Андрей Курпатов - 11 самых актуальных вопросов. Страхи большого города
– Правда, звонить три раза в день – многовато, – пытаюсь я задобрить своего доктора.
– А сколько достаточно? Один раз посреди ночи? – все-таки зря я была искренней. Следовало прикрыться какой-нибудь мифической подружкой . – Твоя Мила за счет собственного ребенка постоянно создает у себя ощущение спокойной и замечательной жизни: в любой момент набирает его номер, сын отвечает, что все прекрасно, и она испытывает настоящее удовольствие на ровном месте.
Она придумала себе ужас – прямо-таки похоронила сына в своем воображении, от чего возбудилась страшно, а дозвонившись, облегченно вздохнула. При этом ей и в голову не приходит, что эта беда может произойти с ним через пять минут после их разговора. Так что, быть с ним на связи постоянно, в реальном времени? Веб-камеру, может быть, установить у него на затылке и постоянно наблюдать – что да как? Но вот она позвонила и успокоилась – можно с чистой совестью веселиться до тех пор, пока снова не взбредет в голову ужасный ужас. И тогда она снова бросится набирать сокровенный номер и получать дармовое удовольствие.
Да, действительно, так ведут себя многие – и что с того? Если все сойдут с ума – это не повод объявить безумие здоровьем. И при этом никто ведь не хочет признать, что своими звонками они вовсе не оказывают своим близким никакой помощи. Вы его спасти надеетесь этим звонком, или как? Кроме того, если с человеком действительно что-то страшное случилось, он же не возьмет трубку. И какой смысл звонить? И что дальше?– Вот я и говорю: потому и переживают люди, что не знают, куда бежать и что делать!
– Нет, как только тебе не отвечают на вызов, надо сразу же и срочно ставить на уши МЧС, чтобы они поехали, посмотрели: не сидит ли твой близкий в туалете, не моется ли он в душе (без телефона, разумеется), не занимается ли, например, сексом, или не спит, например, потому что устал как вол…
У меня Лиля, как и большинство выдающихся писателей, с временем не дружит. Если куда-то она и приходит вовремя, то только потому, что случилось что-то из ряда вон выходящее. И вот, например, я звоню ей поздно вечером из Москвы, после съемок, а ее мобильный выключен. Я понял, что она зависла где-то «вне зоны действия сети». Или дома не «ловилась» сеть – мы же за городом живем. Или она просто забыла зарядить телефон, что тоже случается.
Так что, по-твоему, я должен был делать: в Питер лететь или разбудить всех наших родственников и друзей в Питере, чтобы они повскакивали из своих постелей и принялись ее с фонарем по всему городу разыскивать, чтобы меня успокоить? Мы созвонимся утром. А если что-то, не дай бог, случилось, ну не дай бог… Она или сама мне позвонит, или мне позвонят. Если же случилось что-то такое, что она не может ответить мне по телефону, то мой звонок ничем не сможет ей помочь.
А люди, о которых ты рассказываешь, переживают, потому что уже сочинили целое кино про то, как все их родственники лежат в морге. Я только не понимаю, почему нужно сразу решить, что с человеком произошло несчастье? Мы что, на вулкане живем? Или у наших родных ярко выраженные суицидальные наклонности, и если человек не подошел к телефону, значит, его уже нет в живых? Плохие новости всегда находят нас сами. Если что-то случится, будь уверена, нам сообщат.
Вы увлеченно рисуете себе жуткие картинки и начинаете сходить с ума от страха. Поверь, толпы маньяков бегают в головах у нервных родственников, а не на улицах. Что в этой ситуации может сделать доктор? Если фильм ужасов крутится в голове у человека помимо его воли, то это галлюцинации, и ему необходимо лечиться в психиатрической клинике. А если он сам себе этот бред в голове нарисовал, так нужно просто перестать заниматься этой ерундой и успокоиться.– Кстати, некоторые психологи советуют думать о хорошем. Скажем, ваш ребенок возвращается домой поздно, значит, следует представить, как он благополучно шагает себе по дороге. Понимаешь, есть такая теория о том, что мысли материальны, и в зависимости от того, что мы думаем…
– Если бы мысли были материальны, на наших улицах лежали бы горы трупов, – перебивает меня Андрей.
– Ну а что тогда? Просто не бояться и не нервничать?
– А есть смысл бояться и нервничать?
– Ну, страхи – это вообще вещь иррациональная.
– Солнце, я думал, что ты воскликнешь это в конце нашей беседы.
Ну, уж извините, доктор, – сообразила раньше, чем вы ожидали. Но разговор заканчивать пока не собираюсь. Во-первых, я только доела горячее, а впереди еще капуччино и чиз-кейк, а во-вторых, остались вопросы, без ответов на которые я из ресторана не уйду.
– Знаешь, я в последнее время спрашиваю у всех знакомых об их страхах – ну, чтобы в нашей книге не упустить ни одной проблемы. Так вот, все, у кого есть дети, обязательно говорят, что боятся за них. Если за близких нам взрослых людей мы волнуемся как бы вообще, то здесь можно переживать по любому пункту: дети же – существа неопытные и легко могут стать жертвами обстоятельств, которые взрослый сумел бы преодолеть. Иными словами, на этот страх обречен каждый человек, у которого есть ребенок.
– Да, многие родители считают, что они хорошие, если беспокоятся за своих детей.
Когда Андрей произносит слово «да», я радуюсь, что психотерапевт со мной согласен. Но очень часто уже через секунду наступает разочарование…
– Правда, хочется спросить: «А что вашим детям с того, что вы о них беспокоитесь?» Они, конечно, возразят: «Мы пытаемся их защитить!» Но я бы уточнил: «Их защищает то, что вы о них беспокоитесь, или то, что они не ходят по улицам поздно ночью?» Оказывается, что последнее, а беспокойство, напротив, только разрушает отношения.
Что думает ребенок, которому предъявляют претензии по поводу его позднего возвращения? Он же не специально сидел в подъезде, чтобы прийти поздно. У него, по всей видимости, были какие-то дела, развлечения или проблемы личного свойства, возможно, он просто не хотел идти домой, чтобы подольше не видеть своих родителей. А истерика последних означает, что ему не доверяют, что на его интересы плюют, что его считают идиотом. Поскольку такая постановка вопроса его не устраивает, он обижается и считает, что идиоты как раз его родители. А теперь подумай, как он будет относиться к родительским инструкциям, советам, наставлениям и предупреждениям, если держит своих «инструкторов» за умственно отсталых?
Да и сама формулировка, форма претензий – какова? Когда ребенок возвращается, сердобольная мамаша уже пребывает в благородном пафосе: «Я тебя похоронила!» Представь интенсивность негативных эмоций, которые обрушились на голову ребенка. В связи с чем? Он же не в морге! Ему-то этот факт очевиден, как белый день. А вот то, что родственники таким, прямо скажем, странным образом пытаются продемонстрировать ему, насколько он им дорог, – это как раз ему совершенно не очевидно. И теперь вернемся к вопросу о «подкреплениях». Если я прихожу домой и первое, что слышу, это то, что я всем жизнь испортил, хочу я после этого возвращаться домой? Причем, как испортил? Не позвонил! А зачем звонить, чтобы услышать охи и вздохи, слезы и причитания? Нет, это уж вы меня увольте…
Родители совершенно не понимают, что их собственное поведение – это главная проблема! Если они не умеют входить в положение ребенка, он перестает им доверять. Если они не умеют говорить с ним на одном языке, они перестают быть для него авторитетом. Если они ругают, обвиняют или вменяют ему чувство вины, этим самым они его унижают и вызывают естественное сопротивление. Если же ребенок не доверяет своим родителям, если он не воспринимает их как авторитетных фигур в своем психологическом пространстве, если он внутренне сопротивляется их участию в своей жизни, то о какой защите жизни ребенка вообще идет речь? Родители сделали все, чтобы не то что не защитить, а буквально – подставить его. Они сами вызвали его на конфликт, жертвой которого, в первую очередь, будет сам ребенок.
Шекия, на самом деле, подобные страхи – это не более чем способ снять с себя ответственность за происходящее. Ведь, что бы ни случилось, подобный паникер всегда прав – «Я же говорил!», «Я же предупреждала!», «Мы знали, чем это закончится!» Прекрасные тексты. Просто красота! Ребенок в больнице со множественными переломами, потому что родители достали его своими извечными нотациями и эмоциональным шантажом, в результате чего он просто из чувства протеста стал делать все, что ему запрещается, а они – «я же говорил», «я же предупреждала». Конечно, дорогие, вы, как всегда, правы! Купите себе медаль! А еще лучше – большой деревянный крест и прибейте себя к нему гвоздями. Родитель трясется за ребенка и думает, что он таким образом приносит ему пользу. А у ребенка формируется только стойкое чувство отвращения ко всему, что связано с родителями.
Вполне возможно, что своим волнением родители хотят сказать своему ребенку: «Видишь, как мы о тебе заботимся? Цени это!» Однако, ребенок в такой ситуации слышит только то, что его папа и мама заботятся исключительно о себе и о своем спокойствии. Он вполне осознает, что его родители борются за свой священный покой, ограничивая его жизнь и выливая на него свои отрицательные эмоции. И будь их воля, они бы вообще свое чадо никуда не пускали, купив свое спокойствие ценой личной, частной жизни близкого человека. К сожалению, такое случается нередко. Потому как – есть дети, которые могут противостоять натиску родительской «любви», а есть те, которые не могут и ломаются под этим натиском. Родители занимают роль жертвы – «Я поседела из-за тебя!», «Ты посмотри, до чего ты меня довел!» – а реальной жертвой этого эмоционального шантажа оказывается ребенок. И поверь – ему вовсе не обязательно быть вундеркиндом, чтобы понять или просто почувствовать эту ложь и несправедливость.
