Алексей Ивакин - По ком звенят кедры
Конгрессмен Райан, ты ублюдок! — выпалил он, а стоявшие рядом поселенцы смотрели на эту сцену кто с ужасом, а кто и с одобрением.
Адвокаты Лейн и Гарри бросились на охранника, пытаясь освободить перепуганного конгрессмена. В схватке охранник порезал себе руку, и его кровь брызнула на белую рубашку Райана.
Кое-как инцидент замяли, но эта кровь была в тот день далеко не последней.
Тем пятнадцати человекам, которые хотели уехать, в конце концов было разрешено покинуть лагерь. К трем часам дня Райана со товарищи и пятнадцать отказников посадили, наконец в грузовик, чтобы доставить к взлетно-посадочной полосе, откуда самолетом можно было вырваться на свободу.
Но как только грузовик двинулся с места в кузов внезапно запрыгнул один из главных помощников Джонса, Ларри Лейтон. Беглецы с испугу прижались к борту. Кто-то закричал:
Он убьет нас!
Но оказалось, что Лейтон тоже хочет сбежать из лагеря. Райан пытался успокоить взволнованных людей, а сам с тревогой думал, удастся ли до темноты добраться до столицы, ведь дорогу совсем развезло и грузовичок еле тащится.
Машина добралась до взлетно-посадочной полосы только в 16.30. Самолета не было. В ожидании самолета сотрудник «Эн-Би-Си» Дон Харрис стал готовиться к тому, чтобы взять еще одно интервью у конгрессмена. Остальные взволнованно обсуждали нападение на главу делегации. Фотограф из «Сан-Франциско кроникл» достал фотоаппарат и стал снимать все подряд.
Над верхушками показался самолет — знакомый девятнадцати местный «Оттер». Все вздохнули с облегчением, когда увидели, что за ним летит еще и маленький самолетик «Сессна» рассчитанный на шесть посадочных мест.
Один за другим самолеты спасатели коснулись земли и, подпрыгнув раз другой, остановились на взлетно-посадочной полосе.
Райан со своей помощницей Джекки Спир организовали посадку пассажиров, составив списки улетавших первым рейсом и тех, кому придется подождать до следующего раза.
«Сессна» была укомплектована полностью. Райан стоял теперь перед «Оттером», подсаживая других пассажиров.
Ив этот момент, на дороге показался трактор, тащивший на прицепе фургон. Он остановился между самолетами, из фургона выскочили трое подручных Джонса с автоматами и без предупреждения открыли огонь.
Те, кто не успел сесть в самолет, пустились бежать или бросились ничком на землю.
Первым погиб представитель правительства Гайаны Дуайер. Дочь медсестры Эдит Паркс, Патриция упала обезглавленная автоматной очередью в упор. Грегу Робинсону, фотографу из «Сан-Франциско кроникл», снимавшему все до последней минуты, пуля попала в лицо. Его коллегу Рона Джарвеса ранили в плечо. Репортеру из «Вашингтон Таймс» Чарльзу Краузе пуля раздробила бедро.
Действуя хладнокровно и методично, убийцы обошли вокруг самолета и нашли оператора «Эн-Би-Си» Роба Брауна, который из своего укрытия продолжал снимать. Его ранили в ногу, и он упал рядом с камерой. Один из головорезов приставил дуло автомата к его виску и выстрелил.
Райан и Харрис попытались спрятаться за толстыми колесами самолета, но и там их уже настигли пули. Один из палачей нашел их и уже мертвых расстрелял в упор. На всякий случай он выстрелил и в убитого Робинсона. Затем бандиты забрались обратно в фургон и уехали.
«Сессна» все-таки взлетела, но «Оттер» не смог, он был сильно поврежден. Вокруг оставались лежать убитые и одиннадцать раненых. Корчась и крича от боли, оставшиеся провели всю ночь под открытым небом, пока наутро их всех не забрал самолет, прилетевший из Джорджтауна.
Следующий акт трагедии разыгрался уже в самом поселении.
Пока шла кровавая бойня на взлетно-посадочной полосе, Джонс, находясь в слепой ярости, отдал приказ готовиться к «Белой ночи».
Адвокаты Джонса, Лейн, которому было пятьдесят один год, и его семидесятидвухлетний коллега Гарри, оставшиеся в Джонстауне, понятия не имели о том, что произошло в шести милях от поселения. Тем не менее, потрясенные нападением на конгрессмена, они взволнованно обсуждали вопрос о возможности покинуть лагерь следующим утром.
В этот момент, к ним подошел помощник Джонса и сказал:
Отец хочет вас видеть.
Он повел их на площадку, где на скамейке растрепанный и обезумевший рыдал Джонс.
Это ужасно, ужасно, — повторял он и рассказал, что трое из его охраны поехали догонять Райана и неизвестно, что они могут натворить. — Они так любят меня и могут сделать что-нибудь ужасное, что повредит моей репутации. Они собираются стрелять в людей и в самолеты… Они хотят убивать… Они взяли с собой все наше оружие!
Джонс лгал. Он сам отдал приказ расстрелять делегацию. И сам приказал готовится к последней «Белой ночи». Единственное, в чем он был искренен, в заботах о своей репутации. Настоящий политик…
Тем временем завыли сирены, закричали в один голос громкоговорители: «Тревога! Тревога!» Но теперь это уже была не репетиция. Всем колонистам велено было одеть свою лучшую одежду.
Не обращая внимания на весь этот шум, Джонс мрачно сказал адвокатам:
Мои люди могут быть настроены против вас. На собрании могут быть всякие неожиданности.
Он встал и, направляясь к веранде, велел адвокатам укрыться в домике и оставаться там до тех пор, пока он не даст знак выходить. На пороге бунгало они столкнулись с охранником, который сказал им просто: «Теперь мы умрем». Из зловонных бараков молча выходили один за другим последователи Джима Джонса и привычно выстраивались перед верандой, повинуясь хриплым призывам громкоговорителя.
Когда прозвучал, повар Стенли Клейтон как раз готовил ужин. «Белые ночи» стали для него настолько привычным явлением, что он просто не обращал внимания на суматоху, пока на кухню не ввалились два охранника и не велели ему идти вместе со всеми. Стенли понял, что на этот раз это не репетиция.
Джонс занял свое место на троне. Как всегда в руке его был микрофон. Рядом с ним был магнитофон. Пророк хотел оставить свою последнюю речь потомкам. Вокруг него суетились помощники, а все пути возможного побега были перекрыты охраной.
Адвокату Лейну удалось расспросить одного из охранников о происходящем. Тот объяснил, что Джонс готовит акцию массового самоубийства в знак протеста против «расизма» и «фашизма». Это уже не репетиция, добавил он.
Улучшив момент, адвокаты решили бежать. Они спрятались в густых зарослях, и это спасло им жизнь.
Тем временем, община собралась вокруг Джонса и он начал свою последнюю речь, которая становилась все более невнятной. Начал он с объявления, что их путь завершен.
Я хочу, чтобы дети мои были первыми, — сказал он. — Возьмите сначала младенцев.
На длинном столе рядом с ним медсестры наполнили шприцы цианидом, чтобы впрыснуть яд в рот малышам. Охранники, оцепив место, где сидел Джонс, держали оружие наизготовку.
По мере того, как пространство вокруг «алтаря» заполняли все прибывающие члены общины (числом более тысячи), старший помощник через громкоговорители давал указания охранникам: «Если заметите труса или предателя, если кто-то при вас попытается бежать — пристрелите этого человека».
Затем послышался голос Джонса:
Не будем ссориться. Сделаем все как следует.
Он держал палец на клавише записи магнитофона, то включая ее, то выключая в тех местах, где понимал, что заговаривается.
Несмотря на все мои старания защитить вас, нашлась горстка людей, которые своей ложью сделали нашу жизнь невозможной. Их предательство — это преступление века! — заявил он.
Старый испытанный прием снова сработал. Кто-то из джонсоновской паствы забился в религиозном экстазе, кто-то заплясал вокруг алтаря. Кто-то запел молитвы.
А знаете ли вы, что сейчас произойдет? Один из тех людей в самолете убьет пилота. Я не просил его об этом. Это произойдет само собой как возмездие. Они спустятся сюда на парашюте. Он еще долго говорил о том, как тяжко пришлось ему из-за предательства, какое давление на него оказывали и как он сопротивлялся…
Потом он велел всем выпить яд:
Пусть каждый возьмет свою чашу, как это делали древние греки, и тихо отойдет.
Джонс назвал это революционным шагом.
Они возвращаются к себе, чтобы порождать новую ложь, новых конгрессменов…
И снова он начал поторапливать людей, они должны были умереть побыстрее. Сначала дети…
Джонс все больше и больше взвинчивал себя. Он стал совсем безумным. Знаменательное событие, которого он так ждал, которое было многократно и успешно отрепетировано, наконец-то должно было свершиться. В медицинской палатке рядом с верандой доктор Шахт спешно готовил напиток в большом корыте с красной надписью по краю: «Ароматизировано». Он выливал туда содержимое из больших аптекарских склянок.
Джонс тем временем продолжал:
Если кто не согласен со мной, пусть говорит.
