Станислав Гроф - Революция сознания. Трансатлантический диалог
Согласно более утонченным учениям индуизма, есть лишь одно-единственное существо, которое действительно перевоплощается, и это Брахман. До тех пор, пока в вашей истории есть более одного действующего лица, вы все еще пребываете под влиянием космической иллюзии, или майи. Существование представляет собой единое поле, и любые границы, которые мы переживаем внутри него, всегда относительны и в конечном счете могут быть преодолены. Мы можем переживать себя как отдельное тело-эго, отождествляться со всеми матерями в мире, со всем человечеством в целом, даже со всей биосферой. Но в окончательном смысле все эти границы произвольны и преодолимы.
Сознание
Ласло: То, как люди в современных обществах воспринимают себя, то представление, которое у них есть о человеческом существе как таковом, претерпело значительное изменение — даже только в течение одного этого столетия. И тем не менее распространенный в обществе образ человека все еще не дотягивает до того, который был бы адекватен жизни на этой маленькой и взаимозависимой планете. Каков же именно сегодня образ человека? И, особенно интересно, каков превалирующий взгляд на природу его сознания? Ответы на эти вопросы могут играть решающую роль в поведении людей в конкретных обстоятельствах.
Рассел: Наш образ себя уже меняется. Согласно прежнему взгляду, люди неким образом отличны от остальных созданий, мы особые, поскольку у нас есть сознание, а у других существ его нет. Такое умонастроение характерно не только для части научного мейнстрима, но и для классического христианства. Однако рано или поздно оно порождает трудные вопросы: что такого есть в человеческих существах, что делает их сознательными? Каким образом сознание возникает из неодушевленной материи?
Согласно новому подходу, обретающему все больше сторонников, различие между нами и другими существами состоит не в наличии сознания, а в степени его наличия.
К примеру, собаки, по-видимому, чувствуют боль. Если бы мы так не считали, им бы не вводили анестетики, когда их оперируют. Кроме того, похоже, что во сне они видят сновидения. Они умеют узнавать людей и места и действовать, преследуя конкретные цели. Заявление о том, что собака лишена сознания, что ее опыт не имеет внутренней составляющей, было бы так же смехотворно, как утверждение, что сознания нет у моего соседа, живущего через дорогу. Нас отличает от собак не само сознание, а то, что в нем происходит. Мы, люди, способны думать словами, рассуждать, постигать мир, в котором живем, можем думать о будущем и принимать решения, и мы осознаём себя и сам тот факт, что у нас есть сознание.
То, что говорилось о собаках, верно и в отношении других млекопитающих — кошек, лошадей, дельфинов, — все они обладают внутренним переживанием мира. Я думаю, оно есть и у птиц, змей, лягушек, рыб. Все они позвоночные, у них есть мозг, позвоночник и органы чувств, принципиально схожие с нашими. Вопрос не в том, почему у нас есть сознание, а как далеко вниз по эволюционному древу распространяется осознанность.
Мне трудно решить, где провести эту черту. У насекомых есть простая нервная система. Почему бы и им не иметь сознание, пусть даже оно равняется лишь крошечной доле нашего? Может быть, нервная система не порождает сознание, а лишь усиливает его. Может быть, даже отдельная клетка обладает какой-то зачаточной формой сознания. Даже если по сравнению с богатством известных нам переживаний оно ничтожно, можно ли утверждать, что у нее нет вообще никакого сознания?
С этой точки зрения, сознание не эволюционирует, но является свойством, присущим жизни. Эволюционирует, как я сказал, лишь степень обладания сознанием.
Ласло: Именно это я и имел в виду, когда мы говорили о переживаниях боли и радости в контексте этики и морали. Я склонен подозревать, что даже молекулы и атомы обладают какой-то формой внутреннего измерения, неким элементом, напоминающим субъективное переживание. Эта мысль, конечно, не нова; она хорошо известна из истории философии — как на Востоке, так и на Западе.
Однако можете ли вы поподробнее разъяснить идею универсального сознания, степень выраженности которого составляет субъект эволюции?
Рассел: В понимании универсальной природы сознания полезной аналогией может послужить картина, написанная на холсте. Какова эта картина — зависит от красок, от качества кистей, от вдохновения художника. Но какая бы ни писалась на холсте картина, простая или сложная, холст — тот же, и он совершенно необходим. Без холста не было бы и картины. Точно так же обладание сознанием является необходимой предпосылкой любого переживания. Варьируются лишь образы, возникающие в сознании. Простейшие организмы переживают простейшие картины реальности. Существа с эволюционировавшими органами чувств могут более детально переживать мир в своем уме. Чем сложнее нервная система, тем глубже обработка сенсорных данных и целостнее картина реальности.
Главной причиной, по которой человеческое сознание разительно богаче, чем сознание других животных, является тот факт, что мы развили речевую способность. Используя слова, то есть в сущности — символы, мы можем сообщать друг другу различные аспекты своего опыта. Это означает, что мы умеем делиться друг с другом своими переживаниями. Собака обучается главным образом на собственном опыте, свое познание мира она вынуждена строить с самого нуля. Люди учатся не только на собственном опыте, но и на опыте других. В результате мы сформировали коллективный корпус знания, значительно превосходящий все, чего мог бы достичь в одиночку каждый отдельный индивид. Поэтому у нас есть образование. Мы стремимся передавать свое понимание другим, чтобы они могли извлекать пользу из чужого опыта.
Вероятно, самым важным следствием развития языка является способность мыслить. Мы используем язык не только для общения друг с другом, мы пользуемся им и во внутреннем измерении, мысля словами. Из этого развилась способность рассуждать, думать о прошлом, воображать будущее, делать выбор, думать о своих переживаниях. Из этого возникло и самосознание: мы сознаем, что мы сознаем; мы осознаём тот факт, что у нас есть сознание.
Ласло: Способность осознавать свою способность осознавать — так называемое «рефлексивное сознание» — открывает тому, кто им обладает, воистину новое измерение.
Рассел: Само-рефлексирующая природа нашего сознания открывает нас для восприятия божественного. Та или иная форма чувствительности, которую разделяют все чувствующие существа, близка к мистическим представлениям о Боге. На протяжении всей человеческой истории, в самых разных культурах, мистики неоднократно заявляли о единстве своей личной идентичности и Бога. В индуистской философии это находит свое отражение в концепции единства Атмана, то есть сущности нашего сознания, и Брахмана — сущности и источника всего бытия. В христианской традиции именно это прозрение, судя по всему, стояло за фразой, как «Я есмь Бог», хотя для многих мистиков такие высказывания оканчивались неприятностями с церковью, считавшей их еретическими.
Сегодняшняя наука не слишком много внимания обращает на эту универсальную природу сознания. Она все еще находится в плену старой модели, согласно которой пространство, время и материя составляют первичную реальность, а сознание каким-то образом возникает из них. Но по мере того как наука будет относиться к теме сознания все более серьезно, ей постепенно придется разработать иную парадигму, в которой сознание рассматривается как столь же первичное качество реальности, как пространство, время и материя. И тогда она откроется для нового понимания того, о чем тысячелетиями говорила религия. Это будет уже не классический Бог — этакий старик на небесах, — а представление о Боге, прекрасно согласующееся с научным пониманием мира. Именно тогда начнут происходить по-настоящему интересные перемены. Сейчас они еще не начались, но я верю, что мы к ним идем.
Гроф: Пит, многие представители основной части научно-материалистического мейнстрима категорически не согласились бы ни с чем из того, что вы говорите. Например, с тем, что способность к осознанности пронизывает все живое и все сущее, что наша глубочайшая сущность божественна. Я помню ряд экстремистских заявлений, сделанных после того, как Норберт Винер сформулировал основы кибернетики. Например, когда была сконструирована механическая лиса, способная преследовать кролика, не имея никакого субъективного представления о его существовании, было всерьез высказано предположение, что все животные на самом деле таковы, что они всего лишь механические системы, лишенные всякого субъективного осознавания и ведомые лишь сложными последовательностями стимулов и реакций. Отказать в сознании людям было труднее, ведь мы все переживаем его.
