Валерий Гитин - Эта покорная тварь – женщина
Добровольное рабство — это, пожалуй, самая низшая ступень, на которую может опуститься человек, если он, конечно, по натуре своей действительно человек, а не покорная тварь.
Описывая разновидности человеческих пороков, маркиз де Сад обратил внимание и на это женское качество — стремление к добровольному рабству. В своих романах он демонстрировал картины омерзительнейших проявлений этого качества, видимо, рассчитывая на то, что читательницы содрогнутся от ужаса, устыдятся, обнаружив в тайниках своих душ предрасположенность к подобным проявлениям… Но не тут-то было. Большинство читательниц де Сада клеймит не изображенные им пороки и собственные влечения к ним, а писателя, который осмелился так откровенно их обнажить и показать в истинном свете.
КСТАТИ:
«Надо воспитать женщину так, чтобы она умела сознавать свои ошибки, а то, по ее мнению, она всегда права».
АНТОН ЧЕХОВ. Из записных книжекИ надо почаще показывать женщине зеркало — и в буквальном, и в фигуральном понятии.
------------------------------------------
ИЛЛЮСТРАЦИЯ:«— Двенадцать наложниц, опустившись на корточки, становятся в круг спиной к его центру; посередине располагается султан с четырьмя кастратами.
По сигналу господина все женщины начинают одновременно испражняться в двенадцать фарфоровых чашечек; та, которая не сумеет сделать это, обречена на смерть. Не проходит и месяца, чтобы не погибли семь или восемь жен за такой проступок; убивает их сам султан, собственными руками, но это происходит втайне, и подробности казни никому не известны. После того, как женщины сделают свое дело, один кастрат собирает чашки и подносит их его величеству, который обнюхивает содержимое, вдыхает его аромат, погружает в него свой член и мажет экскрементами свое тело; после этого чашки убирают, один кастрат начинает содомировать господина, второй сосет ему член; третий и четвертый подставляют для поцелуев свои прелести. После нескольких минут таких утех четверо маленьких фаворитов по очереди испражняются ему в рот, и он проглатывает дерьмо. Затем кружок распадается: каждая женщина должна целовать господина в губы, а он в это время щиплет им груди и терзает ягодицы; исполнив этот ритуал, женщины по одной ложатся на длинную широкую кушетку, кастраты берут розги и порют их; когда все двенадцать задниц будут избиты в кровь, султан проверяет их, облизывая раны и измазанные испражнениями отверстия.
После этого он возвращается к своим педерастам и содомирует их одного за другим.
Но это только начало.
Дальше следует очередная экзекуция: покончив с задницами кастратов, султан принимается пороть их, а женщины снова окружают его и демонстрируют самые живописные и непристойные позы. После экзекуции женщины вновь подводят к нему мальчиков, и он еще раз сношает их, но, почувствовав приближающееся извержение, мгновенно выдергивает свой орган и набрасывается на одну из наложниц, которые неподвижно и безропотно стоят перед ним. Он набрасывается на нее и избивает до тех пор, пока она не падает на пол без сознания; потом продолжает совокупляться со следующим кастратом, которого также оставляет, чтобы избить вторую жену; так происходит до тех пор, пока не дойдет очередь до последней, которая часто погибает под его ударами, и тогда его сперма выбрасывается прямо в воздух. После такой процедуры оставшиеся в живых женщины не меньше двух-трех месяцев отлеживаются в постели».
МАРКИЗ ДЕ САД. Жюльетта
------------------------------------------
Есть множество типов жен, и специальное их исследование заняло бы, вероятно, не один пухлый том, но всех их роднит одно — они дочери Евы со всей ее двойственностью, эмоциональностью и неизбывным стремлением к благообразному хаосу.
VIII
ВЕЧНОЕ ИСКУШЕНИЕ ЕВЫ
«Лучший способ избежать искушения — поддаться ему».
ОСКАР УАЙЛЬДТак же, как убийство Авеля Каином стало источником вечной криминальной темы, так и искушение Евы дало жизнь неиссякаемой и волнующей теме с таким прозаическо-геометрическим названием как «любовный треугольник», где в образе библейского змея- искусителя выступает некий соперник Адама.
Ева, по Библии, добросовестно сопротивляется искушению, но именно добросовестно, то есть выполняя заданное предписание, а не отторгая искушение внутренней убежденностью в его порочности.
КСТАТИ:
«Лучше поборешь порок, если уступишь ему».
ОВИДИЙПодобный тезис в свое время выдвинул и Оскар Уайльд.
Со времен Овидия над подобным тезисом ломали головы сотни бородатых и безбородых мудрецов, в то время как дочери Евы еще до Овидия безоговорочно приняли его как аксиому и руководство к действию.
Любовный треугольник стал основой всех жизненных и художественных коллизий, от Троянской войны до кухонных конфликтов в современных многоэтажках, а также главной темой большинства сплетен, слухов, пересудов и множества различного рода исследований, пытающихся проникнуть в сокровенные тайны женского характера.
Одни исследователи категорически настаивают на изначальной его порочности, другие склонны винить в женских пороках коварных змеев-искусителей, третьи пытаются объять необъятное, синтезируя принципиально полярные мнения, четвертые прибегают к мистике и оккультизму…
КСТАТИ:
«Мы рождены для искания истины, и только, а вовсе не для обладания ею».
ПЬЕР ШАРРОННе претендуя на обладание истиной, все же попытаемся и мы поискать эту призрачную даму на перекрестках различных авторитетных мнений и жизненных коллизий.
Что толкает Еву в пропасть порока?
А, в сущности, порок ли это?
Брак исключает «треугольник», или напротив, стимулирует его возникновение?
Добрачные или внебрачные сексуальные отношения должны быть только двусторонними, или же многогранными?
Критерии «верности» и «неверности». В чем они заключаются?
И существуют ли они вообще?
Где вкопан тог полосатый столб, который определяет границу между добродетелью и пороком?
КСТАТИ:
«Истина требует, подобно всем женщинам, чтобы ее любовник стал ради нее лгуном».
ФРИДРИХ НИЦШЕ«Святая ложь» — добродетель или грех?
Добродетель — это естественный закон, или же порождение фантазии людей больных, бесчувственных и невостребованных?
Количество различных мнений всегда соответствует количеству людей, их выражающих. Но обратимся к мнениям людей, не коротавших бесполезное время на лавочках у подъездов или за грубо сколоченными столами для забивания «козла».
МАРКИЗ ДЕ САД:
«Ах, откажитесь от добродетели, Эжени! Можно ли принести хоть одну жертву этому псевдо божеству? Стоит ли оно минуты удовольствия, которое мы вкушаем, оскорбляя добродетель? Подумай: добродетель — всего лишь химера; ее культ состоит исключительно в постоянных умерщвлениях плоти, в бесчисленных бунтах против внушений темперамента. Разве это естественно? Разве Природа советует то, что ее оскорбляет?
Эжени, не позволяй дурачить себя женщинам, которых называешь добродетельными. Они предаются куда более презренным страстям, чем мы… Честолюбие, гордость, личные интересы, а чаще всего лишь фригидность отсоветывает им вкушать лакомства. Обязаны ли мы уважать их, спрашиваю я тебя? Разве не руководствуются они единственно себялюбием? Разве лучше, мудрее, приличнее жертвовать эгоизму, нежели страстям?
Что касается меня, то, думаю, одно стоит другого; но кто прислушивается только к голосу страсти, несомненно, более прав; ведь эго единственный голос Природы; противоположные — глупость и предрассудок…
Почли бы Вы за обязанность сражаться со всеми импульсами Природы? Пожертвовали бы их дурацкой, умозрительной чести: никогда не иметь никакой слабости?
Сумасбродство наших родителей — вот что такое эти предсказания несчастий на стезе разврата. Шипы есть везде, но розы в карьере порока расположены выше шипов. Только на грязных тропинках добродетели Природа никогда не взращивает роз. Единственный риф, которого боятся, вступив на первую из этих дорог, — общественное мнение. Но не найдется ли умная девушка, та, что чуть поразмыслив, не возвысится над этим презренным мнением? Удовольствия от уважения, Эжени, — это лишь моральные удовольствия, не более…»
(«Философия в будуаре»)
***
«— А теперь, — сказала она, — выслушай меня, моя милая.
Я не знаю, как ты оцениваешь свое новое положение, но мне кажется, будет большой ошибкой, если ты в новом качестве содержанки собираешься хранить верность человеку, который меняет каждый год семь или восемь сотен женщин. Но как бы ни был богат мужчина, как бы хорошо к нам не относился, мы ничем ему не обязаны — абсолютно ничем, потому что он делает это ради себя самого, даже если осыплет нас всеми сокровищами Индии. Скажем, он ради нас швыряет золото налево и направо, но почему? Либо из-за своего тщеславия и желания единолично пользоваться нами, либо из-за ревности, которая заставляет его тратить деньги, чтобы никто не посягал на предмет его страсти. Но скажи, Жюльетта, разве щедрость мужчины достаточная причина, чтобы потакать всем его безумствам? Допустим, что ему не понравится, если он увидит нас в объятиях другого, но следует ли из этого, что мы не можем себе позволить такого удовольствия? Пойдем дальше: даже если ты до безумия любишь мужчину, с которым живешь, даже если станешь его женой или самой желанной возлюбленной, будет полнейшим абсурдом добровольно приковать себя к его постели. Можно в хвост и в гриву совокупляться каждый день и обходиться при этом без сердечных привязанностей. Самая простая вещь в мире — любить до потери сознания одного мужчину и до остервенения сношаться с другими: ведь не сердце же ты им отдаешь, а только тело. Самый невероятный, самый изощренный и не имеющий никакого отношения к любви разврат нисколько тебя не скомпрометирует Мы ничем не оскорбляем мужчину, когда отдаемся другому. Согласись, что самое серьезное, о чем может идти речь в данном случае, — это моральная травма, и что мешает тебе принять необходимые меры, чтобы он не обнаружил твою неверность, чтобы у него не было оснований для подозрений? В самом деле, женщина безупречного поведения, которая случайно дала повод подозревать ее, неважно, будь то ее собственная неосторожность или клевета, да будь она сама святость, — такая женщина окажется во сто крат виновнее в глазах любящего ее мужчины, чем та, что направо и налево отдает свое тело и трахается до полусмерти с рассвета до заката, но достаточно умна, чтобы не привлекать внимания к своим делам. Но и это еще не все. Я утверждаю, что женщина, которая, неважно, по каким причинам, дорожит своим любовником, даже боготворит его, может отдать другому не только свое тело, но и свое сердце; любя одного, с таким же успехом она может любить и другого, с кем ей довелось лечь в постель; по-моему, ветреность и непостоянство сильнее всего возбуждают страсти. Есть два способа любить мужчину: умственный и физический. Женщина может делать из своего мужа идола, а физически и на краткое время полюбить молодого бычка, обхаживающего ее; она может выделывать с ним в постели самые невероятные курбеты и в то же время ничем не оскорблять свои умственные чувства к своему кумиру; представительницы нашего пола, которые думают иначе, — просто идиотки и курицы, топающие прямиком к гибели. Как можно требовать, чтобы пылкая, темпераментная женщина удовлетворялась ласками только одного мужчины? Это же немыслимо, это плевок в лицо Природе, которая находится в вечном конфликте с нашими узаконенными понятиями о верности и постоянстве. А теперь ответь мне, если сможешь, как смотрит здравомыслящий мужчина на эти вещи, которые явно противоречат Природе. Смешно и глупо ведет себя тот, кто боится, что его женщина отдастся другому, кто не позволяет своей возлюбленной или жене даже пообедать с другим. Такое поведение не только нелепо — оно деспотично: по какому праву человек, не способный сам удовлетворить женщину в полной мере, требует, чтобы она страдала от этого и не искана утешения любым доступным ей способом? Это чистейшей воды эгоизм, неслыханная жестокость, чудовищная неблагодарность, и любая женщина ежесекундно обнаруживает такие качества в человеке, который клянется ей в вечной любви; уже одного этого достаточно, чтобы вознаградить себя за ужасную долю, которую уготовил ей ее тюремщик. Но если женщину привязывает к мужчине только материальный интерес, у нее еще больше оснований не обуздывать ни своих наклонностей, ни своих желаний; она ничем не обязана деспоту, разве тем только, что тот оплачивает ее услуги, но и здесь она сдает ему свое тело внаем, временно, а когда женщина выполнила свою часть обязательств, она свободна и остальное время вольна делать то, что ей захочется; чтобы отдохнуть от коммерции, она имеет право наслаждаться так, как подскажет ей сердце. В самом деле, почему бы и нет, если единственное ее обязательство перед своим содержателем имеет физический характер? Любовник или муж должны понять, что они не вправе рассчитывать на ее сердечные чувства, которых купить нельзя, и господа эти достаточно умны, чтобы относиться к ней как к объекту сделки. Поэтому, если женщину содержат двое, как это случается сплошь и рядом, и она полностью удовлетворяет желания обоих, они не могут требовать от нее большего. Следовательно, мужчина ждет от женщины не добронравия, а его видимости».