Под ред. М. Ромашкевича - Эротический и эротизированный перенос
Равномерно распределенное внимание. На сессии врач видит мысленные образы пациентки, которые являются продуктом различных внешних восприятий: зрительных, слуховых, обонятельных и тактильных. Но к чувственному восприятию мы должны добавить те бессознательные восприятия, которые сталкиваются друг с другом на воспринимающей поверхности психического аппарата: слова, мысли, аффекты. Именно аналитик приписывает восприятиям внешнее или внутреннее происхождение. Аналитик слышит звуки свободных ассоциаций пациента(ки) — то есть, в его сознании активизируются акустические образы, которые соответствуют его родному языку и которые, по его мнению, исходят от пациента(ки). Эти образы, связанные в понятия, образуют форму лингвистических знаков, в которой сводятся воедино множественные переносы, проистекающие из бессознательного аналитика, и формируются слова со смыслом. Общая сумма этих восприятий и переносов формирует у аналитика образ[49] пациента(ки) как объекта. С другой стороны, невероятно сложная бессознательная коммуникация между пациентом(кой) и аналитиком обеспечивает основу для базисных идентификаций. При анализе с синхронической перспективы эти идентификации соответствуют тем, которые были диахронически описаны Фрейдом (1923) как первые, прямые идентификации, предшествующие любому объектному катексису. Эти идентификации являются фундаментальными структурами психического аппарата (первоначальное нарциссическое это, эго абсолютного первичного нарциссизма и инцеста), которые принимают участие в образовании аффектов, возникающих на сессии, и бессознательных идей, переносимых на образы пациента(тки).
Из этого описания видно, что аналитик оперирует со своими собственными образами, а также с образами, которые он приписывает объекту реальности, пациенту(ке). Эта проекция характеризует пациента(ку). Чем более вытеснены или погребены — то есть, чем более бессознательны — эти структуры, тем более интенсивно их качество реальности.
Негативный контрперенос. Если исходить из этих соображений, становится очевидна роль аналитика в развитии любви в переносе. Как уже отмечалось, через аналитический процесс и в особенности тот фон, на котором он происходит, образ пациента является реципиентом переносов от вытесненных образов аналитика, включая нарциссически-инцестуозный образ, погребенный (Untergang) в бессознательном аналитика (Фрейд 1924, 73). Таким путем образ пациента приобретает инцестуозный смысл, который представляет зловещую угрозу для связанного эго аналитика. Эго защищает себя от такого травматического вторжения, наделяя этот образ качеством реальности. Таким образом устанавливается негативный перенос: аналитик воспринимает пациента(ку) как такого человека, от которого исходит угроза включить его в инцестную структуру. Если аналитик осознает испытываемую им драму, эти переносы станут стимулом для аналитической работы: в противном случае возникнет вытеснение в форме отвержения пациента и кульминацией эдиповой трагедии станет прерывание анализа. Могут наблюдаться другие исходы, то есть эго аналитика может участвовать в этом инцестном представлении, в котором в аналитической ситуации разыгрывается эдипова трагедия с насилием, которое характеризует инцест.
Контрперенос. Все это, по-видимому, указывает на то, что аналитик — главное действующее лицо в развитии любви в переносе, для которой, кроме того, сам он устанавливает границы. Эти соображения ведут нас к пересмотру концепции контрпереноса. Согласно этой концепции, в ходе психоаналитического процесса аналитик испытывает реакции на материал пациента(ки), которые являются продуктом его отклика на переносы пациента(-ки). Когда мы осознаем, что аналитик — главное действующее лицо, что переносы пациента(ки) постигаются аналитиком и приписываются пациенту(-ке), концепция контрпереноса теряет свою ценность; мы можем с такой же легкостью сказать, что материал пациента(ки) является контрпереносом, так как служит откликом на переносы аналитика. В действительности это игра переносов, в которой аналитик, который их открывает, — в конечном счете, в своем самоанализе — является тем лицом, которое их определяет, формулирует, делает осознаваемыми и приписывает пациенту(ке). Именно на основе такого самоанализа (Фрейд, 1910,139; Цезио и др., 1988), в котором аналитик открывает переносы, он высказывается относительно пациента(ки).
Эдипова трагедия и эдипов комплекс. Понимание нарциссических, инцестуозных, трагических структур, погребенных в ид (как было нами сказано при обсуждении негативного контрпереноса), которые становятся явными через развитие любви в переносе, требует от нас различения концепций "эдиповой трагедии" и "эдипова комплекса".
В "Я и Оно"[50] (1923) Фрейд утверждает, что в основании психики лежит первичная эдипова структура, эдиповы протофантазии, которые ведут к "первой и самой значительной идентификации индивида... Она, по-видимому, не результат или исход объектного катексиса; это — идентификация прямая и непосредственная, и по времени — она раньше любого объектного катексиса" (37). Эти первичные идентификации — основа тех идентификаций, которые в последующем формируют эдипов комплекс; они окрашивают идеал-эго, предшественника эго-идеала. Эти протофантазии содержат начало эдипова комплекса, инцест, вовлекающий в себя детоубийство и отцеубийство в борьбе за обладание матерью-женою, так же как это показано Фрейдом в его описании первоначального мифического времени. В психоаналитическом процессе текущее свидетельство этого мифического времени можно видеть в конденсированной форме в инцесте. Он осуществляет борьбу за сексуальное обладание матерью-женой. Его клинической манифестацией является негативная терапевтическая реакция, а любовь в переносе — одна из принимаемых им форм.
Таким образом, можно сказать, что имеются две эдиповы структуры: первая — структура инцеста с ее нарциссической, страстной трагической природой, эдипова трагедия, в то время как другая возникает в результате тщательной проработки первой структуры с родителями в ходе личной истории: эдипов комплекс, описанный Фрейдом в "Я и Оно" как характеризуемый нежностью и амбивалентностью. Что касается их манифестации, вторая структура стремится к подавлению сексуальной цели, а ее симптомы — симптомы психоневрозов.
Негативная терапевтическая реакция. В некоторых анализах, после нескольких лет лечения, и так как они протекают в атмосфере интенсивного сексуального позитивного переноса, когда достижения соответствуют нашим ожиданиям, мы сталкиваемся с требованиями со стороны пациента(ки), которые превышают нашу способность удовлетворить их внутри аналитического сеттинга, так как это было бы нарушением его. В то же самое время и неотделимо от доминантной страсти возникают чувства ревности, маскируемые требованиями любви, они могут становиться столь яростными, что ставят под угрозу лечение, формируя таким образом то, что известно как негативная терапевтическая реакция (Цезио, 1960; Обстфельд, 1977). Трагическая эдипова природа этой реакции ведет нас к предположению о наличии в ее основе аффекта, известного как любовь в переносе, которая переполняет допуски аналитического фона своей безапелляционной природой. То, что теперь проявляется в любви в переносе, было вытеснено или погребено в бессознательном. Оно возрождается к жизни в форме такого нарциссического выражения. "Чудесный ребенок " - фаллос, вновь возникает в составе чудесной пары пациент(ка)-аналитик. Это "любовь, которая убивает", страсти, которые оканчиваются разрушением того, что столь интенсивно желалось. Это любовь, ищущая абсолютного обладания объектом до точки его разрушения и вызывающая самодеструкцию.
Трагедия и сопротивление. Итак, любовь в переносе возникает как нарциссически-инцестуозная манифестация, выражаемая трагическим образом, и которая, в крайних случаях, почти приходит к осознанию пациентом вследствие прогресса в анализе, с описанным нами негативным исходом. Следует, вместе с Фрейдом, добавить, что негативная природа этой любви усиливается тем использованием, которое делает из нее сопротивление.
Нарциссическое эго и логически последовательное эго (когерентное — coherent). Анализ любви в переносе, как уже отмечалось, обнаруживает двойную структуру психического аппарата. В любви в переносе, инцестуозной любви, мы находим, с одной стороны, проявления нарциссического, трагического эго, которые формируют ее основу, а с другой стороны — манифестации логически последовательного эго: перцептуального, морального, этического эго, которое вытесняет чувство, принадлежащее нарциссическому эго. Если эти чувства получают доступ к сознанию, они будут либо яростно отвергаться, либо приниматься, скрываясь под личиной генитального эго. Таким образом, определяются два крайних выражения сопротивления: пациент(ка), аналитик или они оба считают эту любовь подлинной, но невозможной, и это вызывает у них чувство, что они вынуждены прервать анализ, расстаться или же, в противном случае, искать удовлетворения, также кладя анализу конец. Фрейд говорит, что отвержение аналитиком или пациенткой этих чувств, даже по этическим причинам, а также их принятие — целиком продукты сопротивления, и что аналитик может иметь с ними дело, лишь используя ресурсы аналитической техники.