Джеймс Холлис - Обретение смысла во второй половине жизни. Как наконец стать по-настоящему взрослым
Нэшу понятны мимолетность жизни, недолговечность красоты и то, как прилив и отлив приходят к каждому в должный срок. Он, а также и большинство его современников нередко находили утешение в вере в Бога на небесах и в обещании загробной жизни. Для кого-то вера и до сих пор остается живой, однако для многих и многих людей, живущих в нашу эпоху, обещания райского сада на небесах давно уже потеряли свою привлекательность.
Вместо этого попытки облегчить общее наше человеческое состояние переместились теперь к фантазии, что с помощью витаминов, медицинских процедур, косметической хирургии, правильного мышления и образа жизни можно продлить жизнь, избежать старения и, может быть, в один прекрасный день вообще победить смерть, скажем прибегнув к клонированию или к чему-то подобному. Конечно же, никто из нас – и я в том числе – не станет отрицать того огромного вклада в качество жизни, что стал возможен благодаря улучшению питания и медицинского обслуживания. И все же увлеченность подобными фантазиями в долгосрочной перспективе лишь усиливает отчуждение от естественного процесса смены жизненных возрастов и, что хуже всего, уводит от прозрений, мгновений просветления сознания, возможных в недолгое время нашего пребывания на этой земле.
Не исключаю, что читателю покажется странным, как можно рассуждать о том, что, скажем, крепкое здоровье представляет собой «фантазию», которая, будучи мощно заряжена психологической энергией, в действительности способна отвлекать от глубины и достоинства путешествия. Я ничего не имею против крепкого здоровья или долгой жизни. Я лишь возражаю против тех путей, которыми эти увлеченности уводят все дальше от естественного течения жизни, что, согласитесь, едва ли пойдет кому-то на пользу. Называя их фантазиями, я совсем не имею в виду, что они не имеют под собой никакой почвы – просто они потребуют немалых вложений, чтобы в конечном итоге оставить нас с пустыми руками. Фантазия – это образ, в который мы сделали вложение, и, как бы ни был долог срок фантазии, она лишь увлекает или отвлекает сознание. В таком случае стоит обратить внимание на то, какие образы получают вложение нашей души, чтобы не оказалось однажды, что мы утратили свои вложения, не получив практически никакой для себя пользы. Почаще размышлять о непрочности судьбы, не впадая при этом в нездоровую впечатлительность, – вот что поможет помнить и о том, что действительно имеет вес в жизни, что по-настоящему значимо и без чего можно обойтись. По своему опыту знаю, что люди, воспринимающие мысли о старости и смерти хуже остальных, – те, кто боятся, что не жили как следует этой жизнью, что их не было здесь, иначе говоря, в той жизни, к которой были призваны. Те, кого больше всего беспокоит вопрос собственной внешности, как правило, упорнее всего противятся задаче поиска внутреннего авторитета, так как продолжают искать одобрения во внешнем мире.
Спутник этой фантазии выхода за пределы неизбежных реальностей существования – вполне объяснимое желание избежать того, что я называю «душевными омутами», тех мрачных мест, куда так часто наши судьба, удача и наша психе заводят нас. И тут уж никакое правильное мышление или правильный образ жизни не убережет от посещения этих мест. «Нью-эйдж», так называемое «мышление нового века», смог просочиться и в сознание массовой публики, но то, что предлагается этим философским ширпотребом, представляет собой соблазнительные, но не имеющие основательной базы духовные практики, стремящиеся обойти вопрос о страдании. Они, не отрицая существования омутов, открыто или неявно намекают на знание обходных путей, популяризуют всевозможных гуру, навязывающих упрощенческие решения, и уводят от мысли о страдании, в котором, как в горне, закаляется сознание. Они поощряют нарциссизм, наивность, эгоцентризм и безразличие к нуждам других людей, обещая чудеса вместо упорной повседневной работы строительства жизни, оставляя на нашу долю лишь поверхностный взгляд на «страх и трепет» бытия.
Но необходимо отличать боль от страдания. Боль – категория физиологическая, и ее нужно всегда при любой возможности смягчать, поскольку боль подтачивает жизнестойкость духа. Страдание же духовно, ибо оно неизбежно поднимает вопрос смысла. Если мы свободны от страдания, то едва ли примемся за вопросы, которые предельно четко дают понять, что мы собой представляем. Сила и глубина вопросов, поднятых страданием, выводит из состояния благодушия, из замкнутого круга самодовольного существования и подводит к ежедневной дилемме роста или регресса. Страдание, как говорится в средневековой поговорке, – это лошадь, которая «быстрее прочих домчит к совершенству».
И как великие религии мира смогли бы стать частью нашего общего наследия, если бы не страдания Христа, Будды, Моисея, Авраама, Мухаммеда и других? Ожидаем ли того, спрашивает Коран, что путь в Сад Блаженства будет для нас менее труден, чем для тех, кто прошел этим путем до нас? И ведь не случайно же в греческой трагедии столь часто приветствуется ранняя смерть, чтобы долгий жизненный путь однажды не оборвался в подобном омуте? И тем не менее все наши мысли о том, как прожить подольше. Но с какой целью и в служении каким ценностям – просто ради животного существования? О покойнике в восточной Африке принято говорить, что его «ступни поладили между собой», потому теперь уж точно ничто не помешает ступням спокойно лежать рядышком одна с другой. Ведь на протяжении жизни наши судьбы, как те ступни, вечно разделяют противоречия и парадоксы.
Если мы уже достаточно прожили на этом свете, нам не раз случалось свидеться со смертью, утратами и изменами, тревогой и депрессией, а также с прочими малоприятными обитателями этих омутов. Перипетии судьбы, автономия бессознательного нередко приводят нас в такие места, которые бы мы иначе обходили десятой дорогой. Но, попав в такое гиблое место, мы неизменно оказываемся и перед необходимостью решить какую-то задачу. И задача эта требует чего-то большего, чем то, на что мы обычно способны. Нас словно бы спрашивают: «Как стать более сознательным в такой непростой обстановке? Как, несмотря на все превратности, научиться принимать жизнь? В чем причина моих страданий и, если в них есть какой-то смысл, как его отыскать?» Увидеть эту задачу и принять ее – уже весомый вклад в освобождение души. Бежать от нее – значит никогда не разучиться воспринимать себя как жертву и, в конечном итоге, бежать от богов и от своей жизни.
Если руководствоваться тем, что основной проект Эго – самосохранение и отстаивание своей узкой позиции, очевидно, что, не оспорив однажды эту программу, мы никогда не сможем перерасти посланий детства и узости семейного и культурного окружения, в которое судьба нас поместила. Эту программу Эго – усиление, комфорт, порядок, контроль и безопасность – нужно не осуждать, но скорей видеть то, как она ограничивает полноту нашей человеческой природы. Кто бы не хотел оказаться на веселой лужайке или на залитом солнцем альпийском склоне, где нет никакой борьбы, никто не требует широты сознания, где нет нужды идти дальше и глубже, чем хотелось бы? Все мы отдали дань этой фантазии. Что интересно – такое место на самом деле существует: оно называется Смерть. Без риска и борьбы, без путешествия мы все равно что мертвы духовно и просто ждем, когда и тело наше, как говорится, протянет ноги. Но тогда уже точно никогда не узнаем, в чем был смысл нашего появления на этой земле.
Давайте-ка пристальней взглянем на те омуты, которые чаще всего подстерегают нас, на тот противоположный полюс фантазии беззаботной жизни, который и неизбежен, и необходим. В этом краю разлада и страдания конфликт противоположностей становится как никогда явным. И все же, как об этом недвусмысленно говорит Юнг, верность себе «очевидней всего между противоположностями и в конфликте между ними… Как следствие, путь к себе начинается с конфликта»[55].
Вина
Один из тех внутренних конфликтов, что так часто разрывают чувствительную душу, в особенности у того, кто во второй половине жизни решится посмотреть на свою личную историю и ее последствия, – это чувство вины. Нет никого на этой земле, кто был бы свободен от него, хотя хватает и тех, у кого огромные раны души заставили подавить эту способность ощущать ответственность за страдания, причиненные себе и другим. Такое существование, порой социопатичное, порой психотичное, кажется со стороны свободным от вины, однако взамен такие люди вынужденно живут в эмоционально бесплодной пустыне. Для большинства же из нас, вина – неизменный спутник, который нередко вторгается в течение жизни и даже совершает выбор за нас, причем неважно, известно нам это или нет.
Однако для начала давайте уточним, что мы, говоря о вине, точно знаем, как и в каком контексте используем это слово. В первую очередь, понимание вины – это взгляд на нее как на необходимого спутника осмысленной жизни, в которой признается ответственность, а нравственные аспекты имеют значение. Когда мы причиняем вред себе или другим, тогда готовность принимать ответственность будет мерой нашей зрелости. Одно из мудрых предписаний быстро набирающей популярность реабилитационной программы «Двенадцать шагов» призывает участников признать все то зло, что было ими однажды совершенно, по возможности исправить его или, по крайней мере, попытаться в символической форме компенсировать и загладить. Если этот компенсирующий шаг не будет совершен, тогда пагуба вины опускается в бессознательное и порождает еще более разрушительные стереотипы поведения и области боли, подкрепляющие порочный круг зависимости.
