Ирина Медведева - Новое время — новые дети
— Я ему и отец, и мать, — с некоторым вызовом говорила она знакомым. — А мужики… кому они нужны?! Что они могут? Импотенты они! И духовные, и физические! Зачем детям в семье отрицательные примеры? А главное — какого черта взваливать на себя такую обузу?
У мамы и подруги подобрались бойкие, независимые. В основном, незамужние или разведенные. Этакие современные амазонки. Они и вправду все умели делать сами: водили машину, чинили проводку, зарабатывали ничуть не меньше, а то и больше мужчин.
Мама была очень гостеприимна, и кто–нибудь из ее подруг обязательно у них жил. Квартира была небольшая, двухкомнатная, но на Севину комнату никто никогда не посягал. Ему даже нравилось, что у них люди. Если мама задерживалась на работе, тетя Галя или тетя Валя кормили его ужином, болтали с ним, укладывали спать. Словом, он не был обижен вниманием.
Правда, мама отличалась нелегким характером, поэтому пламенная дружба в какой–то момент оборачивалась не менее пламенной ненавистью и слезами очередных тети Гали и тети Вали. Они яроство швыряли вещи в чемодан и, хлопнув дверью, исчезали навсегда. Но вскоре в доме поселялась другая тетя: мама очень ценила женскую дружбу.
Такая смена лиц продолжалась, пока мама не повстречала тетю Женю. Мама в ней души не чаяла. Как–то раз она долго искала и наконец нашла одну старую пластинку.
Мужской голос пел:
«Почему ты мне не встретилась,
Юная, нежная,
В те года мои далекие,
В те года вешние?…»
— Почему? — воскликнула мама, обращаясь к тете Жене, и в ее голосе звучали слезы.
«Бедная мама, — подумал Сева. — Наверное, у нее раньше не было настоящих друзей».
Мама и тетя Женя были неразлучны, ведь они и работали вместе.
Однажды Сева — было ему тогда одиннадцать лет — вернувшись из школы, делал уроки. В доме больше никого не было. Вдруг раздался телефонный звонок.
— Севка! Включи третью программу! Быстро! — скомандовал приятель.
Сева бросился к телевизору. На экране были мама и тетя Женя. А еще красивый молодой ведущий.
Севе было ужасно обидно, что он включил не с самого начала и из–за этого не очень хорошо понимал, о чем они говорят. Мама заметно волновалась, а тетя Женя, наоборот, говорила с такой спокойной улыбкой, как будто не выступала по телевизору, а просто так беседовала со знакомым.
— И у вас никогда не возникало потребности в мужчине? — спрашивал ведущий.
Мама только отрицательно помотала головой, а тетя Женя с готовностью ответила:
— Видите ли, я долго не осознавала своей сущности… Была в плену у дурацких предрассудков. И в то время мне казалось, что да, я должна, как все женщины, стремиться к замужеству, искать своего героя, свою половинку. А потом я случайно попала в женский клуб «Сафо», и там мне все объяснили. Оказывается, у меня просто другая ориентация, другие склонности. Только и всего!
И тетя Женя взяла маму за руку.
— А как на ваши отношения реагируют окружающие? — спросил ведущий.
— Нас это не волнует, — угрюмо ответила мама.
А тетя Женя добавила:
— Да это вообще все условности, вопрос чисто вкусовой! Вот вы, например, — и она посмотрела на ведущего, — любите яблоки. Но вам же не придет в голову осуждать того, кто любит груши. Или, скажем, бананы. Так и здесь!
— Блестящий ответ! — похвалил ведущий. — Я счастлив познакомиться с такими умными людьми!
Потом была рекламная пауза, а после нее ведущий спросил, обращаясь к маме:
— У вас, кажется, есть сын?
— Да! — ответила за нее тетя Женя. — Это наш общий сын.
— Вот как? — усмехнулся ведущий. — Неужели наука достигла таких вершин?
— Вы прекрасно понимаете, о чем я говорю! — немного обиделась тетя Женя.
А мама сказала:
— Какая чудовищная несправедливость, что я не могу пока что по нашим законам создать сыну полноценную семью. У него официально должны быть две матери. Мало ли что со мной может случиться?
Но тут ведущий ее перебил и сказал, что эфирное время кончается.
После этой передачи был сериал. Сева вообще–то сериалов не смотрел, однако в тот раз еще долго сидел перед экраном, пытаясь собраться с мыслями. Он мало что понял из телебеседы. А главное, он не понял, почему мама и тетя Женя не предупредили его, что их будут показывать по телевизору. Можно подумать, что такое каждый день случается!
Но спросить их об этом Севе так и не удалось, потому что взрослые в тот вечер припозднились, и Сева лег, не дождавшись их прихода. А утром ушел в школу, когда они еще спали…
— Слушай, а как твоя мамаша с подружкой трахаются? — громко, на весь класс поинтересовался отпетый хулиган Витька.
Сева даже не сразу сообразил, что вопрос адресован ему.
— Не приставай к человеку! — заступилась за него сердобольная Вера. — Ему и так тяжело. Сев, не обращай внимания.
— Да я просто хочу знать, — не унимался хулиган, — кто из них за бабу, а кто за мужика. Сев, они что, пластиковый … используют?
Класс грохнул.
Не помня себя, Сева выбежал на улицу…
Его искали долго и обнаружили через несколько месяцев в другом городе. Расстаться с беспризорной жизнью он был готов, но домой вернуться не пожелал. Пришлось определить его в интернат.
17. КОСТЯ
Дети очень рано научаются на провокационный вопрос «Кого ты больше любишь?» дипломатично отвечать: «Одинаково». Но на бумаге они лукавить не умеют и когда изображают семью, часто обнаруживают свои истинные предпочтения.
Костя же, когда был маленький вполне искренне мог сказать, что он любит родителей. Любит одинаково сильно и в то же время по–разному, потому что они сами очень разные, его папа и мама. Папа у него мысленно ассоциировался с образом богатыря, потому что так назывался магазин, где ему покупали одежду и обувь — в обычном не было таких больших размеров. И как полагается настоящему богатырю, он был немного медлительным и немногословным.
— Серега — это скала, — говорили папины друзья.
— Ты за ним как за каменной стеной, — говорили мамины подруги.
Однажды Костя с папой были в музее и увидели здоровенный гипсовый след снежного человека. Костя посмотрел на папины ботинки 47 размера и подумал: «Может, мой папа тоже снежный человек? Снежная скала…»
Во дворе Костю никогда не обижали, хотя он рано стал гулять один. Кто же решится тронуть мальчика, у которого такой сильный папа?
А еще папа ездил в геологические экспедиции на Тянь–Шань и привозил оттуда разные породы камней. Их было так много в квартире — на стеллажах с книгами, на шкафах, на письменном столе… Можно было выстроить целую каменную стену!
Папа обещал, когда Костя немного подрастет, взять его в «поле» (так почему–то было принято называть летние экспедиции, хотя ездили в горы). Костя был уверен, что он тоже станет геологом и они с папой будут вместе искать ценные породы.
За «каменной стеной» жила маленькая мама. Ее присутствие в доме всегда было связано с множеством одновременных звуков. В ванной лилась вода, на кухне бубнило радио и булькал суп, из комнаты доносился стук пишущей машинки. И по всей квартире, как ветер, гулял мамин девчоночий голос. Он отвечал телефону, звал к столу, рассказывал папе про новый (потрясающий!) спектакль. (Мама была театроведом и посещала все премьеры, это называлось «отсматривать».)
Не было слышно только звука маминых шагов. Она как будто
и вовсе не перемещалась, а посылала включать воду, печатать на машинке и даже говорить по телефону своих бестелесных двойников.
Мама была очень шустрая. Когда из магазинов исчезли продукты, они с Костей занимали сразу несколько очередей и ухитрялись наполнить хозяйственную сумку «дефицитом». Вообще мама умела к разным бытовым трудностям относиться «с весельем и отвагой». И преодолевать их играючи, превращая дело в забавное приключение. Ее называли легким человеком, а их с папой — идеальной парой.
Костя знал, что ему повезло с родителями, и чувствовал себя счастливым…
Первую брешь в «каменной стене» пробило лето 1992 года.
— Все, с полем придется завязывать. У Ельцина нет денег на геологию, — угрюмо сообщил папа, вернувшись однажды с работы.
Все лето он не находил себе места, тщетно пытаясь обрести его то в библиотеке, то на рыбалке. Помимо всего прочего семья лишилась довольно приличной суммы, которую папа получал за летнюю работу в особо трудных условиях. И это его тоже расстраивало, ведь он привык быть кормильцем семьи.
Денег между тем перестало хватать даже на скромную жизнь.
— Серега, ты бы подумал о каком–нибудь заработке, — сказала, не выдержав, мама. — А то при всем моем философском отношении я прямо не знаю, на что мы будем жить. Не на мои же театральные рецензии!
Папа не задумался, нет! Он, как и полагалось богатырю, закручинился. Но искать приработок почему–то не побежал. Суетливость ведь не богатырская черта.
Очередей теперь не было и в помине, но мама часто повторяла, что походы в магазин стали ей ненавистны. («Противно считать, сто или сто пятьдесят грамм я могу себе позволить!»)