тесно связаны и чем мы должны быть, если только наша работа не является сплошным обманом. Мы также должны честно принять и откровенно выразить ту глубокую истину, что большая часть нашей «объективной» работы одновременно является и субъективной, что наш внешний мир зачастую изморфен нашему внутреннему миру, что «внешние» проблемы, которые мы пытаемся решить "научным путем", зачастую являются также нашими внутренними проблемами и что наше решение этих проблем является, в принципе, самотерапией в широком смысле этого слова.
