Аркадий Едигес - Как научиться разбираться в людях
А потом – просветление, душа очистилась в покаянии, так что можно снова сладко грешить, Бог простит.
Греховность у истероида связана с мазохистскими склонностями. Возьмем даже само устрашающее понятие ад. Ад – это то, что ждет грешника на том свете за его грехи. И смотрите, если то или иное действие, даже и очень "недостойное", не грозит мучениями в аду, если оно незапретно, то оно как бы и не так интересно. А вот если за грех будешь мучиться на том свете – это уже что-то, это уже некий смысл этой жизни.
Но ведь и на этом свете можно устроить себе ад: заявите, что вы голубой, и будете обеспечены скандалами на всю оставшуюся жизнь: осмеяние, оплевывание, освистывание, избиения. Но они же хотят, очень хотят, чтобы их избили физически и морально, а потом пожалели, приголубили, додали бы родительскую любовь, которой им так не хватало в детстве. Несчастность, которая испытывается при такой мазохистской провокации агрессии на себя, должна спровоцировать жалость.
Такое психоаналитическое толкование имеет естественное продолжение. Паранойяльные пророки-садисты придумывают ад, испытывая наслаждение от самого только описания будущих мучений грешников. А эпилептоидные "инквизиторы" испытывают райское блаженство от того, что здесь и теперь они этого грешника фейсом об сейф (так больнее и впечатлительнее, чем об тэйбл – сравните-ка: дерево или железо?). Ну а уж если это настоящая, католическая, инквизиция, то можно и на костер. Часть истероидов уподобляется в этом отношении и паранойяльным, и эпилептоидам, с той, может быть, разницей, что садистские и мазохистские тенденции у истероидов в основном взаимозаменяемы.
В наукеПриблизительно такие же процессы, как в сфере религии, происходят и в сфере науки. Он склонен безоговорочно принимать (эпилептоиды – критично) позицию новоявленного паранойяльного ученого, его доктрину, он участвует в его скандальных научных шоу, которые поражают воображение отрицанием прежних истин и открывшимися перспективами покорения природы, развития промышленности, облегчения труда, оздоровления людей. И, как обычно, позднее к ним присоединятся и эпилептоиды, которые составят действительно научную гвардию, а наш истероид уйдет, скорее всего поссорившись, к другому паранойяльному ученому или лжеученому и будет светить его отраженным светом и создавать нимб вокруг него.
Истероидов в науке не так много, все больше шизоиды, паранойяльные и эпилептоиды. Но истероидке может быть приятно блистать на научной трибуне, быть причисленной к лику ученых.
И вот тот или иной статусный профессор, увлекшись хорошенькой студенткой, принимает ее в аспирантуру, пишет за нее диссертацию, ну не полностью вместо нее пишет, но возится, правит тексты, печатает статьи в соавторстве с ней.
И смотришь – она помыкалась-помыкалась и защитилась, в двадцать пять лет уже кандидат наук. Для разбавления скучной научной общественности вроде бы даже и не так уж плохо. Но если бы, не дай Бог, истероидов в науке оказалось много и все они старались только блистать, то это уже была бы не наука, а сплошной театр.
ПрофессииИстероид по своей сути – не политик. Но, выражаясь словами Есенина, в политической жизни он – "самый яростный попутчик". Неважно, по какому пути движутся его лидеры, главное, что они ему симпатичны. Он больше ориентируется не на согласия или разногласия, а на симпатии или антипатии. И в то же время без истероидов немыслима ни одна революция и ни одна война – ни гражданская, ни отечественная, ни захватническая.
А какие сферы деятельности ему еще подходят? Что ж, исходя из основной черты – тотальной демонстративности, легко видеть, что это прежде всего артисты – эстрады и театра, кино, телевидения, радио, это ведущие различных ток-шоу, это эстрадные музыканты, а нередко и исполнители классической музыки, ну а дальше – это некоторые учителя, лекторы, дикторы, представительные и представительствующие секретарши, продавцы, рекламные агенты и т. д.
А если отбросить предвзятость, то проституция – тоже в основном истероидная профессия. Чего стоят одни рекламные проспекты преуспевающих проституток, в каких только позах и какие только интимные места они не выставляют на всеобщее обозрение, не говоря уже о порнофильмах. И для всех этих видов деятельности надо хотеть и уметь быть в центре внимания, не бояться этого. Но могут быть и другие романтические занятия, например (как и у паранойяльных), переплыть океан на парусничке, чтобы получать аплодисменты и раздавать автографы.
Артисты – они почти что всегда истероиды. И, как истероиды, они любят себя в искусстве, а не искусство в себе. Станиславский, получается, именно о них придумал эту глубокую фразу. Далеко не все, кто связан с театром, – истероиды. Режиссер, например, – не истероид. Но кто такой режиссер? Это человек, которого нет на сцене. Он выходит туда только раскланиваться. Это актеры-истероиды – на сцене. А он – за кулисами. Он, как "серый кардинал", – всем управляет, но его не видно. Его и не надо видеть. Он паранойяльный. Как другие паранойяльные ставят политические спектакли (и в них задействованы свои "актеры"), так и режиссер театра или кино воплощает свои художественные идеи, которые непосредственно зрителю несет актер-истероид.
Однако и ученый нуждается в том, чтобы как можно лучше представить свои работы, нуждается в продвижении своих результатов к людям, а для этого надо уметь сделать с блеском краткий содержательный доклад или держать аудиторию в состоянии напряженного внимания в течение всей вынужденно длинной лекции. Но если артист обходится своими истероидными качествами (художественностью, эмпатичностью), то ученый не может обойтись только этим. Чтобы добиться в науке чего-то дельного, он должен обладать качествами шизоида или эпилептоида. Так же как и в искусстве, истероиды любят себя в науке, а не науку в себе, не то что шизоиды, эпилептоиды или паранойяльные. Но слава богу, ученых среди истероидов мало, так что это все-таки будет наука, а не, как мы опасались, сплошной театр.
В овладении профессиональными навыками истероиды проявляют некоторое усердие, склонны учиться интероргтехнике, языкам.
Арион"Нас было много на челне; иные парус напрягали, / Другие дружно упирали / В глубь мощны веслы… А я – беспечной веры полн, / Пловцам я пел" – так Пушкин фактически изобразил роль талантливого истероида в обществе. Мы знаем и другое стихотворение – басню известного моралиста Крылова про попрыгунью-стрекозу, которая "лето красное пропела". "Ты все пела? это дело: так пойди же попляши", – это муравей – стрекозе. Но Арион все-таки вроде серьезным тоже делом был занят. Так что истероиды нужны. Как бы мы обошлись без гениального истероида Смоктуновского? И без КостиРайкина (я специально так слил ИмяФамилию, потому что этот УмноКрасивый человек для нас навсегда останется как бы СыномОтца, неким вечным Инфантом, в то же время превзошедшим по значимости – так и положено Богом – своего непревзойденного папу Аркадия Райкина)?
Кстати, у чтимого всеми психологами Л. С. Выготского есть наблюдение: дети жалеют стрекозу и осуждают угрюмого жадного муравья.
И на самом деле, быть актером – это работа, и это нужно людям. Так что не следует плохо относиться к истероидам. Даже самого Пушкина один из его друзей называл попрыгунчиком. И если красивая жена-истероидка капризничает, так на том и романистика вся держится, с ее драмами-трагедиями человечества. И сам великий Пушкин из-за вертихвостки, в общем-то, но жарко любимой, Гончаровой стрелялся с пустосердным Дантесом. А не войди в его жизнь эта истероидка, которой нравилось, видите ли, танцевать с Жоржем (ведь жизнь проходит), то не было бы позднего Пушкина и его дуэли, вошедшей в историю России как одно из самых его великих произведений.
Если у паранойяльного миссия мессии, то у истероида миссия певца, Ариона; правда, миссию "я гимны прежние пою" выдерживают далеко не все певцы. Да, истероид – все же не паранойяльный.
ФилософияВ принципе она истероида не интересует. Не шизоид же он и опять-таки не паранойяльный. Но философия иногда лежит и основе романтики и даже романов: вот хотя бы гетевский Фауст или уайльдовский Дориан Грей… А бывали и модные философы в салонах; и даже в российских салонах начала XIX века их называли по-славянофильски "любомудрами".
И красивый мальчик, умерший так рано и бывший таким элегантным и талантливым, с красивой фамилией Веневитинов, был "любомудром", то есть философом.
Из философии вытекают разные религии, а из религий – связь с потусторонними силами, спиритизм и прочая магия и чертовщинка. В философии берут начало разные революции (еще раз напомним тезис Маркса о том, что философы изучаю: мир, а надо его переделывать). Но есть еще и философская 6eлетристика, художественно-философская литература, разные стоицизмы, экзистенциализмы. Эстетика – тоже философская наука, а от нее недалеко до эстетства, искусства для искусства в башне из слоновой кости. И даже само звучание слова "философия" завораживает. А имена философов? Сенека! Гегель… Hекоторые философы и вели себя романтично независимо.
