Станислав Белковский - Любовь провокатора
Да я и сам, как выясняется, чему-то плохому про Америку вполне верю. Например, я так и не понял, что хорошего принесла война в Ираке (2003-й – наст, вр.). И удастся ли ее когда-нибудь закончить, если не иметь в виду под желательным концом триумф Исламского государства (Ирака и Леванта).
Но во многом остальном антиамериканская мифология все же представляется мне сильно преувеличенной. Ей-ей, далеко не во всех революциях США играли инфернально решающую роль. Нередко они шли за событиями, легитимируя уже свершившийся без них результат: на постсоветском пространстве в 2003–2005 гг., в Тунисе и Египте (2010–2011 гг.). Не все чисто, конечно, в Ливии, где без Америки, а заодно Франции и Великобритании, режим Муаммара Каддафи еще несколько лет продержался бы. Но и там без внутреннего конфликта не было бы иностранного вмешательства. И уж в чем я действительно уверен – делайте со мной все, что угодно, – что вовсе не США свергли Виктора Януковича в феврале 2014 года. Как пристальный наблюдатель я берусь утверждать: Янукович пал потому, что решил узурпировать (опять же, по беспределу) всю возможную власть, а украинские элиты и вообще активная часть общества этого решительно не захотели.
Да и в принципе на постсоветском пространстве после 1991 года всемирный жандарм был скорее стражем границ, чем их нарушителем. Можно сколько угодно выдумывать, как США хотели распустить РФ на мелкие кусочки, только фактических доказательств тому почему-то не найдено. Если не считать позднейшие пропагандистские изобретения.
Что же до глобального наблюдения со спутников за человеческим муравейником – страхи здесь несколько преувеличены. По крайней мере, для христианского сознания (а мы вроде как православная страна). Ведь гораздо эффективнее любого американского агрегата за всяким человеком следит непосредственно Господь Бог. И репрессивные меры он подчас принимает такие, что кровавому Госдепу и не снились. Так что если хоть немного бояться Бога, то спутник уже не так страшен.
Впрочем, я понимаю, насколько я сейчас малоубедителен. Даже для узкого круга моих знакомых, не говоря уже о большой аудитории.
Что же произошло с нами? Почему мы так яростно и истово возненавидели США?
Ответ: от большой любви. Мы просто влюбились. В Америку. Причем давно. Только до некоторых пор были не готовы себе в этом признаться.
Ведь любовь и ненависть – практически синонимы. Общий же антоним их – безразличие. Мы нынче относимся к США как угодно, но только не безразлично.
Америка – не та, что существует в реальности, а та, которую мы сами себе надумали, – реализовала русскую мечту. Воплотила нашу тягу к вселенскому размаху. Наше стремление жить и действовать, не сковывая себя скучными рамками законов. Наше желание дать миру последнее и окончательное представление о справедливости.
От этой Америки мы хотим ответной, встречной любви. Ее-то нам и не хватает. Нам кажется, что нас, таких красивых и умных, глобальный гегемон пытается не просто проигнорировать, но даже задвинуть в медвежий угол истории с географией. А это неправильно, нехорошо. Мы хотим сидеть с Америкой за одним пиршественным столом, говорить комплименты, сыпать анекдотами и тостами, а не как бедные родственники подъедать отбросы на сиротской кухне.
Столетиями мы страдали от нескольких профессиональных недугов.
Во-первых, от нашей маргинальности (и в хорошем, и в плохом смысле слова) – чувства обитания на краю Ойкумены; ощущения огромного, но заброшенного пространства, из которого надо хоть немного выйти, чтобы подойти к глобальному мейнстриму, теснящемуся где-то на Западе.
Во-вторых, от чувства провинциальности, этой маргинальностью порожденного. Преодолеть собственную провинциальность – важнейшая сознательно-бессознательная задача русского человека. И вот – Америка хочет втоптать нас в эту провинциальность? Нет, так не пойдет. Она обязана нас полюбить, иначе мы за себя не ручаемся.
А спутник этой смертоносной любви – зависть.
Реальная (невыдуманная) Америка все-таки выиграла у нас холодную войну. Потому что ее модель к концу XX века оказалась для разных стран и народов привлекательнее нашей.
Будучи страной молодой, возникшей в XVIII столетии буквально на ровном месте, эта проклятая Америка научила разные народы забывать свое самодовлеющее над ними прошлое. Хотя бы отчасти. Чтобы на пространствах, свободных от роковой памяти, громоздить проамериканское настоящее-будущее. А это совершенно убойная технология.
Ведь любой, наверное, человек хотел бы стереть какую-то часть своего прошлого, точно зная, что это невозможно. А США вторглись в память целых цивилизаций, чтобы перепрограммировать их. Вот что такое настоящее американское вторжение, а не всякие там ракеты с авианосцами.
Мы тоже так хотели, но у нас не вполне вышло. А в последние годы выходит все меньше и меньше. Коррупция, конечно, вещь по-своему более добрая, чем коммунизм, но совершенно непривлекательная с точки зрения всеобщей этики и эстетики. На ее базе экспорт цивилизации не построишь.
Любовь и ненависть к Америке у нас когда-нибудь закончатся. Одновременно. Вопрос лишь в том, до какой степени мы готовы себя изнурить ради этих сверхценных чувств. И сколько еще продлится церемония изнурения.
20
В России все более популярным становится домашний арест. В первую очередь благодаря известным людям, которые стали его объектами (жертвами): от оппозиционера Алексея Навального и поэта-художника Евгении Васильевой до олигарха Владимира Евтушенкова.
Конечно, условия этой меры пресечения фактически для всех разные: скромную квартиру Навального в Марьине не сравнить с пышной резиденцией Васильевой в Молочном переулке и тем более с поместьем Евтушенкова на Рублевке. К тому же г-же Васильевой, как мы помним, разрешили по нескольку часов в день гулять центром Москвы. Навальный такой чести не удостоился, Евтушенков – пока неизвестно.
Но все же много и совершенно общего. Не покидать жилище без начальственного разрешения. Не пользоваться ни телефоном, ни Интернетом. Не общаться ни с кем, кроме близких и адвокатов (и, конечно, следователей, которые через суд и устроили тебе новую надомную судьбу). И еще электронный браслет, который с помощью спутника всегда расскажет и покажет, где ты есть. И не нарушил ли режим, определяемый мерой пресечения.
Все познается в сравнении. Думаю, Михаил Ходорковский в 2003-м сильно предпочел бы домашний арест «Матросской Тишине». Но и первое – это мрачно. Особенно для русского человека, исторически страдающего:
– бессознательной клаустрофобией, подчиняющей жизнь поиску расширенного пространства;
– манией побега, в географическом или надгеографическом смыслах.
Особенно же тягостным домашнее заточение должно быть для тех, кто привык к каждодневной демонстрации своей популярности, власти и/или влияния. К десяткам, сотням, тысячам наставленных глаз, восторженных, подобострастных и/или заискивающих. Осознание собственного большого (национального, государственного, мирового) значения – это наркотик, постоянно требующий новых инъекций. Делать такие инъекции под домашним арестом намного сложнее, чем на воле.
Стойкий человек всегда может утешить себя тем, что каждый день заточения – это монетка в копилку будущей великой славы. И что терпение вознаградится результатом на следующей, постарестной стадии жизни. Хотя запас подобной уверенности со временем истончается. Тем более с нарастанием вероятности, что завершится домашний арест не возвратом в привычный мир свободных перемещений, а обвинительным безусловным приговором со всеми вытекающими последствиями.
Но.
Можно посмотреть на домашний арест чуть более широко. С позиций, так сказать, метафизических и даже, если угодно, цивилизационных. И если употребить такой взгляд, то может оказаться, что домашний арест – это не только драма/большая проблема, но и благо. Для арестованного и некоторых людей, его окружающих.
Ибо домашний арест позволяет человеку, не принося (в отличие от полноформатной русской тюрьмы) избыточных жертв, круто изменить жизнь в направлении очищения и самоограничения.
Прежде всего посмотрим на выпадающие коммуникации: Интернет, телефон.
Систематизацией смертельного вреда, наносимого Интернетом, мы с вами уже занимались, повторю главное.
Интернет – наркотик, по убойной силе сопоставимый с героином. Сетезависимый человек с каждым днем своей утлой жизни все больше времени проводит во Всемирной паутине, отодвигая далеко вглубь книги, спорт, природу, еду, секс и т. п. Он находится в непрерывном потоке новостей, 90 % которых – лишние, избыточные или фейковые. Несколько астрономических часов каждый день проходят в социальных сетях – легко посчитать, какую часть жизни в итоге посвящается этому иллюзорному псевдоспособу преодоления одиночества.
