Борис Поршнев - Социальная психология и история
Как мы уже знаем, не ограниченное чем-либо доверие и внушение — синонимы. Доверие тождественно чувству и сознанию принадлежности к “своему”, к общему “мы”.
В целом явления, относящиеся к внушению в сфере социальной психологии, можно свести к следующим трем ступеням. Слепое (некритическое) доверие. Критичность, недоверие, сопротивление внушению. Убеждение как сокрушение возражений и тем самым восстановление доверия.
Сила доказательств требуется тем большая, чем менее выражено непосредственное чувство “мы”. Авторитет внушает в особенности, но только потому, что в наибольшей мере освобожден от недоверия — от малейшего подозрения в принадлежности по своим мыслям или интересам к “ним”.
Вернемся к затронутому выше понятию информация. Основатель современной теории информации и тем самым один из основателей кибернетики, К.Шеннон, создавая новую науку, отвлекался от человека с его особенностями, как звена информационной связи. В дальнейшем инженерная психология включила человека как воспринимающий информацию элемент. Но по-прежнему при этом отбрасывается то главное, что характеризует информацию между людьми: она пропускается сквозь фильтр доверия и недоверия. Этот фильтр веры глубоко изменчив в разных исторических условиях, в разных культурах и цивилизациях, в разных общностях. Крайние случаи — абсолютное доверие и абсолютное недоверие. Информация может быть совершенно неистинной, но приниматься, и совершенно истинной, но не приниматься. Между крайними случаями лежат разные степени доверия, требующие разных форм контроля информации. Безконтрольное доверие тем самым тождественно готовности принять абсурд. Переводя логику на язык психологии, можно сказать, что абсурд это есть то, что отвечает отношению веры. “Верую, потому что абсурд” (Тертуллиан). Чем примитивнее и изолированнее какое-нибудь “мы”, чем оно чище, типичнее, тем более оно внутренне соткано из доверия- — “веры на слово”. Следовательно, тем больше возможность для передачи друг другу заблуждения, в пределе — абсурда. Религиозные общности тяготеют к этим наиболее замкнутым “мы”. Психологическая природа религии — вера. Религиозные абсурды лишь усиливают веру, консолидируют такое “мы”. Только вторжение недоверия пробуждает мышление и делает возможной собственно информацию между людьми. Мышление возникает при необходимости выбора между двумя или более внушениями, довериями, общностями.
Абсолютное доверие можно, как известно, воспроизводить экспериментально: при гипнотическом внушении. Подопытный верит тому, что противоположно показаниям его первой сигнальной системы. Только в этом противоречии прямой информации и состоит смысл внушения, так как бессмысленно внушать то самое, что личность уже и без того знает, чувствует или готова сделать. Тут не будет акта внушения. Но в жизни дело обстоит много сложнее, чем в эксперименте. Доверие (вера) исходит как бы от самой внушаемой личности или, наоборот, корректируется ее проверкой, сомнением, мыслью. Иными словами, гипнотический рапорт устраняет все остальные потенциальные “мы”, с которыми непрерывно соотносит себя личность. А при нормальном бодрствовании внушение все время парируется той или иной степенью недоверия, т.е. как бы проверками — не принадлежит ли внушающий к “ним”.
После сказанного мы можем следующим, несколько неожиданным, образом определить с точки зрения социальной психологии, чем же является процесс убеждения. Убеждение есть разборка того частокола или, если угодно, бетонированного укрепления, которым личность загорожена и защищена от внушения.
Авторитет
Социально-психическая ситуация, передаваемая выражением “мы и они”, почти никогда не остается только внешним отношением между общностями. Происходит их сложная взаимная диффузия. Сюда относятся не только взаимный обмен людьми, элементами культуры, товарами (ситуация “мы и вы”). Сама внутренняя структура того или иного “мы” в той или иной степени осложняется положением в ней отдельных индивидов, которые, принадлежа к “мы”, в то же время представляют и нечто принципиально отличное от этого “мы”.
В конце концов это можно сказать о каждой личности внутри каждой общности. Но теоретический анализ должен начаться с обратной ситуации: как “они” может персонифицироваться в “он”? Как “мы” может персонифицироваться в “я”? “Вы” — в “ты”?
Изобразим “они” и “мы” как две окружности (или одну из них как дугу). Представим не перекрещивание их, не разобщение, а соприкосновение. Окружности соприкасаются в одной-единственной точке. Это и есть начало диалектики их взаимоотношений. Как точка противоположна линии и замкнутой ею площади, так личность противоположна элементарной, чистой общности. Эта точка соприкосновения двух кругов и есть превращение “они” в “он”. Иначе говоря, один из “них” уже не чужд “нам”. Эта точка — личность. “Он” уже на нашей орбите, принадлежит нашей общности, однако и противоречит ей. Такой фигурой в древнейшей истории первобытности выступает персонаж, детально исследованный и на огромном конкретном материале описанный в книге английского этнографа Фрэзера “Золотая ветвь”. Это — священный пленник; обреченный на смерть, но некоторое время беспрекословно почитаемый царек. Племя одновременно и олицетворено в нем и противостоит ему.
Словом, как во множественном числе “они” первичнее, чем “мы”, а “вы” — категория их взаимопроникновения или взаимодействия, так и единственное число, т.е. диалектику становления личности, надо начинать с “он”. Однако ведь та же самая точка, где соприкасаются две окружности, имеет как бы двойную природу: она принадлежит и одной окружности и другой. “Он” еще в основном принадлежит кругу “они”, хотя бы и вступившему во взаимодействие с “мы”. Но та же точка принадлежит к кругу “мы”, и тогда это уже “ты”. Если с этим единичным обособленным от других человеком все же можно общаться, если он хоть в чем-то ровня другим, значит один круг уже врезался в другой. Это — важный этап формирования личности. Правда, и от “ты” еще далеко до “я”. Но “он” и “ты” — это уже достаточно для социально-психологического определения положения того или иного авторитета, вождя, лидера внутри общности.
Далеко не всякая общность имеет лидера. Так, наименее организованные, аморфные общности скорее олицетворяют персонально в ком-либо свой негативизм, свое негодование, чем имеют сколько-нибудь признанного руководителя. Более устойчивые общности, пусть даже очень малые, основанные на простой симпатии группы, показывают тенденцию хотя бы слабого доминирования того или иного члена. Общности достаточно большие, чтобы все члены не были лично взаимосвязаны и даже знакомы, нуждаются в тех или иных олицетворяющих их личностях или органах.
Мы лишь для упрощения говорим в единственном числе об авторитете или лидере в той или иной общности. На самом деле такой крайний случай представляет лишь упрощенную мысленную модель. Во-первых, авторитет, лидер, вождь на практике почти не бывает одним-единственным перед лицом вполне однородной и стоящей по отношению к нему на одной и той же дистанции общности. Это может быть, например, группа лиц. С древнейших времен, кстати, политические теории проводят различие между монархией, с одной стороны, олигархией и республикой как правлением нескольких или многих лиц — с другой. Впрочем, граница между тем и другим условна, так как, кроме монархии, наблюдали и диархию (правление двоих), триумвират и т.д. Во-вторых, авторитеты, лидеры, руководители более или менее развитой и сложной общности образуют ту или иную лестницу, или иерархию. Это значит, что такая общность в некоторой мере состоит из соподчиненных общностей, причем образующих несколько уровней, или этажей. Однако идет ли речь о политической, церковной или какой-либо иной иерархии, лидеры на всех уровнях, кроме высшего, получают свою роль в той или иной мере не от общности, а сверху вниз, т.е. выступают как уполномоченные и носители высшего авторитета. Высший же авторитет характеризуется тем, что на юридическом языке называлось издавна суверенитетом и сюзеренитетом: его сущность определяется не только тем, что ему подчиняются внутри данной общности (“мы”), но и тем, что ему не подчиняются за ее пределами.
Включение в поле зрения категории авторитета (престижа, авторитарности, авторитетности) существенно усложняет предмет и метод науки о социальной психологии.
Рассмотрим обе стороны проблемы авторитета (лидера, правителя, руководителя): и то, что ему не подчиняются вовне общности, и то, что его слушаются внутри нее. И то, и другое имеет основой социально-психологическое явление внушения.
Бывают отношения, лежащие ниже порога внушения, бывают — лежащие на более высоком уровне, чем одностороннее внушение, т.е. восприятие внушения лишь через критический фильтр. Авторитет, т.е. носитель власти и влияния, окружен огромным количеством людей, которые находятся с ним в отношениях первого порядка. Это не вакуум, а отношения невнушаемости.
