Екатерина Мурашова - Лечить или любить?
Женщина беззвучно и страшно плакала. Мутные слезы катились по ее лицу, как по стене.
— Но сейчас вы ждете другого ребенка, — я решила прервать этот процесс, ведь Кирилл наверняка был оплакан раньше.
— Да, но я не могу.
— Что значит, не можете? — изумилась я. — Ведь вы УЖЕ беременны.
— Мне все говорили: муж, мама, психиатр в больнице — это лучший выход. Но, мне кажется, я не имею права…
— Что за чушь?! — патетически воскликнула я, но после упоминания психиатра в моей голове родилась ледяная мысль: «Неужели гибель сына спровоцировала у матери большую психиатрию? В этом случае она рассуждает вполне здраво: что ждет еще не родившегося малыша? Но зачем же она пришла ко мне? Не доверяет мнению лечащего врача?»
— Со дня гибели Киры я все время думаю: «Почему он? Почему именно с нами это случилось?»
— Этот вопрос не имеет ответа, — быстро сказала я.
— Да, я знаю. Мне советовали ходить в церковь, молиться. Говорят, многим помогает. Все в руках Божьих. Но я не смогла молиться тому, кто держал жизнь моего сына в своих руках и… распорядился ею таким образом.
— Давайте оставим Бога в покое. Поговорим о вас и вашем будущем ребенке.
— Вы… вы не верите в Бога? — впервые женщина взглянула на меня с каким-то живым чувством.
— Да, я атеистка, — подтвердила я.
— Хорошо. Тогда вы, может быть, поймете. Каждый отвечает сам за себя, без богов и чертей. После смерти ничего нет. Все здесь. Я — чудовище. Мне нельзя больше иметь детей.
Я чувствовала, что беседа идет по краю. В любой момент она могла встать и уйти. Куда?
— На каком основании вы делаете такой вывод? Вы не можете винить себя в гибели Кирилла. Его смерть — трагическое стечение обстоятельств.
— Речь не об этом. Я смотрела на живых детей, его школьных друзей, которые приходили ко мне со словами сочувствия, на славных соседских ребятишек во дворе… Я всех их ненавидела за то, что они живы, понимаете?! Я думала: лучше бы любой из них! Я готова была послать на смерть чужого ребенка, чтобы жил мой собственный! Я никому об этом не говорила, потому что это ужасно, но… я даже рекламу в телевизоре смотреть не могла, если там были дети. Я представляла себе…
— Хватит! — прикрикнула я.
Хорошее воображение может быть и благом, и проклятием, в зависимости от обстоятельств, я это хорошо знаю по себе.
— Давайте так: мухи — отдельно, котлеты — отдельно. Вы пережили тяжелейшую трагедию. Некое помутнение сознания в этом случае почти нормально.
— Меня лечили в больнице, всеми способами, вплоть до инсулинового шока, — вставила женщина.
— Вот видите. Теперь дальше. Как мы уже условились, мы с вами не верим в богов, а верим в объективную реальность, данную нам в ощущениях. В этой реальности вы никого никуда не посылали. Более того: обо всех своих воображаемых кошмарах вы говорите в прошедшем времени, стало быть, сейчас вы массовую гибель дворовых азербайджанских, а также рекламных детей на завтрак, обед и ужин себе не представляете…
На лице женщины мелькнула тень улыбки. Я мысленно поаплодировала сама себе.
Дальше наш разговор был уже не таким критическим.
Уходя, женщина задумчиво сказала:
— Но, вы знаете, я все время думаю: зачем это было? В чем смысл? Ведь Кира уже все понимал, но только начинал жить…
Я поняла, что аплодисменты были преждевременными.
— Вы придете еще, и мы поговорим об этом.
— Поговорим? — удивилась женщина. — А мне все говорят, что надо уже перестать задавать бессмысленные вопросы и думать о будущем…
— Вот пусть они сами и… Что такое осмысленные вопросы? Сколько будет стоить нефть к концу года? Поженятся ли Галкин и Пугачева?
Женщина улыбнулась еще раз.
— Я приду, если можно, — сказала она. — Бессмысленные вопросы.
— Пожалуйста.
* * *У женщины по имени Ирина родился мальчик. Прямо в роддоме она удочерила брошенную девочку и выписалась из роддома с двумя детьми.
Я увидела всю семью, когда детям исполнилось по три месяца.
— Я теперь могу вспоминать и думать о нем, о Кире, — сказала Ирина. — Наконец-то. Без злости и отчаяния. С благодарностью. Я поняла: он жил не просто так — вот, они тоже всегда будут его благодарить.
Она приласкала взглядом почти одинаковые кульки с младенцами.
— Я хотела, чтобы вы тоже их увидели, потому что из наших разговоров я многое поняла. Бессмысленные вопросы имеют ответы.
Я не знала, что сказать. Могла только процитировать для Ирины стихотворение Жуковского, которое когда-то помогало мне самой:
«О милых спутниках, которые наш свет
Своим сопутствием для нас животворили,
Не говори с тоской: их нет;
Но с благодарностию: были».
Глава 39
Не своя жизнь
— Хотя бы вы ему скажите… Может быть, он постороннего человека, специалиста, послушает. Нельзя столько жрать!
Стройная женщина лет тридцати с небольшим говорила с нескрываемым раздражением. Ее чувства были обращены к присутствующему здесь же сыну — мальчику лет десяти, очень похожему на медвежонка Винни-Пуха.
Внешность самой женщины легко описывалась фразой: видно, что человек много собой занимается. Зато почти не просматривалась индивидуальность. Мне показалось, что я много раз видела ее по телевизору, на обложках журналов и в интернет-заставках. Разумеется, это была не она, а ее клоны. Я уже знала, что женщина — адвокат. Преуспевающий, умный, жесткий.
— Мне кажется, что он просто живет возле холодильника! Это не считая четырехразового, поверьте, вполне полноценного по калориям и витаминам питания! И всякой засоряющей желудок дряни, которую он покупает на свои карманные деньги…
— Понимаете, я очень люблю сухарики, — проникновенно объяснил мальчик, обворожительно улыбнулся мне и, тихонько сопя, стал собирать башню из больших деталей детского конструктора.
Мальчик мне нравился. Он выглядел вполне здоровым. Естественно, его звали Миша.
Мама продолжала метать громы и молнии.
— Ты хотел бы похудеть? — спросила я Мишу. — Тебя в школе не дразнят?
— Не-а, — безмятежно ответил он. — Мне и так нормально. Диету — ну ее! Я покушать вкусненькое люблю. А которые мальчишки дразнят, так их девчонки колотят. Они — за меня. Но я и так не обижаюсь. Надо ж им кого-то дразнить…
— И вот это еще! — снова взвилась мама. — Он всех прощает, всех понимает, со всеми договаривается… Никогда не даст сдачи. Девчонки и учителя его действительно любят за незлобивость, но ведь надо понимать, в каком мире мы живем…
— Скажите, ваша семья — это вы, Миша…?
— Еще моя старшая дочь Ева и мой муж.
— Сколько лет дочери?
— Девятнадцать, она учится на юридическом факультете. Между прочим, отличница. А этот, — она ткнула пальцем с устрашающим накладным ногтем в Мишу, — получит тройку и даже не расстроится!
Я поняла, что здорово ошиблась с возрастом своей клиентки. Не могла же она родить старшую дочь в 13 лет!
— Какие отношения у Миши с отцом?
Дама как-то замешкалась, и ответил сам Миша:
— Очень хорошие! Мы в кафе ходим, в театр, и в морской бой он со мной играет!
— Я хотела бы поговорить с вашим мужем.
— Вы уверены, что это нужно? — в голосе дамы ясно звучали сомнения, которые только укрепили мое намерение.
— Да, совершенно уверена.
Молодому человеку я не дала бы и тридцати. Впрочем, на прямой вопрос он ответил: тридцать один. Профессия — театральный актер. — «Какой театр?» — «Да вы не знаете… Это такая экспериментальная студия…» Разумеется, Андрей не был биологическим отцом ни Миши, ни Евы. Но свое расположение к Мише подтвердил охотно и сразу.
— Вы знаете, это действительно странно. Хорошо, если вы разберетесь, — серьезно сказал Андрей. — Наталья обожает Еву, лепит ее по своему образу и подобию, поощряет в ней просто зверское какое-то честолюбие. А Ева с детства лицемерит и подстраивается, ей это во вред, мне кажется. Вроде бы Наталья и Мишку любит. Но иногда на него просто как с цепи срывается — даже не понять, с чего все началось. Я, бывает, вступаюсь, так она — на меня. А Ева всегда на ее стороне, тоже все пытается брата гнобить за обжорство. Мишка же у нас человек хороший, добрый, все им прощает, всех помирить пытается…
— Биологические отцы детей на горизонте появляются?
— Нет, мы вместе уже четыре года, ни про того, ни про другого я даже не слышал. Понимаете, я люблю Наталью, и к Мишке привязался, хотел бы жить с ними, но… Она успешный человек, умница, красавица, все свое благосостояние создала своими руками, но иногда ведет себя так… — театральный человек скорчил гримаску, пытаясь подобрать слова, — …так, как будто бы все это ей не принадлежит, как будто она живет чужую жизнь. И в любой момент все могут отобрать, и надо всегда быть готовой это защищать когтями, клыками… Кто на нее нападает? Мне это непонятно… и неприятно… Хорошо бы, действительно, разобраться…
