Валентина Еремеева - Мальчики и девочки — два разных мира
Однако разделить всех людей только на две группы, в зависимости от того, какой тип восприятия и переработки информации, какой тип мышления— левополушарный или правополушарный — преобладает, было бы неверно.
Таких типов огромное множество, со множеством комбинаций того и другого. Поэтому отнести, например, всех экстравертов к группе левополушарников невозможно, хотя связь экстраверсии (направленность личности на мир внешних объектов) и интраверсии (направленность на явления собственного субъективного мира) с функциональной специализацией двух полушарий мозга, несомненно, существует.
Это объяснятся тем, что классическая асимметрия мозга встречается не более, чем у 15 % людей: во-первых, только у взрослых, только у мужчин, только у праворуких и правоглазых и тех, у кого нет леворуких родственников, да еще и только в случае обычного положения руки при письме. Кроме того, у таких людей все языковые функции должны быть представлены почти исключительно в левом полушарии, у них не должно быть повреждения сенсорных (в первую очередь зрительных и слуховых) функций, психических заболеваний, они должны были расти в относительно нормальном окружении и роды у матери должны были протекать нормально. И даже в таком классическом случае люди не будут одинаковы, поскольку такие функции, как пространственный анализ, эмоции и некоторые другие, могут быть представлены у них по-разному и преобладать может и детализированный, и целостный тип восприятия. А уже остальные 85 % — это самые разные варианты мозаичной или несколько размытой специализации полушарий в отношении разных психических функций, разные варианты левополушарных, правополушарных и смешанных стратегий мышления.
При этом надо четко понимать, что классический тип асимметрии не означает — лучший тип. Он просто наиболее легкий для нашего понимания при том уровне знаний, который существует на нынешний момент. Нам не хватает знаний, и поэтому мы делаем ошибки при воспитании и обучении наших детей, даже не замечая этих ошибок. Первое и главное, что вытекает из всего того, о чем мы с вами говорили: детей нельзя сравнивать между собой.
«Не сравнивай! Живущий несравним…», — писал О. Мандельштам. То, что является опорой для одного, его сильной стороной, его плюсом, для другого может быть не нужно, невозможно и даже вредно. Многие отрицательные стороны поведения ребенка могут быть лишь обратной стороной его сильных проявлений. Поэтому тактика воспитания такого ребенка должна быть совсем иной, чем в том случае, когда то же самое поведение обусловлено какими-то сиюминутными причинами.
Мы любим тех, кого можем научить. Но иногда не можем научить из-за недостатка наших знаний или из-за особенностей организации нашего мозга и нашей психики. Однако даже просто смена установки учителя на ребенка, т. е. понимание того факта, что этот ребенок способен хорошо учиться, может помочь учителю поискать и интуитивно найти ключики к обучению этого конкретного ребенка.
Очень показателен здесь так называемый «эффект Пигмалиона». Он выглядит следующим образом: в класс пришли психологи и попросили учителя дать им список двоечников. Они долго обследовали всех этих детей и выделили группу ребят, которые, по их словам, «пойдут», так как у них есть все предпосылки, чтобы прекрасно учиться. Про остальных же неуспевающих детей сказали, что пока трудно понять, в чем дело, и обещали через полгода посмотреть их снова и дать рекомендации.
Спустя полгода они снова обследовали тех же детей по списку. Что же они увидели? Мало того, что те, про которых они сказали «пойдут», значительно улучшили свои отметки. Стали гораздо более высокими объективные показатели их памяти, внимания, разных типов мышления. У тех детей, про которых ничего сказано не было, успеваемость так и осталась очень низкой.
Но все дело в том, что это был специальный эксперимент: двоечников разделили на две группы («пойдут»-«не пойдут») совершенно произвольно, независимо от показателей психологического тестирования. Они практически ничем не отличались друг от друга. Но учитель, веря, что часть детей можно научить, так перестроил свое отношение к ним и, видимо, методику их обучения, что они не только стали понимать его объяснения и лучше учиться, но у них начали бурно развиваться некоторые психические функции, необходимые для успешного обучения.
Значит, учитель, ставя ребенку двойки, загоняет себя и его в порочный круг: раз я тебя не научил, значит, ставлю тебе двойку, а раз ты двоечник (или троечник), значит, не способен учиться. В этом смысле отметка — страшная вещь.
Еще В. А. Сухомлинский с тревогой думал о «психозе погони за отличными отметками», который «ложится тяжелым бременем на юные души школьников, калечит их… Родители требуют от него только пятерок, в крайнем случае пятерки с четверками, и несчастный школьник, получая тройки, чувствует себя чуть ли не преступником».
Представьте себе, что вас обучают фигурному катанию, дав вам хоккейные коньки, да еще на два размера больше, чем нужно. При этом тренер только говорит, ничего не показывая, или только катается сам, ничего не объясняя.
Не в такое ли положение мы ставим некоторых детей, применяя негодные для обучения именно этого ребенка средства и его же ругая за то, что он никак не может как следует научиться. Но ведь это совсем не значит, что его нельзя обучить. Просто мы сами наши проблемы, наше неумение и незнание перекладываем на плечи детей. Повезло тем, кого мы умеем научить, но это лишь один тип людей, и он не может обеспечить прогресс цивилизации, — обязательно возникнет перекос (а не возник ли он уже, и не его ли плоды мы пожинаем?!).
Чтобы любому ученику было хорошо в школе, а значит, были условия для его успешного обучения, ребенку, по мнению психологов, нужны: интерес к предмету, взаимопомощь учеников, доброжелательность учителя, определенная раскованность самого ребенка, отсутствие страха за неудачу, право на ошибку.
Ребенок приходит в детский сад или школу, да и вообще в жизнь, многого не умея, и как раз для того, чтобы научиться, а не для того, чтобы продемонстрировать свои знания и умения. Казалось бы, это само собой разумеется.
Тогда откуда же у нас тяга к тому, чтобы уличить его в неумении, отказ в праве на ошибку? Все это приводит ребенка к боязни ошибиться, а значит — ограничивает его самостоятельный поиск, творчество.
В нашем компьютерном зале шести-семилетние дети решали несложные задачи: считали количество цветных кружочков и нажимали на кнопочку с соответствующей цифрой. Если ответ был верный (а они практически никогда не ошибались, решая такую простую задачу), то на экране компьютера появлялась улыбающаяся девочка. Дети занимались один на один с компьютером, и взрослый не стоял у них за спиной. Что делает обычный нормальный человек в такой ситуации? Решив задачу несколько раз правильно, он обязательно захочет проверить, а что будет, если он ошибется, и нарочно нажмет на кнопку с неправильным ответом. При этом на экране появится плачущий мальчик. Это естественное поведение нормального любознательного человека, а уж тем более ребенка, который экспериментирует с самого раннего возраста: едва научившись сидеть в кроватке, выбрасывает из нее игрушки (звенят), рожок с молоком (стучит и катится), простынку (падает медленно и беззвучно). Только экспериментируя, он может понять мир.
Но наши дети в компьютерном зале минута за минутой выполняли однотипные задания и смотрели на улыбающуюся девочку. Ни один не попытался проверить, что будет при заведомо неправильном ответе. А когда мы попросили одну девочку, похвалив сначала и сказав, что знаем, что она умеет правильно считать, нажать на любую другую кнопку и узнать, что при этом произойдет на экране, — в ее глазах появился ужас.
Дети панически боятся ошибиться. Почему старшеклассники часто пишут сочинения односложными фразами — боятся грамматических ошибок. Тут уже не до литературных изысков, не до творчества. Недаром в лучших детских учреждениях существует закон: в детских творческих работах учителю запрещаются какие бы то ни было исправления даже самых вопиющих ошибок. Выпишите слово правильно на другом листе бумаги, но не трогайте его произведение, не вмешивайтесь в процесс творчества.
Некоторые чересчур ретивые мамы, получая письмо от своего ребенка, отдыхающего на даче, сразу берут в руки авторучку, чтобы исправить ошибки и предъявить их потом своему чаду, вместо того, чтобы вдуматься в смысл письма, понять, хорошо ли там сыну или дочери, что его или ее волнует, чем он живет. Понять, как изменилось его мировосприятие, да и просто почувствовать миг счастья от того, что ваш ребенок решил поделиться с вами своими впечатлениями или проблемами, допустил вас в «святая святых» своей души. С авторучкой в руке и установкой на поиск ошибок этого не поймешь и упустишь возможность стать ближе своему ребенку.
