Брене Браун - Стать сильнее. Осмыслить реальность. Преодолеть себя. Всё изменить
Integrity (верность своим принципам). Вы выбираете смелость вместо комфорта. Вы выбираете то, что правильно, вместо того, что весело, быстро или легко. И вы предпочитаете практиковать свои ценности, а не просто исповедовать их.
Nonjudgment (неосуждение). Я могу попросить то, что мне нужно, как и вы можете попросить то, что нужно вам. Мы можем говорить о своих чувствах без осуждения.
Generosity (великодушие). Вы стараетесь наилучшим образом толковать намерения, слова и действия других.
Уверенность в себе часто становится первой жертвой падения. Во многих интервью, касающихся профессиональных и личных неудач, участники исследования говорят: «Я не знаю, смогу ли я доверять себе снова» или: «Я потерял веру в собственные суждения». Если вы перечитаете этот перечень и измените местоимения, то увидите, что BRAVING также является мощным инструментом для оценки нашей уверенности в себе.
В – Уважаю ли я свои собственные границы? Четко ли я понимаю, что допустимо, а что нет?
R – Надежен ли я? Делаю ли я то, о чем говорю?
А – Несу ли я ответственность?
V – Уважаю ли я свои истории радостей, проб и ошибок и делюсь ли ими надлежащим образом с другими?
I – Действую ли я, исходя из своих принципов?
N – Прошу ли я о том, что мне нужно? Не осуждаю ли я потребность в помощи?
G – Великодушен ли я к себе?
Если вы проверите выбор и поведение Эндрю на соответствие любому из данных элементов доверия, то увидите, что ошибки в плане личной ответственности, честности или ценности необязательно означают потерю доверия к себе. Доверие и ошибки могут сосуществовать, и зачастую именно так и происходит до тех пор, пока мы не исправляем свои ошибки, не начинаем следить за соответствием своих поступков своим ценностям и противостоять стыду и обвинению.
Разбираемся с неудачей
Фраза, которая все время крутилась в голове у Эндрю, – «Я неудачник». «Неудача» – скользкое слово, потому что мы используем его для описания широкого спектра опыта: от рискованных усилий, которые не оправдались, и идей, которые никогда не были реализованы, до болезненных моментов, изменяющих жизнь. Независимо от того, о каком опыте идет речь, неудача ощущается как упущенная возможность, как то, что не может быть переделано или повернуто вспять. Независимо от контекста и масштаба, неудача приносит с собой ощущение, как будто мы потеряли часть своей личной силы.
У многих из нас отрицательная реакция на слово «сила» чуть ли не на физическом уровне. Я думаю, это потому, что мы путаем понятия силы и власти над чем-то или кем-то. Но я говорю о той силе, определение которой дал Мартин Лютер Кинг: «Сила – это способность достигать своих целей и добиваться изменений».
Неудача зачастую заставляет почувствовать бессилие лишь потому, что мы не достигли своей цели и/или не добились желаемых изменений. Связь между неудачей и бессилием очень важна – годы исследований убедили меня, что мы, когда чувствуем собственное бессилие, становимся наиболее опасны как для себя, так и для окружающих. Бессилие приводит к страху и отчаянию. Подумайте о насилии, издевательстве, терроризме и проследите в нем безумную попытку убежать от бессилия.
Чувство беспомощности, появляющееся после неудачи, начинается для каждого из нас со знакомых мыслей о том, что «могло бы быть» или «должно было бы быть», и страх увеличивается вместе с уверенностью в том, что возможность навсегда потеряна. Укрепляющееся чувство бессилия в конечном итоге приводит к отчаянию. Мое любимое определение отчаяния дал пастор Роб Белл: «Отчаяние – это духовное состояние. Это уверенность в том, что завтра будет таким же, как сегодня». Мое сердце остановилось, когда я услышала, как он сказал это. Мне знакомо это ощущение нахождения «под скалой» с мыслями о том, что нет никакого выхода и завтра будет то же, что было вчера. Для меня это чувство абсолютного духовного кризиса.
В ходе своей работы я выяснила, что для того, чтобы избавиться от бессилия и отчаяния, нужна надежда. Надежда – это не эмоция: это когнитивный, то есть мыслительный процесс из трех составляющих: цель, стремление, организованность, как их обозначил исследователь С.Р. Снайдер.
Надежда приходит, когда мы можем ставить цели, обладаем упорством и настойчивостью, чтобы преследовать эти цели, верим в свою способность действовать. Снайдер также обнаружил, что надежде можно научить. Когда есть необходимые условия, границы и поддержка, дети учатся у родителей. Но даже если мы в детском возрасте не научились надеяться, у нас все еще есть возможность сделать это уже взрослыми. Просто чем человек становится старше, тем ему тяжелее, потому что у взрослого за спиной большой опыт и груз накопленных привычек, от которых придется отказаться.
Надежда сопровождает борьбу. Если мы никогда не падали или не сталкивались с трудностями в детском возрасте, то лишены возможности развивать упорство и чувство организованности, чтобы надеяться. Один из величайших даров, которые мне передали родители, – это надежда. Когда я падала или терпела неудачу, они не бежали меня спасать. Они поддерживали меня, но при этом всегда давали мне возможность выбираться самой. Они придавали большое значение выдержке и смелости, и это сослужило мне затем хорошую службу, особенно в моей карьере писателя.
Я написала свою первую книгу в 2002 г. и назвала ее Hairy Toes and Sexy Rice: Women, Shame, and the Media («Волосатые пальцы ног и сексуальный рис. Женщины, стыд и средства массовой информации»). Название было основано на двух историях из моей собственной жизни во временном диапазоне двадцать пять лет. История про волосатые пальцы касалась моего первого опыта со стыдом и образом тела. Когда мне было восемь лет, я обнаружила пушок на большом пальце ноги и провела несколько месяцев, упорно разглядывая глянцевые журналы типа «Мне семнадцать» или «Проблемы юной леди» в поисках информации, нормально это или нет. Ничего. На любых крупных планах ног моделей их пальцы были абсолютно гладкими, без каких-либо признаков волос. Я была убеждена в том, что я единственная в мире девочка с волосатыми пальцами. Этот опыт привел меня к тому, что я стала покупать вещи из рекламы в журналах, вроде блеска для губ Noxzema и Bonne Bell, и прятала свои пальцы. Так у меня начался роман с самой собой.
Сексуальный рис – это про популярную телевизионную рекламу 1999–2000 гг. Однажды после долгого дня преподавания я вернулась домой еще до возвращения Стива с нашей маленькой дочкой. После завершения ритуала «бюстгальтер-волосы-телевизор» я опустилась на диван перед телевизором с мыслью, что бы такое придумать на ужин, когда мое внимание привлекла реклама. Красивая женщина в шелковом белье и великолепный мускулистый парень щупали друг друга и сползали на пол перед холодильником. Через пару секунд любовники остановились, чтобы покормить друг друга с ложки. «Ммм, это похоже на рис», – подумала я. Наконец в самом последнем эпизоде камера показала миску риса и знакомый логотип. Я закатила глаза и подумала, что это было очень глупо.
Затем я начала размышлять: «Неужели они думают, что люди на самом деле это делают? Думаю, мужчинам понравилось бы прийти домой, съесть ужин с ложки и лишь затем заняться сексом перед холодильником». Потом, как и предполагали рекламщики, мне стало немного грустно от своих мирских планов на ужин и от дурацкого свитера, в который я была одета… и возможно, на ужин у нас будут одни лишь сэндвичи… и половина разговоров придется на то время, когда мы с мужем будем заниматься с нашей малюткой Эллен… и лишний вес, который я не могу сбросить после беременности… и я неизбежно усну перед телевизором во время новостей.
Таким образом, я использовала эти переживания в названии своей первой книги о своих исследованиях на тему женского стыда. Я потратила полгода на поиск агента и получила море безличных писем-отказов. Моей последней надеждой стала конференция писателей в Остине, где плата за вход давала возможность десятиминутной беседы с реальным живым редактором из Нью-Йорка. Мне было страшно, я испытывала возбуждение и надежду. Я встречалась с редактором из известного издательского дома, который выпускает серьезную научную литературу. Редактор мне понравился с первого взгляда. У него были немного растрепанные волосы, он носил большие странные очки и казался немного угрюмым. На мой взгляд, это делало его авторитетным. «Что вы хотите мне показать?» – спросил он, когда я села напротив.
Удивительно, но я совершенно не нервничала, когда произносила заранее подготовленную и отрепетированную речь. Редактор подпер подбородок кулаком и нахмурился. «Вы сейчас можете мне что-нибудь показать?» – спросил он. Я протянула свои сочинения вместе с сопроводительным письмом. Он взял несколько страниц, начал читать и через несколько минут заметил вслух, что в моих мыслях есть нечто важное и ценное, но заголовок никуда не годится. «В стыде нет ничего смешного. Не надо облегчать эту тему. Ницше как-то сказал по этому поводу: «Что вы считаете наиболее гуманным? – Избавить кого-либо от стыда. Что такое освобождение? – Никогда не чувствовать стыда перед самим собой». Будьте серьезнее. У вас есть для этого все задатки», – пояснил он.
