Бор Стенвик - Все мы врём. Как ложь, жульничество и самообман делают нас людьми
Такие современные методы художественной экспертизы, как радиоизотопный и ультрафиолетовый анализ картины, постоянно совершенствуются, однако их пока недостаточно и при расследовании фальсификаций необходимо прибегать к помощи искусствоведов. Впрочем, к их помощи нередко прибегают и сами фальсификаторы. Искусствоведам лучше других известно о техниках и мотивах в творчестве художника. Человеческий мозг обладает удивительной способностью узнавать мотивы. Он соотносит знакомые формы и линии с темпераментом художника и событиями его жизни, так что восприятие экспертом картины по сложности похоже на распознавание по отпечаткам пальцев. Принципы работы интуиции объяснить очень трудно, и поэтому порой заключения экспертов выглядят немного странно: «Кажется подделкой» или «Пробуждает чувство дискомфорта».
Хотя, пожалуй, можно воспользоваться уже готовым описанием. Итальянский знаток живописи Джованни Морелли стал первым систематизатором собственных знаний и навыков. Еще в XIX веке он создал классификатор, в котором описал характерные для различных художников способы изображать мочки, ногти на руках, складки одежды и прочие детали. По мнению Морелли, именно самые мелкие детали дают возможность установить авторство картины: подобные детали художник пишет неосознанно, почти машинально, значит, во всех картинах они будут выписаны одинаково. И вполне вероятно, что фальсификатор какую-то из этих деталей упустит.
Однако некоторые фальсификаторы тоже взяли этот прием на заметку. Чтобы добиться нужного эффекта, они стараются вжиться в образ художника, чьи работы подделывают, и развивают интуицию, подобную той, которой обладают искусствоведы. Бельтракки признался, что тщательно изучал каждого художника, старался смотреть на мир его глазами и переносился в мечтах в прошлое. Он даже утверждал, будто в некоторых работах ему удалось превзойти самих мастеров, потому что он знал о событиях, произошедших после их смерти.
В 2004 году написанную Бельтракки картину «Лес» якобы авторства Макса Эрнста показали Вернеру Шпису, знатоку Эрнста. Тот, ничуть не сомневаясь, подтвердил, что картина действительно написана Эрнстом. Впоследствии Шпис подтвердил авторство Эрнста еще для шести картин, созданных в мастерской Бельтракки. Во многом благодаря экспертизе Шписа эти картины вскоре были проданы за несколько миллионов долларов. После разоблачения Бельтракки за Шписом закрепилась дурная слава. Покупатели подделок подали на него в суд, и тот приговорил Шписа к уплате денежной компенсации незадачливым покупателям. Он допустил ошибку — а за ошибки полагается платить. Вот только как уважаемый всеми знаток мог сделать такой промах? Возможно, отчасти это произошло оттого, что эксперты, подобно всем остальным людям, склонны выдавать желаемое за действительное. Тот, кто привык доверять интуиции, нередко идет на поводу у собственных чувств.
Немного позже в одном из интервью Шпис, пытаясь оправдать себя, сказал, что всю жизнь мечтал увидеть утерянные картины, написанные Эрнстом в 1933 году, а узнав трогательную историю о человеке, спасшем картины из лап нацистов, совсем потерял голову от радости. Именно такую историю ему и хотелось услышать.
Видимо, нечто подобное произошло и со знатоком Вермеера Абрахамом Бредиусом, когда в 1937 году он не только подтвердил подлинность картины «Христос в Эммаусе», впоследствии оказавшейся одной из подделок ван Меегерена, но и объявил ее лучшей работой Вермеера.
— Сейчас, когда глядишь на подделки ван Меегерена, просто не верится, что сам Бредиус мог так ошибиться! — сказал Юханнес Рёд. — На первый взгляд, это действительно невозможно. Однако Бредиус всегда лелеял мечту отыскать неизвестный шедевр кисти Вермеера и, скорее всего, просто убедил себя, что наконец-то его нашел. До того момента существовала всего одна работа Вермеера на религиозную тему, поэтому «Христос в Эммаусе» в какой-то степени заполнил пробел в творчестве художника. Помимо этого, в композиции картины явно наблюдается влияние Караваджо, а Бредиус довольно долго пытался доказать влияние итальянских художников на творчество Вермеера. И доказательство наконец нашлось, словно по заказу. Ван Меегерен все просчитал.
Способность эксперта-искусствоведа классифицировать картины и устанавливать их авторство формируется благодаря страсти к творчеству того или иного художника и возможности создавать единую историю из множества картин и образов. Однако эти же качества делают искусствоведов пристрастными: услышав историю, подтверждающую их догадки и теории, эксперты склонны ей верить. Конечно, имеются также все основания обвинить искусствоведов не только во впечатлительности, но и в алчности. Например, Вернеру Шпису сначала заплатили полмиллиона долларов за оценку картин Бельтракки, а позднее он еще и получил проценты от продаж. Искусствоведам тоже не чуждо ничто человеческое.
Крепки задним умом
После разоблачения Бельтракки знатоки окончательно перессорились друг с другом. «Да ведь картина похожа на новогоднюю елку — вся блестит и переливается! Сам художник так никогда не написал бы!» — возмущался Ральф Йентш, один из авторитетнейших специалистов. Вернер Шпис стоял на своем: фальсификатор на славу постарался, не хуже самого мастера. В этом Шписа поддерживал коллекционер Даниэль Филипакки, купивший одну из фальшивых картин Макса Эрнста. Равнодушным не остался никто, однако и объективностью никто не отличался. После подобного разоблачения эксперты, изначально отрицавшие подлинность картины, всегда стараются набить себе цену, а те, кто все же заглотил приманку, продолжают расхваливать ее достоинства, чтобы окончательно не потерять лицо.
Сейчас, когда со времен Меегерена прошло почти столетие, многие искусствоведы, в том числе и Юханнес Рёд, недоумевают, как этому фальсификатору удалось обвести вокруг пальца почти весь мир. Однако в то время самая известная из подделок — «Христос в Эммаусе» — заняла почетное место в музее Бойманса в Роттердаме, причем никто и не посмел возразить. Бредиус нашел в этом полотне доказательство собственных теорий, но ведь остальные-то должны были понять, что стиль картины значительно отличается от вермееровского... Как сказал немецкий историк искусства Макс Фридлендер, подделки «нужно скармливать горячими»: пройдет лет сорок — и всем станет ясно, что фальсификатор взял за основу клише, принятые среди его современников. Живущие в одну эпоху с фальсификатором этих клише просто не заметят, подобно тому, как рыбы не замечают воды, в которой обитают. Одна из подделок Меегерена получила название «Гарбо-Вермеер»: женщина на картине словно написана с Греты Гарбо. Возможно, фальсификатор сделал это неосознанно, но историк искусства Джонатан Лопез полагает, будто Меегерен вполне сознательно придал портрету сходство с великой актрисой, чтобы добавить полотну шарма современности.
Новости о подвигах Вольфганга Бельтракки привели к довольно ожидаемому эффекту: этот талантливый фальсификатор вызвал симпатию как у обычных людей, так и у журналистов. Немецкое издание Die Zeit предложило организовать выставку его работ, а Frankfurter Allgemeine Zeitung заявило, что картины Кампендонка, написанные Бельтракки, даже лучше, чем работы самого Кампендонка. Журналы Der Spiegel и Vanity Fair опубликовали большие интервью с супругами Бельтракки, в которых те были представлены как совершенно очаровательные, хотя и страдающие манией величия хиппи. Бельтракки довольно быстро освоил навязанную ему роль Робин Гуда от искусства. По его собственным словам, он подделывал картины вовсе не ради денег, все свои шикарные виллы купил лишь для создания образа, а об утраченных миллионах ничуть не сожалеет. Ко всему прочему, он оптимист, поэтому годы в тюрьме его совершенно не пугают.
Подобные истории случались и раньше: разоблаченных фальсификаторов представляют непризнанными гениями-мстителями, которым не удалось занять собственную нишу в искусстве. Поэтому они вынуждены творить, прикрываясь чужими именами, и благодаря их подделкам мир искусства кажется одной гигантской фальсификацией: в нем не находится места таланту и красоте, а его истинная суть — это торговля известными именами. Сегодня картина оценивается в миллионы долларов, а завтра превращается в вещественное доказательство — возможно ли это? Ведь еще вчера эта самая картина вызывала восхищение искусствоведов всего мира, и за этот день она ничуть не изменилась... Подобный сюжет очень любят сценаристы, а фальсификатору отводится в них роль маленького мальчика, у которого хватило смелости воскликнуть: «А ведь король-то голый!»
Сомнительная слава великого фальсификатора пришла к Хану ван Меегерену после Второй мировой войны. Его разоблачили, потому что он продал одно из полотен Вермеера собственного изготовления нацистскому рейхсмаршалу Герману Герингу. Если бы полотно было подлинным, ван Меегерена обвинили бы в государственной измене. И ради собственного спасения он немного приукрасил историю, сказал, что намеренно обманул Геринга, подсунув тому подделку, и стал в глазах общественности настоящим героем. Находясь в тюремной камере, ван Меегерен успел создать еще одно поддельное полотно, якобы желая доказать, что действительно способен на фальсификации подобного масштаба. На самом же деле это было лишь рекламным трюком. Свои подвиги в области фальсификации картин он преподносил как самый настоящий крестовый поход против сложившейся системы. Кроме того, на протяжении всей жизни его не покидала мечта написать идеальную, без малейшего изъяна картину Вермеера. Когда в суде Меегерену напомнили, что подделки приносили ему миллионы, тот вызвал восхищение и аплодисменты публики, ответив, что продавай он картины дешевле — и все тотчас догадались бы, что он торгует фальшивками.
