Дэниел Пинк - Новый мозг
«Нет сомнений, что легкое, веселое отношение к жизни есть признак творческой личности».
Михай Чиксентмихайи, психологФункция распознавания юмора нужна нам, разумеется, не только для того, чтобы правильно заполнить этот тест[200]. Шамми и Стусс заявляют, что юмор представляет одну из высших функций человеческого интеллекта. «Из этих данных следуют выводы огромной важности, – пишут они. – Передние лобные доли считались (а в некоторых случаях считаются и сейчас) самыми „молчаливыми“ участками головного мозга. Оказывается, совсем наоборот: они относятся к числу, быть может, самых важных участков человеческого мозга… и играют решающую роль в осуществлении наивысших и наисложнейших когнитивных функций человека»[201].
Юмор воплощает многие из самых важнейших свойств правого полушария – умение помещать ситуацию в контекст, осмысливать ситуацию в комплексе и совмещать различные точки зрения в новых конфигурациях. Поэтому юмор (одно из проявлений игры) становится все более важным фактором в профессиональной деятельности. «Исследования, которые проводились на протяжении четырех десятилетий разными специалистами, подтверждают истину, известную нам из повседневного опыта: юмор, если пользоваться им искусно, – отличная смазка для корпоративных колес, – пишет Фабио Сала в „Гарвард Бизнес Ревю“. – Юмор снимает враждебность, отражает критику, снижает напряжение, укрепляет боевой настрой и помогает высказать то, что бывает непросто высказать»[202]. Согласно этим исследованиям, администраторы, эффективно выполняющие свои функции, шутят в два раза чаще среднестатистических менеджеров. «Врожденное чувство юмора, – говорит Сала, – тесно связано с другой чертой талантливого менеджера (и, по всей видимости, может служить признаком ее наличия) – высокоразвитым эмоциональным интеллектом»[203].
Естественно, юмор на рабочем месте – «вещество» летучее. «Попытки насадить юмор в приказном порядке способны его уничтожить. И наоборот: борьба с духом веселья порой приводит к расцвету остроумия», – утверждает Дэвид Коллинсон, который описал историю о мрачной фабрике Форда и занимается изучением юмора в корпорациях[204]. Юмор обладает разной силой воздействия и влечет за собой разные побочные эффекты (недобрые шутки, например, могут быть невероятно разрушительными). Он способен расколоть организацию и обнажить противоречия, сгладить которые будет непросто. «Юмор не всегда является средством социального сближения; он способен отражать, усиливать, артикулировать и освещать ярким светом партийные столкновения, напряжение, конфликты, властное неравноправие и неравенство», – пишет Коллинсон[205].
Но все-таки, если пользоваться им с умом, юмор может стать чудодейственным эликсиром для любой организации. «Шутки людей о своей работе могут дать нам не меньше информации о самой организации, господствующем стиле управления в ней, ее культуре и происходящих в ней конфликтах, если не больше, чем ответы на самые подробные вопросники», – утверждает Коллинсон[206]. Томас Стюарт, главный редактор «Гарвард Бизнес Ревю», предложил искать «дух» организации в шутках на корпоративных капустниках, после того как выяснил, что многие махинации «Энрона»[207] высмеивались в текстах на таких капустниках задолго до того, как у аудиторов возникла малейшая тень подозрения, что в этой печально знаменитой энергетической компании творится что-то не то[208]. Кроме того, юмор может служить цементирующей силой в трудовом коллективе. Это понимает всякий, кому приходилось у бачка с питьевой водой обмениваться шутками с коллегами или хохотать с ними весь обеденный перерыв. Вместо того чтобы прижимать остряков, как это делал в прошлом столетии Форд, организациям следует беречь их и пользоваться их чувством юмора как дополнительными активами компании. Пришло время избавить юмор от репутации средства для развлечения и увидеть в нем то, чем он является на самом деле. Это сложная и свойственная исключительно людям функция мышления, которую не способны воспроизводить компьютеры и которая приобретает все большую ценность в мире, где востребованы общая концептуальность и глубокое проникновение.
СмехВ Индии все начинается чуть позже назначенного времени, но только не собрания клуба смеха – они проходят с образцовой пунктуальностью. В 6.30 утра Кири Агаравал свистит в свисток, и сорок три человека (в том числе доктор Катария, его жена Мадхури и я) встают в неровный полукруг. Агаравал прекращает свистеть – и тогда все сорок четыре человека начинают ходить, синхронно хлопать в ладоши и выкрикивать: «Хо-хо, ха-ха-ха… Хо-хо, ха-ха-ха». Так повторяется снова и снова.
Мы в спортивном комплексе «Прабодхан», что в нескольких милях от дома Катарии, в жилом районе северо-западного Бомбея. То, что там называется «спортивным комплексом», представляет собой обсыпающуюся бетонную стену, которой обнесены утопающее в грязи футбольное поле и ухабистая беговая дорожка. Ближайшие сорок минут я буду (вместе с посторонними людьми, у всех на виду!) вытворять такое, чего никогда в жизни не делал. Вместе с остальными членами клуба я проделываю серию упражнений, напоминающих одновременно йогу и гимнастику – с некоторым добавлением актерского мастерства для полного набора. Одно из первых упражнений называется «Смех намасте»[209]. Мы складываем ладони, молитвенным жестом подносим их к лицу в традиционном индийском приветствии, смотрим на одного из участников и смеемся. Выясняется, что это не так-то легко. Смеяться с помощью усилия воли – дело посложнее, чем искусственная улыбка, которую я выдавливал из себя (см. главу 7). Поэтому я попросту начинаю выкрикивать слоги: «Ха! Ха! Ха! Ха! Ха! Ха!» А потом совершается что-то странное. Мой ненатуральный хохот становится более искренним, а чужой смех словно бы выманивает из укрытия мой собственный.
Чуть позже наступает очередь упражнения, которое называется «Просто смех». Я повторяю все, что делает Катария, который одет экстравагантно – он в джинсах, с бриллиантовой серьгой-гвоздиком и в красной футболке с надписью: «Мысли глобально, смейся локально». Он поднимает руки ладонями вверх, кружится и вслух повторяет: «Я не знаю, почему я смеюсь». Я повторяю за ним. Ощущение такое, будто смех переносит Катарию (который часто крепко зажмуривается) в какое-то другое измерение. После каждого нового упражнения мы снова ходим по кругу и, хлопая в ладоши на счет «раз-два; раз-два-три», выкрикиваем: «Хо-хо; ха-ха-ха».
Это одновременно и дико, и прекрасно. Дико наблюдать, как сорок три человека (по большей части пожилые женщины в сари) изображают «львиный смех» – высовывают языки, выставляют руки, словно это лапы с когтями, и хрипло хохочут смехом одержимых. Прекрасно быть под открытым небом и смеяться без всякой причины: несмотря на весь мой скептицизм, ощущения от этого занятия просто великолепные.
Потом, когда мы возвращаемся в офис, Катария рассказывает, как получилось, что в центре его жизни оказался смех. Катария родился в маленькой деревне в штате Пенджаб и был младшим из восьмерых детей. Его родители были людьми необразованными, но мать хотела, чтобы он стал доктором. Катария окончил медицинский институт и в 1980-х работал в передвижной амбулатории. В начале 1990-х он стал совмещать практику с редактированием медицинского журнала «Мой доктор». А заметив, что пациенты, которые часто смеются, поправляются быстрее других, он в 1995 году написал статью «Смех: лучшее лекарство»[210].
И тогда, по словам Катарии, он подумал: «Раз смех так полезен, то почему бы не организовать клуб смеха?» (Примерно каждая четвертая фраза, которую произносит этот добрый доктор, начинается с «Почему бы не…?» – в той или иной вариации.) «В четыре часа утра 13 марта 1995 года эта идея пронзила меня как молния. Через три часа я уже был в городском парке и спрашивал людей, хотят ли они посмеяться вместе со мной в клубе смеха». Желающих нашлось всего четверо. Им он объяснил преимущества, которые дает смех. Впятером они рассказали множество анекдотов и почувствовали необыкновенный прилив бодрости. Они стали собираться ежедневно, но на десятый день возникла серьезная проблема: у них кончились все анекдоты.
«Плохо смеется тот, кто смеется последним».
Хелен ГайнгрегориоКатария оказался в тупике. Но потом, по его словам, он понял: смеяться можно без всяких анекдотов. Он посоветовался с женой, преподавательницей йоги: как разработать систему «смеховых упражнений» – и пришел к решению: «Почему бы не совместить дыхание йоги и смех, чтобы получилась йога смеха?» Так родилось новое движение. «Не будь я врачом, люди надо мной просто посмеялись бы», – говорит он. Эта шутка всякий раз необыкновенно радует его. Он закрывает глаза, откидывает голову назад и хохочет.
