Психотерапия и процесс. Основы экзистенциально-гуманистического подхода - Бьюдженталь Джеймс
Исцеление и здоровье
Уже треть века бытует знание о том, что ментальные и эмоциональные процессы могут вызывать психосоматические заболевания. Нам постоянно повторяют, что тело подвержено воздействию психики. Однако лишь в последние пять-десять лет благоприятное влияние психологического на физическое начало признаваться вне отдельных религиозных сект. Теперь в общественном внимании стал модным целительный потенциал нашего намерения.
Наблюдая, как клиенты освобождаются от невротических препятствий и узких идентичностей, я снова и снова замечал, как тело становится инструментом, на котором человек играет музыку жизни. Иногда это грустный, диссонирующий звук внутреннего конфликта и тревоги, и тогда тело становится напряжённым, а дыхание — поверхностным. В такие моменты часто случаются простуды, непоследовательная работа мышц и ненадёжное пищеварение и выделение. Эмоциональная боль часто откликается физическим страданием, а психические судороги отражаются в зажатости позы и процессов жизнедеятельности.
Когда человек начинает освобождать свою жизнь от этих искажений, тело также выражает происходящее. Дыхание становится глубже, движения — более плавными и грациозными, а системы жизнедеятельности работают спокойнее.
Есть ещё один процесс, свидетельств которого у меня меньше, но в существовании которого я всё же в определённой степени убедился. Я уверен, что намерение человека может быть задействовано таким образом, чтобы приостановить, а в каких-то случаях даже обратить вспять патологические процессы. Мне кажется, что человек, научившийся достигать подлинной центрированности, обращаться к глубинной мудрости, которую я описал, и фокусировать озабоченность, сохраняя открытые ожидания, обладает мощным средством для борьбы с физической болезнью. Я предполагаю, что со временем мы научимся лучше способствовать этому процессу, и преклоняюсь перед теми пионерами, которые заняты непростым делом исследования этой территории (см., например, [Mischlov, 1975; Samuels and Samuels, 1975]).
9. Путешествие окончено.
Проводник осмысляет пройденный путь
Что значит быть терапевтом в моей собственной жизни
Путешественник и проводник расстаются, каждый идёт своей дорогой и рассказывает истории своим друзьям. Каждый был и навсегда останется для другого особенным человеком, однако время и расстояние берут своё. Постепенно воспоминания теряют яркость, и на передний план выходят другие занятия и отношения. Однако некоторое время по-прежнему отводится размышлениям и рефлексии.
В этой последней главе я немного расскажу о том, что эта профессия значит для меня. Этот опыт невозможно полностью описать словами, однако я попытаюсь передать вкус той жизни терапевта, которая мне известна.
Психотерапия в самых распространённых сегодня формах в основном является новым явлением. За мою собственную жизнь — а я никоим образом не считаю себя «ископаемым» — терапия превратилась из малоизвестной практики, в основном занимающейся серьёзными нарушениями, в часть массовой культуры. Невероятно разрослась литература по этой дисциплине. В 1940-е и 1950-е годы можно было владеть всей тематической литературой, даже не занимая ею все свои книжные полки. Теперь же за потоком книг, журналов, аудио- и видеозаписей, семинаров, лекций и многого другого просто невозможно угнаться.
Когда-то область ментальной терапии в основном была занята психоаналитиками, с одной стороны, и своего рода рациональными советами — с другой. Теперь же существует большое разнообразие терапий, и мы уже упоминали о нём. В мои ранние дни в этой области единственными, кто мог заниматься подобным лечением, были психиатры. Сегодня в той или иной степени терапию проводят психологи, социальные работники, консультанты всех мастей, священники, профессионалы в сфере образования, полупрофессионалы со значительной или незначительной подготовкой — и все остальные.
Мне придётся выразить свою озабоченность последним моментом: мне кажется, что работа с людьми, которым в жизни нужна помощь, требует очень серьёзного доверия. Я знаю, что многие виды переживаний могут быть терапевтичными, однако чувствую, что нужно провести черту, чтобы отделить то, что действительно является терапией. Разумеется, в этом деле много растяп с официальным образованием и подтверждающими это документами, однако это не равноценно утверждению о том, что любой может открыть свою лавочку и стать терапевтом. Если человек, вне зависимости от своего образования, намеревается предлагать психотерапию, ему следует из уважения к человеческому достоинству постараться пройти осмысленную и полноценную подготовку. Здесь не место для моего мнения относительно учебной программы, однако копии разработанной мной программы можно получить, написав в Институт гуманистической психологии по адресу: Humanistic Psychology Institute, 325 Ninth Street, San Francisco, California, 94103.
Мой личный опыт работы психотерапевтом
Мы с женой просто пытались решить, стоит ли смотреть вечерние новости, когда зазвонил телефон. В жизни психотерапевта поздние вечерние звонки редко сулят что-то хорошее, и я снял трубку с опасением. Это была Салли. «Доктор Бьюдженталь, я только что насмерть зарезала мужа и не знаю, что мне делать». Боже! Это случилось. Мне везло, и мои клиенты редко совершали насильственные действия, но вот это случилось.
Между тем мой голос звучит спокойно и рассудительно — мне нельзя вызывать в ней панику, чтобы она не сделала чего-то ещё: «Расскажите мне об этом, Салли».
Её голос звучит спокойно, но это такое спокойствие, которое вызывает у меня недоброе предчувствие. Что скрывается под этой поверхностью? «Мы снова поссорились, как всегда. Я сказала ему, что о нём думаю, а он ответил, что его уже тошнит от моих перепадов настроения. А потом, как я уже рассказывала… О, ведь я давно с вами не виделась и не рассказывала вам об этом, не так ли?»
«Да, Салли, мы не виделись пару месяцев». Я пытался сделать так, чтобы она приходила регулярно, однако она продолжала избегать этого. Теперь я понимаю, что мне следовало настоять или сказать, что я не могу быть доступным ей, если она постоянно приходит и уходит. Боже, все эти мысли о том, как надо было поступить, и попытки защитить себя! Я напуган, и будет лучше, если я пойму это. «Салли, скажите, где вы прямо сейчас?» Я хожу по комнате и пытаюсь понять, что делать. Мне нужно поддерживать с ней контакт, я не должен позволить ей сделать что-то ещё или куда-то уйти.
«Я просто стою и смотрю на него».
«Вы уверены, что он мёртв?»
«Мертвее не бывает. — Смешок. Она теряет контроль? — Доктор Бьюдженталь, что мне делать?»
«Нужно сообщить об этом в полицию. Салли, ведь вы понимаете, что должны это сделать?»
«Пожалуй».
«Вы хотите сделать это сами или хотите, чтобы я это сделал?»
«Вы».
«Хорошо, Салли, я сделаю это, но вы должны пообещать, что останетесь там, где сейчас находитесь, и ничего не будете предпринимать до тех пор, пока я вам не позвоню или пока не приедет полиция. Обещаете?»
«Обещаю».
Итак, мы вешаем трубки, я звоню в полицию, рассказываю им то, что рассказала мне Салли, и прошу их позвонить мне, как только они будут с ней, и сообщить, нужно ли мне приехать. Я знаю, что пытаюсь уклониться от поездки туда. Я не хочу туда ехать, и она не просила меня об этом.
Через бесконечные полчаса снова раздаётся телефонный звонок. Это офицер полиции, он звонит из дома Салли. «Доктор, мы поговорили с этой дамой и её мужем…»
Всё произошедшее было галлюцинацией Салли. Никакого убийства не было, кровь не была пролита. В ту же ночь муж отвёз её в больницу, и я ничего о ней не слышал несколько месяцев. Последней новостью, которую я о ней узнал, было то, что она находилась на лечении у психиатра, выбранного для неё мужем. О дальнейшей её жизни мне неизвестно.