Татьяна Девятова - 5 наболевших вопросов. Психология большого города
В общем, мы заложники идеи «коллективного счастья». При том, что счастье – это ведь некое чувство, а любое чувство может испытывать только конкретный человек, его не может испытывать масса, группа или организация. Да, мы подчас испытываем счастье именно от того, что помогли другому человеку или даже группе людей. Но с чем бы ни было связано твое переживание счастья, ты должен осознавать это событие как твое личное благо, ты не можешь радоваться «коллективом». Когда радуется коллектив – то это просто сразу несколько людей, знакомых тебе, переживает чувства, сходные с твоими, и повод у вас формально один и тот же.
Но мы привыкли именно так: «личное счастье» – это нечто неприличное и запретное, бессовестное и меленькое, а «общественное счастье» – мечта поэта. И в этом парадокс: мы внутренне настроены на «мир во всем мире», то есть на «общее счастье», а поскольку счастье может быть только личным, ничего не получается. Можно ли оказаться в булочной, если ты идешь в молочный магазин? Ну, наверное… Правда, только по случайности, в результате неконтролируемого стечения обстоятельств. Если же тебе хочется хоть каких-то гарантий результативности твоих действий, то надо стремиться к тому, что ты хочешь получить, а не к тому, что может случиться только само собой и вне зависимости от прикладываемых тобою усилий.
В общем, если ты хочешь счастья – ты должен мечтать о личном счастье, о своем, для себя. Но мы все привыкли грезить об общественном… «Люди мира, на минуту встаньте! Слышится, слышится… Звучит со всех сторон!» – это мы, по заложенной в нас ложной установке, должны, как нам кажется, всей массой переживать – и свои горести, и свое счастье. Только вот такого не бывает. И в результате – ни того (общественного), ни другого (личного) счастья в нашей жизни нет. «Ну, что ты тут счастливый такой? Там дети в Уганде голодают и коммунизм еще не построили в Западной Европе, а ты, значит, в счастье уже пребываешь?!»
Нам стыдно быть счастливыми, а стыдясь своего счастья, нельзя ему научиться, нельзя его построить. Оно неизбежно будет получаться «противозаконным», а потому не будет в нем того светлого переживания, без которого оно невозможно. Впрочем, быть абсолютно несчастным нам раньше тоже возбранялось: «Как ты можешь страдать, когда живешь в стране Советов, в лучшей стране мира?!» Сейчас, правда, ничего подобного нам с экранов телевизора не говорят, однако сохранились важные рудименты: «Как тебе не стыдно: мать впахивает, как лошадь ломовая, а ты палец о палец не ударил и еще несчастный! Совести у тебя нет!» Причем это ведь звучит не только в тех случаях, когда ребенок ничего не делает, но и в том случае, когда ребенок уже не ребенок совсем, а, например, руководитель крупной компании, замученный стрессами. И вот он приезжает на дачу, где его мама вспахала десять грядок, и ему в целом грустно-грустно: на работе бедлам, подрядчики подводят, инспекции изводят, да и мама, которой врачи прописали лежать смирно, носится по огороду как угорелая, огурцы поливает. Но нет, не имеет он право поддаваться унынию, ибо… Ибо мама его очень долго жила в Советском Союзе.
– Но с удовольствием в нашей стране дела обстояли еще хуже. Стремиться к удовольствию было однозначно зазорным. Оценка «живет в свое удовольствие» – это же ругательство пообиднее мата! Помните, в одном из старых советских фильмов звучала такая формула: «Человек живет не для радости, а для совести». А ведь счастье и удовольствие как-то связаны между собой…
– Да, связаны. С физиологической точки зрения, какое же может быть счастье без удовольствия? Если человек испытывает какое-то неудовольствие, например, не удовлетворены какие-то его базовые потребности, не достигаются жизненные цели, – в этом случае он однозначно несчастлив. А если он получает удовольствие от «А» до «Я», то, по идее, он должен быть счастливым. Но наличие удовольствий, со своей стороны, не делает человека счастливым.
– То есть удовольствие – это только какая-то часть счастья, его необходимое условие?
– Удовольствие – да, без него счастья не бывает. Но вот счастье далеко не всякий раз оказывается попутчиком удовольствия. Тут опять же надо иметь в виду и физиологию, и психологию процесса.
То, что касается физиологии, проблема в следующем. Если мы представим себе удовольствие и неудовольствие на отрезке, то получится… Вот у нас точка «неудовольствие» (какая-то наша неудовлетворенная потребность), дальше мы движемся к точке «удовольствие». Посередине этого отрезка, когда мы начинаем понимать, что удовольствие нам не только приснилось, но и может случиться, мы из «зоны неудовольствия» переходим в «зону нарастающего удовольствия». Пик этого удовольствия будет в точке «удовольствие». Но что дальше? Потребность удовлетворена, дефицит, так сказать, устранен и… Мы снова оказываемся в «зоне неудовольствия». Так что это какой-то замкнутый круг: удовлетворение потребности сменяется состоянием неудовлетворенности, а стремление к удовольствию неизбежно приводит нас к неудовольствию. В общем, мало тут счастья.
Теперь к психологии процесса. Счастье – относится к чувствам высшего порядка, а удовольствие как физиологическая реакция – напротив, к самому низкому уровню психической организации. Ланцетник и дождевой червь – и те уже знают, что такое удовольствие или неудовольствие, но то, что такое счастье, – знает только человек. В этом переживании, поскольку оно относится к числу высших, как в капле воды отражается вся психическая организация человека. Сознание – то есть наши мысли, наши мировоззренческие установки – занимает огромное место в этом сложном переживании под названием «счастье». В общем, между удовольствием и счастьем такая же примерно разница, как между нехитрым сексуальным влечением – «понравилось и захотелось» и любовью, как говорят в таких случаях – «большой и настоящей».
В общем, для переживания и возникновения чувства счастья большое значение имеют наши представления о самом этом счастье. Это как с любовью – у нас же масса критериев, признаков, по которым мы определяем – любят нас или не любят: понимают – значит, любят, не понимают – не любят, поддержали на дипломатическом приеме – любят, а не заставили родственников замолчать – значит, не любят. Все эти, с позволения сказать, «установки», конечно, рудименты каких-то детских переживаний, но они живут в нас и во взрослом состоянии. Вот точно такая история – и наши представления «о счастье», они где-то попрятались в глубинах нашего подсознания. Хотя в целом есть и некий, почти универсальный, «джентльменский набор» представлений о счастье. У кого-то на первом месте семейный уют, а кто-то грезит о социальном внимании – когда все смотрят на тебя, рвут на части и восхищаются. У кого-то грезы об эротических переживаниях – «была б моей Мадонна…» и так далее.
В общем, есть у каждого из нас некие «формальные критерии» счастья, но это такая – как бы это сказать? – теория, что ли. Мол, теоретически я буду счастлив, если случится то-то и то-то. Но свершение этих событий не сделает человека счастливым, с другой стороны, если они не свершатся, то у него мало шансов почувствовать себя счастливым (или ему надо будет поменять свои «признаки» счастья на что-то более осуществимое). В общем, тут как с удовольствием: и удовольствие, и представление о том, какое оно – счастье, необходимы для переживания счастья, но сами по себе удовольствие и соблюденные формальные признаки счастья счастья нам не гарантируют…
Удовольствие может быть разным по качеству. Физиологическим – от того, например, что ты вкусно поел или имел какую-то прекрасную сексуальную связь. А еще ты можешь получать удовольствие от того, что реализовал какой-то общественно значимый проект, достиг своих жизненных целей, понял, зачем ты живешь, и обрел в связи с этим внутреннюю гармонию. Это все – удовольствия, просто они разные. Известный американский психолог Абрахам Маслоу выделял разные типы человеческих потребностей, от примитивных до самых сложных. А что такое потребность? Это то, что заканчивается ее удовлетворением, то есть удовольствием. У Фрейда же вся концепция построена на принципе удовольствия и неудовольствия, и вообще другого счастья нет.
Мы сейчас рассматриваем категории удовольствия и счастья с физиологической, с психологической точки зрения. Все это так или иначе присутствует в работах Павлова, Фрейда, Маслоу – бихевиористов, гуманистов и психоаналитиков. В целом это одно и то же – удовольствие, неудовольствие и так далее. Другое дело – это проблема внутренней насыщенности понятия счастья, что, как я пытался показать, очень важно. Принципиально важно, поскольку «счастье» без этой внутренней компоненты невозможно. Тут же, в этом направлении, никаких серьезных разработок не велось, и это то, чем следовало бы, на мой взгляд, заняться. Поскольку в этой плоскости, как мне кажется, масса перспектив – в смысле возможностей увеличения способности человека к переживанию счастья.
