Сергей Степанов - Психологические шпаргалки
Невероятно популярный в 60–70-е рок сегодня утратил у нас массовость. Похоже, его лейтмотив, созвучный молодежной революции 60-х (а также, кстати, гуманистической психологии!), мало воодушевляет современную молодежь. Но если человек проникся протестным духом рока, понятно, что в своем личностном самоопределении он находится на тернистом пути. Если же речь идет об откровенно агрессивном тяжелом роке – и на это недвусмысленно указывают данные американского исследования, – это следует признать даже настораживающим симптомом.
О поклонниках техно, хауса, так называемой клубной музыки (наследницы диско), а также веера жанров, совокупно называемых попсой, можно сказать, что это люди довольно поверхностного мировосприятия, которым свойственны откровенно гедонистические устремления, а также определенные подростковые иллюзии. Кстати, характерно, что поклонники бардов или рока сохраняют свои привязанности на протяжении многих лет, а много ли вы встречали, скажем, сорокалетних поклонников «Модерн Токинг»?
Говоря о музыкальных пристрастиях современной молодежи, нельзя не обратить внимания на то, сколь активно нынешние подростки пользуются техническим новшеством, которое было еще неведомо их родителям, – аудиоплеерами. Благодаря этому компактному устройству мальчики и девочки приобрели возможность индивидуального прослушивания любимых мелодий в любом месте – на улице, в транспорте, а порой, чего греха таить, даже исподтишка и на уроке. В последние годы это увлечение приобрело массовый характер. Английский психолог Майкл Булл из Университета Сассекса считает, что плеер выполняет очень важную психологическую функцию – позволяет оформить и утвердить личное пространство. Булл называет плееры «инструментом, с помощью которого пользователи управляют пространством, временем и миром вокруг себя».
Опросив владельцев всевозможных плееров – от кассетных до цифровых, Булл пришел к выводу, что индивидуальное прослушивание музыки выступает своего рода щитом, аурой, коконом. Наушники отгораживают человека от внешнего мира и создают иллюзию замкнутого личного пространства. Важным фактором, по мнению Булла, тут выступает возможность выбора. Дело в том, что над потоком визуальной информации, обрушивающимся на нас отовсюду в большом городе, мы практически невластны – нельзя же полноценно функционировать с закрытыми глазами или перенастроившись (что сегодня технически возможно) на просмотр какого-то видеоряда. Зато музыку для прослушивания через плеер человек волен выбрать по своему вкусу и тем самым отгородиться от унифицированных потоков визуальной и звуковой информации. Кроме того, наушники позволяют регулировать социальные контакты и снижают необходимость ответственности. К человеку с заткнутыми ушами с меньшей вероятностью обратятся посторонние, а если даже такое и произойдет, он сам вправе выбрать, ответить ему или нет, – ведь отсутствие ответа можно мотивировать тем, что не услышано обращение. Учитывая все это, становится понятнее, отчего наши ершистые, но по большому счету такие ранимые подростки так полюбили новую игрушку. Похоже, созданный нами мир не слишком для них уютен. Иначе почему они от него так активно отгораживаются?
Интересно, что до Майкла Булла никто не изучал социальное поведение людей с точки зрения звука. Сегодня он является главным, а по сути дела – единственным в мире специалистом по этой проблеме. Впрочем, вся его «концепция» вполне исчерпывающе изложена в нескольких приведенных выше фразах. Однако предприимчивому англичанину удалось вокруг своей нехитрой в общем-то идеи выстроить учебный курс, который он на протяжении целого семестра преподает студентам родного университета, а также изложить свои соображения в объемистой книге, которая ныне продается в Англии по цене в 50 фунтов и уже переведена на испанский. Это ли не поучительный урок?
Ну и шутки у вас, джентльмены!
Почти сто лет назад, в 1905 году, увидела свет знаменитая книга Зигмунда Фрейда «Остроумие и его отношение к бессознательному», положившая начало психологическим исследованиям юмора и смеха. Вообще-то о природе комического задумывались многие мыслители и задолго до Фрейда, среди них Платон и Аристотель, Кант и Юм. Фрейд же был первым ученым, кто подверг смех подлинно психологическому анализу. Сам будучи, по воспоминаниям современников, далеко не жизнерадостным человеком, Фрейд увлеченно коллекционировал анекдоты, тонко подмечал комизм и иронию в литературных произведениях (из этого обширного материала сложилась иллюстративная часть его книги). Новаторская работа Фрейда не сразу была оценена по достоинству. Подобно тому как «Толкование сновидений» некоторыми рецензентами было поначалу огульно приравнено к вульгарным сонникам, так и «Остроумие» заслужило немало упреков в несерьезности. Обыватели и ученые-естественники удивительно единодушны в своем предубеждении – предметом научного исследования могут быть только «серьезные» материи, вроде молекулярного строения вещества или законов механики. Психологи, которых интересуют всевозможные проявления человеческой природы, вплоть до самых банальных и житейских, тут постоянно оказываются уязвимы для критики. Иногда, правда, небезосновательной.
Научный статус фрейдистского учения до сего дня остается дискуссионным, однако нельзя не признать, что подоплека многих душевных явлений подмечена отцом психоанализа довольно точно. По крайней мере фрейдистская трактовка остроумия на долгие годы послужила основой для психологических исследований этого феномена.
Анализируя строение анекдотов, Фрейд объяснял их привлекательность тем, что они выражают некий скрытый смысл, который наша внутренняя цензура (позднее отождествленная им с Супер-Эго) не позволяет выразить непосредственно. Реакция смеха облегчает человеку выражение этого скрытого смысла. Поэтому анекдот может выступить в качестве компенсатора, позволяющего защититься от негативных эмоций.
Причину воспроизведения анекдотов с сексуальной подоплекой Фрейд объяснял как попытку рассказчика обратить на себя внимание третьего лица (которое присутствует при воспроизведении анекдота, но не является его адресатом), при этом речь шла о внимании преимущественно сексуального характера. Эти положения породили определенную традицию отношения к анекдоту:
1) как к форме компенсации испытываемого стыда, страха, отвращения и т. п.;
2) как к способу выражения невербализуемых желаний;
3) как к способу выражения скрытого протеста (обход цензуры почти в прямом смысле – достаточно вспомнить популярные одно время «политические» анекдоты);
4) как к выражению скрытой агрессии со стороны одной социальной группы к другой.
Последнее положение может быть рассмотрено как в фрейдистской, так и в адлерианской трактовке: с одной стороны, иной группе в гипертрофированной форме приписываются те слабости и пороки, в которых неприятно было бы признаться самим себе, – то есть налицо классический механизм проекции; с другой стороны, унижение и высмеивание других позволяет ощутить свое превосходство над ними и таким образом избавиться от безотчетных переживаний собственной неполноценности (если есть классы и народы крайне бестолковые и аморальные, то я как представитель другого класса или народа могу на их фоне почувствовать себя человеком весьма достойным – особенно когда иных оснований для самоуважения недостаточно).
Еще одним «общим местом» в изучении анекдота в западной психологии и социологии стало использование таких текстов для реконструкции представлений и установок определенных социальных групп, в которых эти тексты бытуют. В самом деле, то, что люди находят смешным, весьма определенно их характеризует. Эта общая закономерность кажется бесспорной, интересно было бы ее конкретизировать. И такие попытки то и дело предпринимаются с большим или меньшим успехом. А последняя благодаря современным средствам массовой коммуникации буквально прогремела на весь мир.
На заре нашего века английский психолог Ричард Вайзман из Хартфордширского университета затеял широкомасштабное исследование юмора с использованием Интернета. Помимо этого проекта Вайзману принадлежит и еще несколько весьма любопытных начинаний, которые принесли ему всемирную популярность и уже, пожалуй, позволили в некотором смысле затмить своего знаменитого соотечественника Ганса Айзенка. Конечно, только время позволит всему назвать свою цену, но уже сегодня между начинаниями двух знаменитых англичан, недавно почившего и благополучно здравствующего, можно провести явные параллели.
На протяжении своей полувековой научной карьеры Ганс Айзенк то и дело потчевал широкую общественность психологическими диковинками, эпатируя тем самым общественность научную. Позаимствовав у Юнга концепцию экстраверсии – интроверсии, он популяризировал ее в своих работах и тем самым превратил малоизвестные юнгианские термины в обиходные житейские характеристики. Увы, популяризации нередко сопутствует вульгаризация. Так, в обыденном сознании экстраверсия стала восприниматься как большое достоинство, а интроверсия, напротив, чуть ли не как болезнь. Хотя ни Юнг, ни Айзенк ничего подобного в виду не имели. Адаптировав тесты интеллекта для массового пользования, Айзенк научил всех желающих измерять свой IQ, чем вызвал бурю восторгов с одной стороны и бурю негодования с другой.
