Криминальная психология - Кантер Дэвид

Но это не исключает действий организованных преступников, которые могут осуществлять террористы, таких как похищение с целью получения выкупа (Филлипс, 2009).

РИСУНОК 9.1 Классификация преступных организаций Марса (2000)

Ролевая игра в вооруженное ограбление

Сначала разделитесь на четыре группы разного размера. Теперь представьте, что вы с вашей группой собираетесь совершить ограбление мини-маркета или небольшого магазинчика! Потратьте 10 минут вместе, планируя, как бы вы это сделали — в частности, кто, что будет делать, и какой опыт в совершении преступлений или другой опыт, по вашему представлению, должен быть у каждого из участников? Как только вы вернулись к тому, чтобы снова быть законопослушными студентами-психологами, обсудите ваши планы:

• Каковы были различные роли, которые использовала каждая группа?

• Был ли у вас лидер?

• Какое ожидалось поведение от каждой роли?

• Какое ожидалось прошлое/происхождение для разных ролей?

• По вашему мнению, в вашей группе было слишком мало или слишком много людей?

• Каким может быть оптимальное количество участников при вооруженном ограблении?

• Как ваша дискуссия относится к рассмотренной литературе о структурах групп?

Пример 9.3

Многие трудности с раскрытием правды о реальных людях, участвующих в терроризме, невозможно переоценить. Единственные люди, у которых есть возможность взять интервью, если к ним есть доступ — это те, кого обнаружили и схватили, обычно из-за того, что им не удалось достичь своих целей. Эти люди могут и не быть типичными представителями тех, кому удалось осуществить свои насильственные акты. Если и есть возможность получить доступ к этим людям, то, что они говорят службам безопасности, вряд ли станет достоянием общественности; и то, что они говорят немногим исследователям, которые получили к ним доступ (например, Мерари, 1990; Сойбельман, 2004), скорее всего, будет искажено их собственными взглядами на свою неудачу и их текущим заключением.

Также важно подчеркнуть, как это делает Хорган (2005), что получение доступа к людям, замешанным в терроризме, может быть опасным, и часто является длительным и утомительным процессом. Понятно, что большинство исследователей неохотно следуют этому пути и, вместо этого, опираются на вторичные и третичные источники. Это одна из причин того, почему публичная трактовка террористов часто так дезориентирована, что делает их предметом политических искажений, которые исследуют Данис и Штоль (2009). Заявления, сделанные террористами, особенно террористами-смертниками, записанные для трансляции после их смерти, страдают от таких же сложностей. Мерари (1990) предлагает, что подготовка такого заявления — это часть процесса, путем которого смертник связан с актом, который он намерен совершить. Беря на себя обязательство — в письменном виде или на видео — совершить действие, намного более сложно позже отступить, не потеряв при этом свое лицо.

Также сложно делать какие-то обобщенные выводы из того, что известно о психологии одних террористов по сравнению с другими. Изменяющаяся мировая арена и развивающиеся социальные процессы также означают, что вряд ли существует одна психология, которая подходила бы всем группам. Тем не менее, несмотря на эти многочисленные сложности с получением детальной информации, медленно увеличивающиеся по количеству серии исследований можно поставить в один ряд с тем, что известно о других актах насилия и суицида; набросать картину того, как люди оказываются замешанными в подобного рода деятельность, и что может вывести их.

ОБЪЯСНЕНИЯ ТЕРРОРИЗМА

В своем обзоре психологических причин терроризма Могхаддам (2005) ясно дает понять, что «материальные факторы, такие как бедность и нехватка образования, являются проблематичными в качестве объяснений террористических актов». Он цитирует отчет Кугана (2000) по ИРА как абсолютно не поддерживающий точку зрения о том, что «они являются безмозглыми хулиганами, выходцами из безработных и нетрудоспособных». Министерство внутренних дел Сингапура в 2003 году заявило, что пойманные террористы Аль-Каиды обычно не были выходцами из бедных слоев общества и имели достаточный уровень образования. Действительно, отчеты о людях, которые совершили теракты 9/11 в Нью-Йорке и Вашингтоне, показали, что эти люди не вышли из лагерей для беженцев, не были необразованными и недалекими по своему умственному развитию (Боданский, 2001). Таким образом, упрощенный анализ, предлагающий, что акты терроризма — это первые этапы народной революции, являющиеся действиями малоимущего пролетариата, у которого нет других способов улучшить свою жизнь, не имеет достаточного эмпирического обоснования.

Немного более искушенной аргументацией было бы утверждение, что, хотя у индивидов есть какой-то материальный комфорт, если они живут при репрессивном режиме, то лишение их свободы — это источник их террористических устремлений. Эту точку зрения также сложно обосновать фактами. Как ясно дает понять Янгс (2006) в своем анализе влияния политических репрессий на распространенность терроризма, существует мало корреляции между относительной степенью политических репрессий и «радикализмом». Он сравнивает различные страны Ближнего Востока, Индию, Китай, и источники революции в других частях мира, чтобы показать, что, если на то пошло, то репрессивные режимы служат для того, чтобы держать террористическую активность под контролем, и что те, кто хочет атаковать гражданское население, извлекают выгоду из свобод, которые ассоциируются с демократией.

Для того чтобы объяснить более высокий уровень недовольства и связанное с этим насилие при менее репрессивных режимах, полезно рассмотреть «относительную депривацию». Уокер и Смит (2002) анализируют более 50 лет исследований того, как люди сравнивают свой собственный опыт с опытом других людей, которых они знают, и оценивают их личную депривацию по отношению к аналогичному опыту других людей. Смит и Лич (2004) показывают, что когда идентичность человека тесно связана с членством в определенной группе, то вера в то, что группа в целом подвергается определенным лишениям, может оказывать существенное влияние на уровень его неудовлетворенности, намного больше, чем когда он сравнивает свой личный опыт.

Психологическое объяснение террористов-смертников особенно тяжело понять. Оно, как представляется, идет вразрез со всеми понятиями самосохранения, разве что человек потерял связь с реальностью. Как следствие, одна общая точка зрения по поводу психологии террористов-смертников состоит в том, что они, должно быть, страдают серьезными психическими расстройствами. Однако даже элементарный анализ теракта в Лондоне в июле 2005 ясно дал бы понять, что преступники не могли быть сумасшедшими в обычном понимании этого слова и не могли потерять связь с реальностью, не находились под влиянием наркотиков и не были хорошо обученными фанатиками. Люди, которые 11 сентября угнали самолеты в Нью-Йорке, также показали целеустремленность и собранность, что не сочетается с психозом или другими крайними формами психического заболевания. Это соответствует анализу Силка (2003) и Могхаддама (2005), которые ясно показали, что нет никаких доказательств того, что террористы-смертники имеют явные психические расстройства. Пять неудавшихся террористов-смертников из Палестины, которых интервьюировал Сойбельман (2004), не продемонстрировали никаких признаков психических заболеваний и были способны обсуждать любые темы со своим интервьюером довольно рациональным образом.