Бор Стенвик - Все мы врём. Как ложь, жульничество и самообман делают нас людьми
Тем не менее, покидая египетский зал, я почувствовал легкий укол разочарования. Что же я ожидал там найти? И откуда это преклонение перед древностью? И почему впечатления от увиденного под музейным стеклом должны быть сильнее тех, что возникают у меня, когда я просматриваю статью в «Википедии»? Направляясь к выходу, я решил сократить путь и свернул в коридор, который привел меня в просторный зал. Вдоль стен тянулись темные деревянные полки со старыми книгами, а посредине стояли стеклянные стеллажи с экспонатами, посвященными эпохе британского колониализма. В этом зале никого, кроме меня, не было, и голоса из коридора превратились вдруг в отдаленный гул. Внезапно я ощутил ее — историю. Она пахла красным деревом, старой бумагой и пылью. Откуда взялись все эти экспонаты, я и понятия не имел. Скорее всего, это чувство истории возникло у меня оттого, что зал был оформлен совершенно иначе, чем другие. Видимо, ему удалось избежать реставрации. Здесь не было ни экранов, ни планшетов, лишь старомодные стеллажи и стеклянные витрины. По-видимому, в других залах мне не хватало именно этой атмосферы, ощущения, будто я нахожусь среди объектов, которые намного старше и величественнее меня самого.
Побывав в Британском музее, я отправился в Дом Денниса Северса. Про это место я узнал несколько лет назад на какой-то лондонской вечеринке. Я тогда разговорился с двумя американками и спросил, куда бы мне сходить в Лондоне. Одна из них начала рассказывать о Доме Северса, но другая вдруг насторожилась, а когда я было заикнулся о том, что неплохо бы написать о таком месте заметку, резко заявила: «Не вздумайте! Это очень необычное место, и вы только все испортите!»
Попав в Дом Северса, я понял, что место и правда необычное. Это дом номер 18 по Фолгейт-стрит, неподалеку от рынка Спиталфилдс. Здание ничем не отличается от других старых трехэтажных домов, каких в округе множество. Я постучал, дверь открылась, и элегантный господин пригласил меня внутрь, попросив сохранять полную тишину. Разговаривать и даже перешептываться там запрещено, поэтому редким посетителям остается лишь молча ходить по тесным комнатам. Помимо меня, по дому бродили еще несколько любопытных, и все мы словно оказались в машине времени. Откуда-то с улицы доносился топот лошадиных копыт и скрип телег. Пахло пылью и лавандой. В скудном свете свечи и горящего в камине огня я разглядел разбросанную одежду и безделушки. В одной из комнат был накрыт стол, а хозяева словно вышли ненадолго и с минуты на минуту вернутся.
Ознакомившись с письмами, бухгалтерскими книгами и заметками, я понял, что дом принадлежит семейству Джервис и что это семья ткачей и торговцев шелком, живущих в XVIII веке. Посетителям приходится самостоятельно реконструировать в воображении историю семьи. На втором этаже якобы живет уже другое, более позднее ее поколение. Здесь мы увидели ружье, принадлежащее главе семьи, набор для вязанья и вязаную одежду, а также выпавшие и бережно сохраненные детские зубы. На верхнем этаже представлена жизнь ткачей в 1840 году. Шелковая промышленность пришла в упадок, и оставшиеся члены семьи вынуждены ютиться на чердаке, снимая несколько комнатушек в доме, который когда-то был их собственностью.
Дом Денниса Северса, как можно судить по названию, не принадлежит Джервисам. Эта семья — плод воображения Денниса Северса, настоящего владельца дома, населившего его несуществующими обитателями и поддерживавшего их жизнь там с 1979 до 1999 года. Севере приобрел дом в эпоху, когда подобные полуразрушенные старые дома вновь вошли в моду. Неподалеку от дома Северса поселились художники-авангардисты Гилберт и Джордж, и новые веяния привели впоследствии к массовому облагораживанию запущенных районов города.
Дом Северса, в котором воссоздана атмосфера прошлого, совсем не похож на посвященные быту ушедших времен музеи с их тщательно продуманными экспозициями. Основное отличие заключается в том, что Дом Северса намного сложнее отыскать. Конечно, ему посвящена отдельная статья в «Википедии», упоминается он и в некоторых путеводителях, поэтому сказать, что он окутан тайной, нельзя. Тем не менее он выглядит таинственным: никаких табличек или указателей, да и время посещения строго ограничено. И посетителям хочется, чтобы дом таким и оставался. Рассказывая о нем, мои американские приятельницы будто делились со мной секретом, и, напиши я о Доме Северса статью, они непременно восприняли бы это как предательство с моей стороны.
При жизни Северса посетителей, нарушивших тишину и начавших перешептываться или хихикать, бесцеремонно выпроваживали за дверь. Сейчас все не так строго, однако запрет на разговоры порождает ощущение, словно ты оказался в некоем временном вакууме, который в любой момент может быть нарушен. Помимо придуманной исторической составляющей в доме присутствует и еще одна — связанная с жизнью и личностью самого Северса. По его замыслу, каждая комната была обставлена как бы в соответствии с главой романа, описывающего жизнь в определенную эпоху, однако Севере и сам жил в этом доме. После экскурсии сотрудник, открывший мне дверь, угостил всех посетителей шампанским и ответил на наши вопросы о доме и Северсе. Оказалось, что принимавший нас сотрудник дружил с хозяином дома до самой его смерти в 1999 году. Северс прожил здесь много лет, и последней его волей было сохранить дом в таком виде, словно он по-прежнему обитаем.
Семейство Джервис — выдумка, а предметы интерьера Северс приобрел на блошиных рынках и у старьевщиков. Но пятна на потолке были настоящими, как и осознание того, что нас окружает творение одного человека, из чьих бокалов мы пили шампанское. Хотя история и была вымышленной, но когда я, слегка захмелевший, шагал по обычным лондонским улицам, то никак не мог избавиться от ощущения, что прикоснулся к чему-то таинственному. Вот только что это было?
Эксцентричные чудаки вроде Денниса Северса, собиратели старины и выдумщики, встречаются повсюду. В 2006 году в Торонто архивный отдел муниципалитета пригласил всех желающих посетить усадьбу скульптора-затворника Джозефа Вагенбаха. Рассказывали, что хозяин ее перенес инсульт и переселился в дом престарелых, а саму усадьбу называли настоящей исторической достопримечательностью. На протяжении нескольких недель кто угодно мог туда заглянуть и осмотреть впечатляющее собрание скульптур, личные вещи владельца и комнату, где до 1974 года жила муза скульптора Анна Неритти и где все сохранилось таким, каким было при жизни Анны. А затем на первой странице газеты National Post появилась статья, заголовок которой гласил: «Несуществующий скульптор-отшельник».
Джозефа Вагенбаха действительно никогда не существовало, а вся история оказалась выдумкой художницы Ирис Хойсслер, которая сама надевала халат экскурсовода и водила посетителей по дому. Хойсслер собиралась раскрыть тайну, однако газетчики ее опередили и испортили все впечатление тем, кто еще не успел побывать в усадьбе. Среди тех, кто стал жертвой мистификации, была и писательница Марта Бейли. Загадочная личность Вагенбаха явилась для нее настоящим источником вдохновения, и Бейли уже успела придумать целую историю его жизни, когда Хойсслер прислала ей письмо, в котором раскрыла тайну усадьбы.
Придуманный Хойсслер проект разоблачает нашу любовь к подобным загадкам и доказывает, что они во многом представляют собой плод нашей собственной фантазии. Когда мы, уже узнав правду, отправляемся в усадьбу Вагенбаха, рассматриваем его эротические скульптуры, почтовые открытки и семейные фотографии, история кажется нам чересчур уж продуманной. Никогда не существовавший скульптор даже разложил на столе карту, на которой отметил карандашом расположение концлагеря Берген-Бельзен. Нет, вовсе не с жизнью некоего Вагенбаха знакомятся посетители — они просто считывают готовые общеизвестные знаки, умело спрятанные в обстановке дома.
Подобные проекты стали особенно популярными в 1990-2000-х годах. В 2011-м я сам побывал на экскурсии в Культурно-историческом музее Осло, которую проводила актриса Клэр Де Ванген. Во время экскурсии она постепенно подменяла факты фантазией, и в конце концов мы оказались на самых задворках музея, в помещении, напоминающем декорации к фильмам Дэвида Линча. В описаниях подобных проектов часто встречаются такие характеристики, как «атмосфера места» и «воздействие на сознание», а сами проекты подогревают нашу тягу к раскрытию старых личных или семейных тайн.
Представителей древних обществ земледельческого типа подлинность окружающих их предметов нимало не заботила просто-напросто потому, что все вокруг было в той или иной степени подлинным. Подлинность, аутентичность вошли в моду, когда мы научились массово изготавливать копии, а наши впечатления стали предсказуемыми. Однако все предлагаемые нам аутентичные предметы являются, как правило, специально разработанными продуктами и, следовательно, не аутентичны.
