Мюррей Стайн - Трансформация. Проявление самости
Эпилог
Она снова видит сон.
Ей дали особый телефонный номер, а вместе с ним – три голубых камня с золотыми прожилками, которые необходимы для того, чтобы получить доступ к телефонной линии. Кто-то сообщает ей, что номер стал доступен потому, что человеку, которому он раньше принадлежал, не продлили срок пользования. Этот человек в гневе, но число таких номеров ограничено. По какой-то причине этого человека не выбрали еще раз. Она понимает, что эти камни не могут использоваться для обычных телефонов-автоматов, и поначалу она склонна отказаться от этого предложения. Но камни очень красивые, их так приятно держать в руках и перебирать в кармане, что она решает оставить их себе. Вдруг она обнаруживает, что находится в каком-то месте, где индейские «святые» работают над трансформацией. Они собираются небольшими группами в закрытом помещении, похожем на киву[143], и вызывают трансформацию друг у друга. Они молчаливы и сосредоточены. Она каким-то образом получает сообщение, что здесь находятся и другие люди, – посетители, туристы и индейцы, – не участвующие в этой церемонии, которые не должны быть ее свидетелями и пытаться достичь этой глубины слишком быстро. Они находятся на ранних стадиях и не поймут, что происходит. Это может даже навредить им. Она получает инструкцию отвлечь их внимание от святых людей, выполнив трансформацию низкого уровня. Она осуществляет простейшую трансформацию, которая заключается в левитации на несколько футов над землей; она парит по комнате. Таким образом она привлекает к себе их внимание и удерживает его, пока происходит глубокая трансформация. На этом сон заканчивается.
В настоящее время стало очевидно, что западная культура, да и вся мировая культура в целом, переживают темную фазу внутренней трансформации. Однако, возможно, существуют духовно продвинутые личности, которые подталкивают ее вперед, к новым духовным горизонтам. Еще более очевидно, что старые религии и социальные структуры потеряли свою актуальность, устои общественной и семейной жизни дезинтегрированы, и во многих мировых религиях были предприняты компенсаторные усилия, чтобы укрепить уверенность в прошлом путем обращения к фундаментализму. Правило «Воспитание ребенка – дело всей деревни» находит мало отклика в мире, в котором уже нет деревень[144]. Сказать, что наши города являются джунглями, значит обидеть природу. Они во многих отношениях являются военными зонами, где ведут бои конкурирующие банды подростков и молодых мужчин. Почти половина детей в Соединенных Штатах сегодня рождаются вне брака, и четверть из них живет за чертой бедности. Кроме того, мы страдаем от молодежной культуры, лишенной joie de vivre[145], которая обычно исходит от юношей, так как, по правде говоря, мы – вымирающая цивилизация на конечной стадии.
Я рассматриваю этот период как стадию окукливания и отказываюсь думать, что архетипы покинули нас. Мы находимся на этапе социальной и культурной регрессии, но имагинальные диски, которые придадут облик будущему, обретают форму, и в какой-то момент они проявятся. Новое имаго пока еще не появилось; оно невидимо в культурном, религиозном и социальном аспекте, то есть с коллективных позиций, и неизвестно, каким оно будет. И все же можно верить в то, что оно растет в молчаливых глубинах мирового коллективного бессознательного и проявится в свое время, в момент кайроса[146]. Тем временем, мы живем в эпоху анализа и деконструкции, когда образы и символы, которые раньше воспринимались как значительные и основополагающие, представляются бесполезными и расцениваются как ложные и бессодержательные структуры. Бесполезной мифологической выдумкой социальных и политических групп объявляются не только догмы и мировоззрения традиционных религий, но и идеологии и интеллектуальные движения, которые, вскрыв противоречия этих доктрин, затем разобрали на части сами себя – или делают это в настоящий момент. Слишком усердно чистя головку лука, обнаружишь отсутствие сердцевины.
Современная мандала пуста в середине, как отметил Юнг шестьдесят лет назад, читая лекции в Йельском университете. Десятилетия спустя это наблюдение подтвердилось, и сегодня мы как никогда близки к нигилистическому консенсусу. Поздний автопортрет Пикассо является определяющим образом этой эпохи. Поэт Оден назвал наше время веком тревоги. Мы можем добавить также, что этот век – век пустоты.
Жестокость, которая окружает нас и выедает городскую культуру изнутри – это побочный продукт этого нигилистического духа. Она не станет менее вездесущей, если мы механически заблокируем поток наркотиков, создадим рабочие места в бедных районах больших городов и построим еще больше фаст-фудов и кинотеатров для отвлечения, насыщения или развлечения беспокойных людей. Наша жестокость не первична, она является следствием отсутствия определяющих образов, которые обуздывали бы энергию психики и придавали ей смысл и созидательность. Мы должны ожидать появления этих трансформирующих образов, тревожно продвигаясь вперед в ночной тьме коллективной души.
Тогда встает вопрос: где искать эти образы трансформации? Откуда они появятся? Где ожидать благовещения? Если руководствоваться прошлым опытом, то откровение придет к кому-то внезапно в момент предвидения как неожиданный дар бессознательного. Голос речет из неопалимой купины, к деве является ангел, Рильке слышит в ветре строку поэмы, Юнг падает в бездну и получает опыт обожествления. От таких трансформирующих образов рождается внутренний психологический процесс окукливания, тихая беременность. Период внутренней деконструкции и перестановки структурных элементов, иногда проходящий в одиночестве, а иногда – в алхимии близкой связи с другим человеком, приводит к цели, к созданию имаго, Ребиса, образа, который собирает энергию и направляет ее на значимые цели. Отдельный человек, действующий посредством этого центрального имаго, становится таким образом трансформирующей личностью для других. Рильке трансформирует поэзию, Пикассо – живопись, Юнг – психоанализ. Эти личности стали ориентирами для западной культуры второй половины XX в. и впоследствии для мировой культуры в целом. Источником их вклада был архетипический мир образов, который переживался каждым из них в соответствии с его уникальным путем. Все они были трансформированы архетипическим образом и, после периода окукливания, жили и работали, черпая энергию из своего центра и трансформируя таким образом окружение.
Можно привести множество примеров таких трансформирующих личностей, как исторических, так и современных. Известные и неизвестные люди проходили личную трансформацию и, найдя собственный центр в определяющем образе, постепенно направляли свою энергию в различного рода деятельность и делали свою жизнь исполненной творчества и смысла. Не обращаясь больше к коллективным структурам, контейнирующим или дающим доступ к трансформации, современные люди (а сейчас и люди эпохи постмодерна) находятся в поиске собственных трансформирующих образов и отношений в качестве направляющей силы и источника энергии. Благовещение, обожествление, трансформация в наше время демократизировались. Ничего больше не происходит сразу со всем человечеством, благовещение приходит ко мне и к вам, здесь и сейчас, лично, во сне, в активном воображении, в синхронистическом событии, в отношениях Я – Ты глубинного союза двух людей. Таким образом, современное отношение к этому процессу является одновременно и более, и менее сдержанным, чем традиционное. Трансформация в сублимированном смысле обожествления теперь доступна повсеместно. Идеализированные образы деятелей прошлого, воспринимавшихся как полубоги и герои со сверхчеловеческими возможностями, разрушены, демифологизированы и считаются просто вехами человеческой, слишком человеческой истории. Это высвободило человека из идолопоклоннической зависимости и открыло путь трансформации для многих людей.
Однако различение стадий и уровней трансформации и людей, которые имеют к ним доступ или не имеют его, как в приведенном выше сне, свидетельствует о существовании своего рода духовной элиты. На уровне Эго и Персоны – на коллективном уровне правил и законов – мы, жители западного демократического общества, можем с легкостью согласиться с тем, что все люди равны. Но как только в рассмотрение вводится процесс движения, развития, стремление к достижениям и превосходству, тут же быстро происходит разделение на слои и уровни, основанное на потенциале и усилиях. Не каждый может стать Майклом Джорданом на баскетбольной площадке и, как выяснил сам Майкл Джордан, даже он не может стать Микки Мэнтлом на бейсбольном поле. Одаренный ребенок может сыграть сложную сольную партию в скрипичном концерте в возрасте пяти или шести лет. Во всех областях человеческой деятельности есть исключительные гении, средние ученики и тугодумы. То же касается психологических и духовных аспектов. Любой, кто поставит перед собой такую цель, может до определенной степени достичь статуса имаго как зрелая личность и стать полностью тем, кем он или она предназначены быть, но не все могут идти дальше, к «продвинутой трансформации», о которой говорилось во сне. Имаго – это не только образ, который создается на глазах всего мира на уровне Эго и Персоны, но в гораздо большей степени – внутреннее развитие, которое уносит Эго из этого мира в архетипические области духа и самости. Лишь некоторые люди обладают исключительными способностями и открытостью, позволяющими перейти на эти уровни. Такие люди уникальны, они отличаются развитым воображением и чистой индивидуальностью. Они лидеры в области духовного развития. Возможно, они могут указать выход, когда наступают темные времена.
