Алексей Леонтьев - Основы психолингвистики
В-четвертых, это проблемы, связанные с речевыми характеристиками личности, индивидуальными (дифференциально-психологическими) особенностями человека и психолингвистическими критериями, используемыми для определения тех или иных психических состояний, например состояния эмоционального напряжения (см., например, Носенко , 1975; 1981), а также материалы нескольких симпозиумов на тему «Речь и эмоции».
В-пятых, это проблемы, связанные с профессиональным отбором и профессиональной подготовкой, когда эти отбор и подготовка так или иначе предусматривают учет процессов речепорождения и речевосприятия.
В рамках этих пяти основных направлений существуют уже десятки, если не сотни тысяч более или менее частных экспериментальных исследований. Чтобы получить хотя бы общее представление об их характере, приведем названия докладов, представленных на секцию «Психолингвистические проблемы в инженерной психологии и смежных областях» III Всесоюзного симпозиума по психолингвистике (Материалы III Всесоюзного симпозиума…, 1970):
– Методы исследования ошибок при зрительном распознавании буквенных цепочек;
– О проявлениях автономности планов выражения и содержания при одновременном решении двух различных вербальных заданий;
– О моделировании процесса дешифровки текста человеком;
– К вопросу о помехоустойчивости оператора, принимающего текстовую информацию;
– Эвристическое моделирование процесса решения человеком словесных задач;
– К оценке факторов речевой беглости при ретрансляции сообщений;
– О некоторых количественных характеристиках индивидуальных стилей говорения;
– Психолингвистика и автоматизация обработки информации;
– Субъективные оценки вероятности буквосочетаний как фактор, прогнозирующий результаты переработки речевой информации;
– О некоторых факторах, определяющих субъективные оценки частоты буквосочетаний.
В других секциях были представлены доклады о «читабельности» текста, усвоении «ключевых слов», об оценке качеств личности путем психолингвистического эксперимента. Со временем конкретная тематика, конечно, менялась, но круг вопросов оставался примерно однотипным.
Впрочем, эти и другие публикации не полностью отражают те актуальные проблемы инженерной психолингвистики, которые приходилось решать ее представителям в 1960 – 1980-е гг. Как раз наиболее актуальные из них оставались вне открытых публикаций, да и сам факт постановки этих проблем перед психолингвистикой не афишировался. Так, после внезапной гибели трех космонавтов (Волкова, Пацаева и Добровольского) в результате разгерметизации кабины нам были переданы для анализа магнитофонные ленты с записью всех их переговоров (с Землей и между собой) с просьбой попытаться вычленить любую информацию, так или иначе связанную с их гибелью. Впрочем, попытка эта оказалась неудачной – катастрофа имела чисто конструктивно-технические причины, и до самого последнего момента речевое поведение космонавтов оставалось совершенно обычным.
В последние годы центр тяжести инженерной психолингвистики заметно сместился в сферу компьютерных (в широком смысле) проблем – того, что часто называется проблемами «искусственного интеллекта» или не менее туманным термином «информатика» (см., в частности, Зубов , 1991 – 1993; Компьютерная лингвистика, 1989; Моделирование языковой деятельности…, 1987 и др.) При этом все большее место в кругу этих проблем занимает моделирование процесса принятия решений человеком на основе психолингвистических представлений (в частности, с использованием теории «расплывчатых множеств» или «лингвистических переменных» Л.Заде (1976). Подробнее об этом см. Шапиро и Леонтьев , 1978; Шапиро , 1983.
Библиография
Бондарко Л.В. Фонетические аспекты прикладной лингвистики//Прикладное языкознание. СПб, 1996.
Заде Л. Понятие лингвистической переменной и его применение к принятию приближенных решений. М., 1976.
Зубов А.В. Основы лингвистической информатики. Минск, 1991. Ч. 1; 1992. Ч. 2; 1993. Ч. 3.
Компьютерная лингвистика//Новое в зарубежной лингвистике. Вып. ХХIV. М., 1989.
Лущихина И.М. Использование гипотезы Ингве о структуре фразы при изучении восприятия речи//Вопросы психологии, № 2. 1965.
Лущихина И.М. Экспериментальное исследование психолингвистической значимости грамматической структуры высказывания//Теория речевой деятельности (проблемы психолингвистики). М., 1968.
Материалы III Всесоюзного симпозиума по психолингвистике. М., 1970.
Моделирование языковой деятельности в интеллектуальных системах. М., 1987.
Носенко Э.Л. Особенности речи в состоянии эмоциональной напряженности. Днепропетровск, 1975.
Носенко Э.Л. Эмоциональное состояние и речь. Киев, 1981.
Психологический словарь. Изд 2. М., 1996.
Шапиро Д.И. Принятие решений в системах организационного управления: использование расплывчатых категорий. М., 1983.
Шапиро Д.И., Леонтьев А.А. Расплывчатые категории в задачах принятия решений (психолингвистический аспект)//Общение: теоретические и прагматические проблемы. М., 1978.
Глава 15. Психолингвистика в криминалистике и судебной психологии
Речь как источник информации в следственном процессе. Прежде всего здесь мы сталкиваемся с двумя ситуациями: а) с задачей атрибуции, то есть установления авторства текста – заведомой его принадлежности данному лицу или, напротив, того, что текст заведомо не может ему принадлежать; б) с задачей получения информации о категориальных признаках субъекта – возраст, пол, принадлежность к той или иной социальной группе, родной язык, происхождение из того или иного региона и т.д., – то есть информации о возможных направлениях розыска автора текста.
Атрибуция текста производится не только в криминалистической практике. Это – одна из важных проблем так называемой текстологии, вспомогательной историко-филологической дисциплины, изучающей историю возникновения и судьбу текста художественных и других произведений. «В обоих своих приложениях проблема атрибуции остается открытой, потому что в настоящее время практически невозможно с полной достоверностью атрибутировать письменный текст тому или иному автору только на основании языкового и стилистического анализа», – писали мы в книге, вышедшей в 1977 году ( Леонтьев, Шахнарович, Батов, 1977, с.7), – и причины этого лукавого утверждения будут понятны, если соотнести дату ее выхода с известными событиями и процессами, происходившими в то время в нашей стране. На самом деле эта задача вполне решаема, во всяком случае как криминалистическая, хотя, действительно, с полной достоверностью атрибутировать текст невозможно. И как раз психолингвистические, а не «классические» лингвистические подходы обеспечивают возможность ее решения. Так, Ю.А.Сорокиным и В.И.Батовым был разработан метод, названный ими методом «семантического интеграла» (по аналогии с методом «семантического дифференциала» Ч.Осгуда): это сопоставление результатов семантического шкалирования исследуемого текста и текстов, заведомо принадлежащих лицу, авторство которого считается вероятным, или различным таким лицам. Результативность этого метода была блестяще продемонстрирована на материале спорных текстов, приписывавшихся М.Е.Салтыкову-Щедрину ( Батов и Сорокин , 1975).
Основным полностью или почти полностью достоверным источником атрибуции на сегодня остается так называемая графическая или почерковедческая экспертиза – анализ почерка, орфографии, расположения текста на странице и других внешних признаков этого текста. Литература по графической экспертизе колоссальна и по большей части не имеет прямого отношения к психолингвистике, хотя некоторые чисто языковые и отчасти также психолингвистические аспекты есть и здесь. Так например, в графической экспертизе учитываются орфографические, лексические, композиционные и другие идентификационные признаки ( Винберг , 1940; Томилин , 1963; Судебно-почерковедческая экспертиза, 1971; Криминалистическое исследование рукописей…, 1973).
В тех случаях, когда задачей экспертизы не является атрибуция, роль психолингвистики даже в графической экспертизе возрастает. Так, однажды мы должны были дать заключение по тексту, о котором его исполнитель (т.е. тот, кто писал этот текст, в отличие от автора – того, кто его сочинял, но не обязательно собственноручно писал) утверждал, что этот текст является синхронно выполненной записью речи третьего лица (т.е. автора). Однако целый ряд признаков рукописи (особенности переносов на новую строку или страницу, отсутствие или неоднотипность сокращений и т.д.) привел нас к выводу, что эта рукопись была переписана или даже отредактирована впоследствии.
