Диана Видра - Помощь разведенным родителям и их детям: От трагедии к надежде
«К специфическим долгосрочным нарушениям, без сомнения, относится чувство собственной неполноценности. Оно появляется, когда ребенок считает себя брошенным, недостаточно любимым, потому что он был недостаточно важен, чтобы родители могли принести ему в жертву свои собственные разногласия. Вместе с ушедшим родителем он потерял важную часть своей личности, объект идентификации, на который он мог равняться, или того «любовного партнера», который отражал бы для ребенка его привлекательность и ценность. Он чувствует себя никчемным и неполноценным, если родители кажутся несчастными, а чувство вины заставляет бояться совершения новых ошибок. И поскольку все эти представления большей частью остаются бессознательными и никак не связываются с источником, их породившим, то эти дети, становясь взрослыми, на протяжении всей жизни вынашивают чувство вины, считают себя недостойными любви и их мучает страх снова потерпеть неудачу».
Фигдор говорит о том, что ему пришлось столкнуться с тем феноменом, что самочувствие детей разводов напоминает самочувствие дискриминируемых меньшинств или групп общественных окраин. «О стыде детей, у которых нет настоящих семей, мы уже говорили. К тому чувству, что «со мной что-то не в порядке», добавляется часто и другое, которое можно выразить так: «Я живу здесь, среди вас, но, собственно говоря, я, или по крайней мере большая часть меня, принадлежит совсем другой жизни». Этой «другой жизнью» и является отсутствующий отец или отсутствующая мать... Отсюда появляется тенденция исключения самого себя и тенденция к отступлению». Иногда это действительно становится мотивом подключения к группам социальных обочин, но и там старые проблемы вскоре всплывают вновь.
Марио было шестнадцать лет, когда доктор Фигдор начал с ним психотерапевтическую работу. Поводом оказалось «непреодолимое отвращение к учебе» и дисциплинарные проблемы. Ему грозило исключение из школы. Попытки матери повлиять на него заканчивались криком, Марио хлопал дверью и бежал в бильярд-кафе. Задания снова оставались невыполненными. Мать говорила: «Он такого высокого мнения о себе, что думает, все должны плясать под его дудку. Он всех взрослых считает дураками и его не допросишься что-нибудь сделать». И правда, внешне он не выглядел неуверенным. Парень был высок и красив и у него были манеры, удивительные для его возраста. Однако стоило ему почувствовать доверие к доктору, как из-под самоуверенной маски показалось лицо растерянного и ранимого подростка. Хоть он и был «любимцем общества», но на самом деле чувствовал себя ужасно одиноким. Марио казалось, что никто не любит его по-настоящему и ему необходимо вновь и вновь что-то предпринимать, чтобы завоевывать симпатии окружающих. И хотя, как мы уже сказали, он обладал привлекательной наружностью и хорошими манерами, был одарен спортивными талантами и очень нравился девушкам, ему и в голову не приходило, что его дружба может быть очень важна и другим. Как только он садился за уроки, его начинал мучить вопрос, а что сейчас делают другие там, без него? Ему казалось, что самое интересное всегда происходит в его отсутствие, а о нем никто и не вспомнит. Тогда он бросал учебники и бежал в кафе-бильярдную, место обычных встреч с друзьями. Но там никого не было, в это время все сидели за уроками. На следующий день повторялась та же история. Точно так же болезненно и даже яростно реагировал он на всякую критику со стороны взрослых, считая ее проявлением враждебности по отношению к себе.
Родители Марио расстались восемь лет назад. В ходе психоаналитического обследования выяснилось, что мальчик в большой степени идентифицировал себя со своей страдающей матерью, которая чувствовала себя нелюбимой, упрекала весь мир и прежде всего «этих ужасных мужчин». Столь опасную идентификацию Марио стремился компенсировать подчеркнуто «мужественным» поведением. Сделать матери любезность и получше учиться бессознательно означало для него «не быть мужчиной». Но вместе с тем Марио идентифицировал себя и с идеализируемым образом отца, что помогало ему удерживать видимое равновесие. Отец его переселился в Канаду и, как заявил Марио, не имея никакого образования, добился большого успеха. «Он правильно сделал, что покинул эту прогнившую Австрию и мою мать!» Марио считал, что с отцом (виделись они примерно раз в год) они могли бы лучше понимать друг друга, и собирался после школы, которую — сознательно — он все же хотел закончить, тоже уехать из страны. Несмотря на то, что уехать он собирался не обязательно в Канаду, это намерение имело бессознательное значение «воссоединения с отцом» или «возвращения в землю отцов». Там-то уж он никогда не будет чувствовать себя непонятым и отвергнутым!
Бывшие дети разводов в большинстве своем стремятся к счастливому браку и дают себе обещание не повторить ошибок своих родителей. Однако на дороге к исполнению этих желаний стоят огромные помехи, и они часто терпят крах прежде всего потому, что им неизвестна модель нормально функционирующего партнерства. Анна Мария Д. обратилась к психотерапевту по поводу одолевающих ее депрессивных настроений и жалоб психосоматического характера. С восемнадцати лет у нее были любовные отношения с мужчинами, но она жаловалась, что попадаются ей «одни женатики», так что семьи у нее не было и она сделала уже два аборта. В ходе психотерапевтического лечения выяснилось, что она тем не менее лишь тогда может позволить себе иметь эротические желания, когда знает заранее, что длительные отношения невозможны. Хотя она и мечтала о «настоящей семье с детьми», но не верила, что такое возможно. В ней жила непоколебимая уверенность, что рано или поздно ее все равно покинут, поэтому она и не пыталась создать семью.
Такая же история и у Эрика Б. Несмотря на то, что он уже трижды подолгу — от одного до трех лет — жил с женщинами, разрыв каждый раз происходил по его инициативе. Как только дело доходило до каких-либо разногласий, он в страхе вновь оказаться брошенным сам прерывал отношения. Для многих людей прекращение отношений кажется единственной возможностью разрешения конфликтов, идет ли речь о дружеских, любовных или рабочих отношениях.
Альфред Н. в свои 22 года поменял уже три места работы. Каждый раз, благодаря своим замечательным профессиональным качествам, он быстро завоевывал расположение начальства. Но возникновение малейшего недовольства им заставляло его как бы вновь переживать потерю приоритета «любимого сына». Его восхищение шефом превращалось в разочарование и даже ненависть, и он «швырял тому в лицо» свою должность. И свои шансы.
Любимый человек часто становится объектом переноса на него чувств с отца или с матери, и переносы эти ведут к своего рода новым инсценировкам конфликтных ситуаций из детства. Сорокалетняя Мария С. со всеми мужчинами, которых она в своей жизни любила, чувствовала себя использованной и униженной. Вначале она думала, что это судьба и ей просто «попадаются» «негодные типы», но потом стала сомневаться: «А может быть, это я вечно выбираю не тех?». В ходе психотерапии выявилась связь между ее отношениями с мужчинами и примером собственных родителей. Марии было пять лет, когда родители разошлись. Ее отец легко впадал в ярость, бил дочь и кидался с кулаками на мать, когда та пыталась защитить ребенка. Вначале казалось, что пациентка из всего своего окружения выбирала именно тех мужчин, которые по характеру напоминали ей отца. Но потом выяснилось, что она испытывала унижение и по вовсе безобидным поводам. Она чувствовала себя «отлупленным ребенком» даже там, где не было никакой объективной причины так себя чувствовать. Судя по всему, что-то влекло ее к тому, чтобы вновь и вновь переживать свои детские отношения с отцом. Чувствовать себя «отлупленной» стало неотъемлемым условием ее любовной жизни, так что даже если мужчина и не был достаточно активен в этом отношении, она прибегала к инсценировкам или фантазированию. Позднее, когда за сознательной ненавистью Марии С. удалось открыть свою любовь к отцу, вытесненную в бессознательное, она поняла, что в этих «повторениях», сама того не сознавая, пыталась и поныне сохранить образ некогда любимого отца. Таким образом, полная боли разлука становилась как бы несостоявшейся.
Но она сохраняла и еще одну идентификацию, а именно с беспомощной, избиваемой матерью. Из-за обуревающего их чувства вины многие дети, становясь взрослыми, навсегда остаются в плену у представления, что они не имеют права быть счастливее «бедной, покинутой мамы» или «бедного, покинутого отца» и их чувство вины смягчается в результате самонаказания. Однако бывает и наоборот: дети идентифицируют себя со «злым» родителем и сами уничтожают в своей жизни все, что им дорого.
Кроме того, в случаях, когда ребенком в фазе расцвета инфантильной сексуальности переживаются сцены насилия между родителями, в нем закладывается основа для дальнейшего развития садистских или мазохистских наклонностей. Сексуальные фантазии Марии С. тоже носили ярко выраженные мазохистские, а порой и садистские черты.
