Питер Шпорк - Сон. Почему мы спим и как нам это лучше всего удается
Когда Хобсон и Мак-Карли в 1977 г. представили свою модель активации-синтеза, она еще являлась антитезой к психоаналитическому подходу, видевшему в снах переработку полученных наяву впечатлений.
Нейробиологи, напротив, настаивали на том, что возбуждение спящего мозга носит случайный характер и не имеет никакого отношения ни к «остаткам дня», ни к детским воспоминаниям во фрейдовском духе.
На сегодняшний день мнение изменилось. Даже если исходный пункт возбуждения спящего мозга случаен, само возбуждение, вероятнее всего, распространяется по давно уже сложившимся сетям или нейронным соединениям, образовавшимся во время бодрствования последних дней и закрепляемым в момент сновидения. При таком подходе сновидения действительно позволяют судить о том, какие события последних дней произвели на нас большое впечатление и какие воспоминания оставили неизгладимый след в мозге.
При этом следует обращать внимание не столько на сюжет, сколько на мотивы сна, поскольку сновидения воспроизводят впечатления и мысли бодрствующего сознания в сильно искаженном виде и совершенно ином контексте. Почти никогда наши сны не представляют собой фрагменты воспоминаний с сохранением последовательности событий. Работа спящего мозга сопровождается вспышками отдельных, никак не связанных сцен и образов, которым мы лишь задним числом придаем подобие смысла.
Поэтому нелепость снов — результат случайного смешения мотивов. Зигмунд Фрейд еще считал ее плодом психологически необходимой системы вытеснения. Для него в толковании сновидений были особенно важны сны, в которых мозг отрабатывает целые сюжетные эпизоды и пережитые истории — особенно в нелепой или фантастической форме. Фрейд твердо верил, что анализ этих странных историй помогает обнаружить то, что мы днем вытесняем из сознания.
Судя по всему, такой анализ не эффективен. И все-таки даже невролог Басетти прислушивается к тому, что рассказывают пациенты о своих снах: «Мне кажется, внимательно прислушиваясь к тому, что человеку снится, узнаешь кое-что и о нем самом. Сны — не бессмыслица. Они питаются воспоминаниями и впечатлениями». С другой стороны, их не стоит переоценивать. Разумный разговор с пациентом днем дает врачу, несомненно, больше информации о его личности, чем пересказ сна. Но для более полного представления о человеке сны не бесполезны.
Поэтому если и обращать больше внимания на сны, то не в такой странной форме, как это делал доктор Фрейд. Скорее, они могут быть для нас интересной возможностью подглядеть за складыванием собственной памяти, знаком того, чем занят во сне наш мозг, когда бодрствующее сознание отключено — возможно, для нас откроется в этом новый ракурс собственной личности.
Сон или галлюцинацияАльфред Мори — французский ученый XIX в., интересовавшийся сновидениями, просил своего помощника будить себя сразу после засыпания и рассказывал тому, что ему успело привидеться. Самый знаменитый из его рассказов, чаще всего приводимый в доказательство того, что на сновидения можно влиять извне — «сон о гильотине». Мори приснилось, что он приговорен к смерти в эпоху Французской революции. Он проснулся в тот момент, когда холодный нож гильотины коснулся его шеи — и в ужасе обнаружил, что ему на затылок упала перекладина постельного полога.
Сегодня специалисты предполагают, что это был так называемый гип- нагогический сон. Такие видения возникают в моменты засыпания или пробуждения, когда мы колеблемся между состояниями сна и бодрствования. Они часто бывают удивительно реальными и нередко превращаются в длинные истории с логически выстроенными, напоминающими роман сюжетам; а иногда людей посещают настоящие видения.
В обычных гипнагогических снах впечатления, пробивающиеся в наше сознание в момент засыпания или пробуждения, смешиваются с первым или последним подлинным сновидением, превращаясь в редкостную амальгаму реалистической дневной грезы и фантастического сонного видения. Альфред Мори был мастером такого рода снов. Он обладал способностью, засыпая, оставлять включенным бодрствующее сознание и воспринимать сонные видения как галлюцинации. Подобное происходит с нарколептиками, когда они галлюцинируют. Согласно новейшей теории, так же объясняются переживания, встречающиеся в состоянии клинической смерти и других критических для жизни ситуациях: вспышки света или ощущение парения вне собственного тела. Угроза вызывает как бы сновидение наяву.
Напротив, обычные сны, будь то в БС- или МС-фазе, практически не поддаются воздействию извне. Если бы палка от полога упала Мори на затылок в момент глубокого сна, она бы его, наверное, тоже разбудила, но вряд ли стала частью сновидения.
На гипнагогические сны способен не всякий. Кто непременно хочет их испытать, должен для начала хорошенько выспаться. Известно, что видения становятся тем живее, чем дольше мы спим. По мере того как потребность в сне уменьшается, фазы быстрых движений глаз становятся все протяженнее, и мы чаще просыпаемся. Благодаря этому мы лучше помним свои сны, и может случиться так, что нам удастся лишний раз попасть в странное царство первой стадии сна, лежащей между бодрствованием и сном. Именно в ней нас легко посещают видения.
Глава 9. Смысл сна
Странное дело: я обхожу одного за другим целый ряд сомнологов, хронобиологов и неврологов с мировым именем, всем без исключения задаю в начале интервью один и тот же вопрос — и каждый раз наблюдаю одну и ту же реакцию. Сперва человек пожимает плечами, потом хитро улыбается, затем делает скучающее лицо и наконец говорит: «Надо прямо сказать, что этого мы не знаем» — или что-нибудь в этом роде.
Что же это за вопрос, на который все специалисты, много лет упорно занимающиеся темой сна, люди, привыкшие предлагать оригинальные идеи и отстаивать свое мнение, к тому же очень разные во всех отношениях, реагируют настолько одинаково? Банальнее некуда: «В чем смысл сна?».
Помните, что говорил пионер сомнологии Аллен Рехтшаффен? «Вероятно, это величайший открытый вопрос биологии». Тут, наверное, есть доля преувеличения. И все же удивительно, что биологи за это время научились расшифровывать геном человека, могут проследить эволюцию животного мира от первых одноклеточных до современного разнообразия видов, знают в мельчайших подробностях устройство и принципы работы сложнейших органов чувственного восприятия — и все же не могут объяснить, почему мы треть своей жизни проводим лежа с закрытыми глазами в почти бессознательном состоянии.
Не лучше обстоит дело с БС. На вопрос о его назначении специалисты также поджимают плечами. «Будь то БС или МС, ответ одинаков: его предназначения мы пока не знаем», — говорит исследователь из Цюриха Петер Ахерман.
Сомнологи привыкли, что им постоянно задают этот вопрос. На самом деле они и сами много об этом думают. Некоторые даже прямо сознаются, что желание узнать, почему мы спим, определило для них выбор специальности. Нередко ученые читают доклады или пишут научные статьи, которые так и называются: «Why we sleep». И только если в лоб потребовать у них прямого и ясного ответа, они начинают уклоняться. Специалисты не хотят связывать себя и с полным основанием опасаются, что широкая публика сочтет окончательным ответом то, что для них — всего лишь рабочая гипотеза.
Поэтому мне приходилось проявлять настойчивость. Я спрашивал, может ли то или другое быть причиной необходимости сна, а может быть, то, другое и еще третье вместе? И почему даже мухи спят очень сходно с людьми? Можно ли представить себе, что когда-нибудь изобретут средство, позволяющее обходиться вообще без сна? Постепенно мои ученые собеседники оттаивали. Есть целый ряд интересных данных о функции сна, признавались они. Организм во сне выполняет невероятно много разных задач. Но какие из этих задач являются главными и решающими причинами неизбежности сна, с чем наше тело иначе никак не могло бы справиться, что из этого необходимо для выживания — на этот вопрос в обозримое время, вероятно, не сможет ответить никто.
Мне кажется, я понял: незаменимым делает сон лишь сумма всех его отдельных функций. Сон — это невероятно сложное взаимодействие бесчисленных процессов. «Не думаю, что мои внуки доживут до разрешения загадки сна, — говорит берлинский сомнолог Дитер Кунц. — Похоже, что задача сна в том чтобы 24 ч в сутки поддерживать функционирование мозга и всего организма. На то, чтобы выяснить, что это означает конкретно, может уйти ближайшая тысяча лет».
Сон — это не просто покойКогда израильский исследователь Перетц Лави задумался над экспериментами Аллена Рехтшафена, не дававшего крысам спать, он пришел к выводу, что крысы погибли в конечном счете от того, что в их организме нарушилась «регуляция и стабильность внутренней среды». Лави подразумевает под этим не только температуру тела, явно вышедшую из под контроля, но и настройку многих других жизненно важных систем, таких как жировой и энергетический обмен веществ и иммунная защита. Температура тела — лишь наиболее явный показатель нарушенного равновесия. «Без сна система разлаживается, что может приводить к смерти», — заключает Лави.
