Роберт Смит - История психологии
Картезианский дуализм предполагал два различных подхода к изучению людей. Несмотря на свою противоположность и даже конфликтность, оба подхода внесли свой вклад в то, что позднее стало психологией. Или точнее, оба внесли вклад в появление различных психологий — во множественном числе.
В стремлении понять то, что называют психологическими процессами, первый из названных подходов отталкивается oi материи, основываясь на знаниях о физических телах. Его представители двигаются, если можно так выразиться, от материи к сознанию. Так, в XVIII в. на основе этой концепции проводились медицинские и экспериментальные исследования функций, выполняемых различными частями мозга и нервной системы. Исследователи связывали рефлекторные действия со спинным мозгом, а сознаваемые чувства и ощущения — с головным мозгом. Этот подход, в частности, привел французского врача Жюльена Офре де Ламетри (Julien Offray de La Mettrie, 1709–1751) к созданию скандально известной книги «Человек-машина» (L’homme machine,
, в которой отрицалось существование души. Той же логике следовали остроумные и рискованные сочинения Дени Дидро (Denis Diderot, 1713–1784), посвященные влиянию тела, а также пола на человеческий опыт. Данный подход также сыграл роль в возникновении наиболее влиятельной традиции в англоязычной философии, имевшей исключительно большое значение для психологии. Традиция эта опиралась на следующее рассуждение: чтобы понять разум, нам нужно отправляться от ощущений, берущих начало в физическом мире и дающих нам опыт. В соответствии с этой точкой зрения, ключ к психологическому знанию — это опыт, научение или адаптация, а также то, каким образом человеческое существо реагирует на окружающий мир, в который оно физически «встроено» в буквальном смысле слова. (Эта традиция называется английским эмпиризмом, и немного подробнее о ней будет сказано ниже.)
На протяжении последних двух столетий первый подход пользовался исключительной популярностью среди психологов. Причина этого понятна. Ведь здесь подразумевается, что психология может быть строгой наукой и располагать таким же объективным и систематическим знанием, как физические науки. Успехи этих наук в понимании природы и управлении ею и тот высокий статус, которым они обладают в университетах и в обществе в целом, делают такой подход привлекательным для психологов. Он будто бы служит гарантией, что психология станет наукой, а психологи получат возможность изменять социальный мир и даже управлять им, и вызовут уважение у других ученых. Этот подход объединяет проведенные Кеплером исследования глаза и работы Луиджи Галь- вани (Luigi Galvani, 1737–1798), посвященные электрической природе нервной проводимости. Этот же подход продолжал Сеченов, который в 1863 г. заявил о рефлекторной основе происходящих в мозгу психологических событий; в XX в. те же идеи вдохновляли американских психологов-бихевиористов, Павлова и, наконец, современных представителей когнитивных наук, создающих компьютерные модели психики. Многие верят в то, что этот подход позволит объединить имеющиеся знания, в том числе знания о людях, в одну глобальную схему научного понимания мира.
Но имеется и второй подход, представители которого движутся в своих рассуждениях в противоположном направлении. Они, если можно так выразиться, следуют от сознания к материи. Если и не исторически, то, по крайней мере, символически подход этот связан со знаменитым высказыванием Декарта: можно усомниться во всем, кроме собственной способности к сомнению, а значит, кроме наличия мыслящего сознания. Некоторые философы из утверждения Декарта делали вывод: только благодаря способности к мышлению мы можем говорить, что существует доступный изучению физический мир. И это породило разновидность научной психологии, которая, вместо того чтобы равняться на физические науки, в качестве отправной точки приняла анализ разума. Данной логики придерживался еще Готфрид Вильгельм Лейбниц (Gottfried Wilhelm Leibniz, 1646–1716), представитель следующего за Декартом поколения, затем, в конце XVIII в., — Кант и, наконец, уже в начале XX в. — последователи Гуссерля — основоположника феноменологии. Многие современные психологи, предпочитающие видеть себя в роли ученых-естествоиспы- тателей, считают, что психологии удалось отделиться от этой философской традиции. Так или иначе, остается историческим фактом: многие психологи хотели начать свою науку с анализа психических актов, феноменального мира сознания либо языка, а вовсе не с имеющихся знаний о физическом мире.
Второй подход привлекал тех, для кого человеческое существо не было машиной или только материальной системой. Казалось, он позволит познать нечто большее, чем только физическую природу, в которой не оставалось места, скажем, для религиозных представлений о человеческой душе. Многие, включая самого Декарта, предпочитали считать сущностью человека нематериальное начало — душу. Однако другие авторы, как, например, немецкий философ Дильтей, шли дальше, к созданию научной психологии, которая бы исследовала и оценивала достижения человеческого разума в истории, языке и культуре. Дильтей хотел, чтобы научная психология исходила из непосредственно сознаваемого мира, из мира чувств, ценностей и смыслов, — того, что он называл жизненным опытом. В XX в. сходных взглядов придерживались представители феноменологической и гуманистической психологии — такие как голландский психолог Бойтендайк и психотерапевт Юнг.
Два названных подхода существовали бок о бок, нередко вступая друг с другом в конфликт. Из дискуссий между представителями различных взглядов и возникло психологическое знание. Взгляды же соответствовали разным философским воззрениям; споры об этих воззрениях и связанных с ними психологиях продолжаются и в настоящее время. Нет никаких оснований думать, что они прекратятся в будущем, и не стоит об этом сожалеть. Психологию интересует заключенное в теле мыслящее сознание, пытающееся понять самое себя; это порождает чрезвычайно сложные, но в то же время чрезвычайно захватывающие вопросы, и глупо было бы думать, что возможен лишь один подход к их решению.
1.4 XVIII Век: Значение Джона Локка
Самые живые дискуссии о трудах Декарта начались, когда тот уже умер, в десятилетия после 1650 г. В 1687 г. Исааком Ньютоном (Isaac Newton, 1642–1727) были опубликованы «Математические начала натуральной философии» (Philosophiae naturalis principia mathematica). Хотя немногие способны были прочитать и понять саму книгу, со временем стало ясно, что благодаря ей наше понимание мироздания стало более глубоким. В сравнении с этими представлениями аристотелевские размышления о природе выглядели явно неадекватными. В то же время в новых работах в области физики ничего не говорилось о душе, и в результате на протяжении всего XVIII в. учение о душе излагалось в соответствии со старыми аристотелевскими канонами. Но эти рассуждения далеко не всегда были старомодными. Нередко здесь пробивалась живая мысль, задававшаяся вопросом об умственных силах и способностях, в существовании которых мы убеждаемся и на основе логики — так как способности нужны нам, чтобы мыслить, — и на собственном опыте, поскольку способны испытывать ощущения, пользоваться воображением, памятью и т. д. Подобные рассуждения некоторые мыслители, особенно в немецкоязычных странах, называли психологией. Так, Иммануил Кант (Immanuel Kant, 1724–1804), тогда еще относительно молодой философ, преподававший в прусском университете в Кёнигсберге (ныне Калининград), читал лекции по психологии, в которых рассматривались такие проблемы, как сон и сновидения, источники общительности и природа чувства прекрасного. Но в более поздних философских трудах, выдержанных в формальном духе, он изменил свое мнение. Теперь он считал: так как невозможно создать систему психологического знания, опирающуюся на дедуктивный вывод и количественный анализ, психология не сможет стать строгой наукой, подобной той, что изучает законы движения в физическом мире. Психология, полагал Кант, располагается ближе к области повседневного знания.
И следует признать, что обыденные представления культурных слоев общества становились по своему характеру все более психологичными. Всякие модные обычаи и привычки, такие как вырезание из темной бумаги силуэта или профиля какого-либо человека, якобы позволявшие установить связь между внешностью и характером, способствовали появлению своего рода «популярной психологии». Роман — литературный жанр, получивший распространение в XVIII в., — оказал здесь глубочайшее влияние, предоставив читателям способы рассуждения о природе и источниках индивидуального опыта и поведения. Роман Самуэля Ричардсона «Памела, или вознагражденная добродетель» (Pamela, or Virtue Rewarded, 1740–1741), ставший для образованной Европы настоящей сенсацией, являл собой драматическую историю субъективных — и потому, мы сказали бы, психологических — усилий героини, стремящейся сохранить девственность. Наряду с романом процветали эпистолярный жанр, ведение дневников и мемуаристика; все это способствовало возникновению индивидуального психологического мира. Декарт в своих трудах также риторически выделял Я как субъекта творческого процесса и одновременно отправную точку философского рассуждения. Многие в
