Андрей Теслинов - Концептуальное мышление в разрешении сложных и запутанных проблем
В связи с этим возникает необходимость рассмотреть и использовать способы словообразования, применяющиеся в бытовом, профессиональном и официальном языках при нехватке их лексических средств, вызванных развитием понятий». [137]
Заметим здесь существенную особенность процесса образования имен, выделенную в последнем суждении, – развитие понятий. Терминотворчество – это проблема из области опережающего развития понятий. Но мы будем говорить об этом особенно тщательно там, где речь пойдет об искусстве концептуального мышления.
Итак:
– Термины (имена) необходимы в концептуальных техниках для облегчения оперирования концептами и обмена ими с другими мыслителями и пользователями.
– Создание имен – не тривиальный акт, а процесс, подчиняющийся естественным закономерностям и одновременно искусству.
– Порождение новых имен – важная, неизбежная и необходимая грань использования концептуальных схем.
– Терминотворчество «работает» на развитие понятий. [138]
В последнем, пока весьма голословном утверждении ключевую роль играет выразительное богатство естественного языка. Задействование этого богатства – еще одна технологическая идея концептуального мышления.
Проблема преодоления речевых форм мышления
…Боже милосердный, для чего ты
Дал нам страсти, думы и заботы,
Жажду дела, славы и утех?
Радостны калеки, идиоты,
Прокаженный радостнее всех.
Понятно, что здесь говорится не о калеках, не об идиотах и прокаженных. Здесь вопрос о природе счастья, гимн живому, незамутненному восприятию жизни. Не так ли? Что с нами делает И. Бунин? Согласитесь, стихотворной речью, изящной линией слов создается речь другая, внутренняя, в которой только и возникает подлинный смысл речи первой. А может быть, и не один. Поэтика – высшая форма мастерства, в которой речью высокой, искусственной преодолевается речь обыденная.
Стою перед иконой «Житие святых»…. Иконопись, и в особенности в форме «жития», есть способ преодоления трудностей речевого мышления высоких сюжетов. Обратим внимание на форму мыслительной деятельности, которая возникает у стоящего перед иконой. Какова она? Что общего в этих примерах? В смысле деятельностной точки зрения здесь совершается работа по созданию скрытого, подразумеваемого или, как говорят, имплицитного пространства смыслов.
Работу прямо противоположного направления совершает концептуальное мышление. Оно переводит имплицитные формы мыслительной деятельности в эксплицитные – в открытые и явно выраженные. И в этой работе особенным образом используется сила естественного языка.
Об осторожности обращения с богатством языка
Слово «осторожный» я употребляю здесь для обозначения непростых ролей выразительного богатства языка в концептуальном мышлении. Это, с одной стороны, роль могучего помощника, роль ресурса, из которого мышление черпает возможности для кристаллизации смыслов, а с другой стороны – роль могучего вредителя, роль, подобная той, которую раз и навсегда по отношению к полякам сыграл русский крестьянин Иван Сусанин.
Чтобы разобраться с этим основанием концептуального мышления, рассмотрим его в двух режимах: в режиме восприятия речи в акте мышления и в режиме выражения смыслов.
Мышление в режиме восприятия речи.
Согласитесь, воспринимая речь другого, большинство из нас нуждается в том, чтобы не только слушать, но и видеть говорящего. Будто помимо слов мы хотим опереться еще на что-то, чтобы понять обращение к нам. Это «что-то» содержится в жестах, взгляде, мимике, интонациях, наверное, в энергии, с которой произносятся слова. И чем скуднее словарь говорящего, тем сильнее наша нужда в этом «чем-то», что в дополнение к словам передает мысль и ее смысл. Речь, таким образом, лишь отчасти произносится словами.
«Уж полночь близится, а Германа все нет…» Представьте, что в этой фразе я делаю сильный акцент на слове «Герман». Тем самым я передаю вам примерно такой смысл: уже поздно, все собрались, один только Герман опаздывает, хотя именно его ожидают больше других, и досада на него нарастает. Теперь я произнесу ту же фразу с сильным акцентом на два последних слова «…все нет!». И смысл меняется. В таком произношении оказывается, что кто-то давно ожидает Германа, но его по-прежнему нет, это очень сильно беспокоит ожидающего, хотя не ясно – беспокойство ли это за Германа или, скорее, за самого себя, ожидающего. Так что же здесь слова? И что надо услышать, чтобы понять речь? Получается, что при известном значении каждого слова и возможного поля смыслов, который может быть внесен в наше рассмотрение этими словами, на самом деле каким-то особенным приемом, акцентом мы указываем на вполне конкретный смысл, который передается и который должен быть «схвачен» слушателем. Согласитесь, здесь и в подобных случаях из возможного поля смыслов нами выбирается необходимое, а остальное отбрасывается как не имеющее сейчас значение. Не заметив акцента, может быть, жеста или иного указания на направление нашего выбора, мы рискуем понять речь искаженно или не понять ее вовсе.
Чуткое ухо концептуалиста слушает не слова, вернее, не только и не столько слова, сколько намеки, указания на тот план, в котором слова должны обнажать свои актуальные значения. Восприятие речи концептуалистом подобно пропусканию сигналов через интеллектуальный фильтр, которым из слов, порядков слов, комментариев, интонаций и прочего выбирается только то, что может помочь безошибочно выстроить концепт, отражающий переданный смысл. Однако это известно:...«Полное „схватываниие“ вещи производится через высказывающую речь, через смыслы речей, возникающих в душе говорящего и направленных на душу слушателя и рассчитанных на понимание. Так, понятая речь непосредственно связана со смыслами, не заявленными в слове, но молчаливо подразумеваемыми и естественно ведущими к первообразам, этими смыслами обогащенным.
Образуется своего рода треугольник: Божественные идеи – звукообразы – понятия как смыслы высказывания, успокаивающиеся в изначальных идеях. Абеляр потому и говорит, что универсалии как значащие звучания, смысл которых может измениться от одного звука, от голосового интонирования его, зависят от общего основания больше, чем от „схватывания“ человеческим разумом». [139]
Все это означает, что осторожность в обращении к выразительному богатству слов, о которой мы говорим, связана с двумя операциями, которые выполняет концептуальное мышление, воспринимая речь другого:
– операцию очистки, отфильтровывания речи от неактуальных смыслов, которые привносят с собой слова;
– операцию улавливания подсказок, содержащихся в речи и направляющих мысль на точное конструирование передаваемого смысла.
Работа мышления при восприятии речи другого.
Эта непростая работа концептуального мышления образует живую проблемную область, которую можно обозначить как область проблем преодоления «речевых форм мышления».
Суть проблемы состоит в том, что в обыденных и широко распространенных случаях мышление «переводит» чужую речь в смыслы без совершения этих двух операций, а, так сказать, «как она есть». При этом слова принимаются и обрабатываются в виде однозначных блоков информации, как бы склеенными с устоявшимися смыслами. Например, «открытое образование» – это понятно: раз «открытое», значит, без запретов, для всех, без экзаменов, по принципу «заходи, ребята». «Демократия» – это тоже понятно: власть народа – народ выбирает делегатов своих желаний, те от имени своих избирателей принимают решения и отчитываются перед ними. «Займемся любовью» – очень просто: любовь – это занятие, вчера не занимались, а сегодня займемся, пошли…
Неосторожное, легкое, упрощенное обращение со словами при конструировании смыслов создает не только путаницу в головах, но и обширные смысловые бедствия. Обращусь здесь к французским концептуалистам....«… До полного позора дело дошло тогда, когда самим словом „концепт“ завладели информатика, маркетинг, дизайн, реклама – все коммуникационные дисциплины, заявившие: это наше дело, это мы творцы, это мы концепторы! Это мы друзья концепта, ведь мы его вводим в свои компьютеры. В маркетинге усвоили мысль о некотором отношении между концептом и событием; и вот уже концепт выступает как совокупность различных представлений о товаре (историческое, научное, художественное, сексуальное, прагматическое…), а событие – как презентация этого товара, в котором обыгрываются различные представления о нем и возникает некий „обмен идей“. Нет событий, кроме презентаций, и нет концептов, кроме товаров, которые можно продать». [140]
