Герман Дилигенский - Социально-политическая психология
Базовая напряженность отнюдь не только абстрактно–теоретическое понятие. Она представляет собой общечеловеческий феномен, поскольку обусловлена общим социально–индивидуальным характером бытия и деятельности людей. Но она в то же время может проявляться во вполне конкретных, непосредственно наблюдаемых психических состояниях индивидов и социальных групп, отражающих неблагополучие, неустроенность их «внутреннего мира». Причины таких состояний могут быть каждый раз поняты только на основе конкретного психологического анализа, однако достаточно распространенной и типичной причиной, по всей видимости, является несогласованность индивидуального потенциала человека, т.е. его потенций деятельности, с доступными ему формами социальных связей и социально значимой деятельности. Подобные ситуации становятся особенно очевидными, когда психологическое неблагополучие совпадает с благополучием материальным т.е. с удовлетворенностью потребностей физического существования. Еще французский мыслитель прошлого века А. де Токвиль отмечал «странную меланхолию, которую часто можно наблюдать у обитателей демократических стран, несмотря на окружающее их изобилие, а также охватывающее их чувство отвращения к жизни»[100].
Психическая неустроенность, кризис личности, проявляющийся в неустойчивости поведения, явление чрезвычайно типичное для современных наиболее «благополучных» обществ, и оно давно уже стало одной из излюбленных тем западной социологии и психологии, художественной литературы и публицистики. В свое время ей отдало дань и советское обществоведение, в соответствии со своими идеологическими постулатами возлагавшее всю ответственность за нерешенность личностных проблем на «отживший капиталистический строй». Мы не имеем здесь возможности останавливаться на многочисленных теориях и понятиях, выработанных для описания и объяснения этих явлений, приведем лишь один совершенно рядовой банальный казус, иллюстрирующий сформулированные выше положения.
В начале 70–х годов внимание американской прессы и социологов привлекла история, приключившаяся с семьей процветающего калифорнийского бизнесмена Билла Лауда. По своему образу жизни и психологии Лауды не отличались от множества представителей среднего класса. Относительный деловой успех, скромное, но более или менее стабильное положение в мире бизнеса, домик с голубым бассейном, воплощающий американское представление о комфорте, вечера у телевизора, рок–музыка, коктейли. Муж изменяет жене, она пять лет знает об этом, но молчит, испытывая глубокую депрессию. Старший сын живет в Нью–Йорке в мире пьяниц, наркоманов, торговцев наркотиками. Ничего не делает, вечно требует денег у родителей.
Необычность истории Лаудов заключается только в том, что одна из телевизионных компаний решила снять о них документальный фильм, чтобы показать на экране среднюю американскую семью. Съемки привели к неожиданному результату: Пат Лауд вдруг решила развестись с мужем, все тайное стало явным. Авторы газетных статей пустились в рассуждения о пустоте жизни многих средних американцев, отсутствии у них интеллектуальных, культурных и общественных интересов, о супружеских изменах и алкоголизме как бегстве от бессмысленного «растительного» существования.
Со всем этим спорить не приходится, важно, однако, понять, какие психологические механизмы позволяли семье долгое время поддерживать внешнее благополучие и какие вызвали кризис.
Во–первых, очевидно, что главной, возможно, единственной формой «социальности» для семьи, в том числе для измученной супружеской неверностью Пат Лауд было исполнение определенной социальной роли: как бы следуя теории Дж. Мида, они делали все, чтобы в глазах друг друга, самих себя, соседей и знакомых соответствовать принятому групповому стандарту благополучии и процветающей семьи среднего класса. Избранную ими весьма типичную мотивационную стратегию поэтому можно было бы назвать стратегией стандартизации.
Во–вторых, подобные стратегия и тип социально–психологических связей не оставляют места для каких–либо форм индивидуального самовыявления кроме тайных развлечений на стороне; приходится подавлять и скрывать даже обиду на неверного мужа. В то же время играть роль в требующих искренности и самораскрытия монологах перед телекамерой оказалось значительно труднее, чем в условиях обыденного поверхностного общения; очевидно, поэтому съемки и стали для Пат стимулом к разводу.
В–третьих, хотя социальные условия и культурная среда, в которых существует американский средний класс, способствуют психологической стандартизации и деиндивидуализации, личностная мотивационная стратегия все же является делом индивидуального выбора. В конце концов Лауды, подобно многим представителям того же класса, могли бы участвовать в каком–нибудь социальном, культурном или религиозном движении, увлечься благотворительностью, спортом или чем–нибудь еще. Но, как отметила в своем очерке о них писательница А. Ройфи, Лауды «не умеют и не хотят думать… В этой семье вообще не существует понятий добра и зла… Они похожи на неандертальцев».
В те самые годы, когда Лауды таким образом решали свои семейные проблемы, множество других американцев и европейцев осуществляли принципиально иной выбор. Серьезные сдвиги в жизненных ценностях, в семейных отношениях и моральных нормах, в образе жизни и трудовой этике, которые упоминавшийся уже Инглхарт назвал «молчаливой революцией», знаменовали отказ от того типа личностного бытия, который представлен семьей Лаудов. Ведущим мотивом этой «революции» было завоевание свободы индивидуального самовыражения во всех сферах жизни личности.
Под влиянием целого ряда социальных и культурных процессов, о которых речь пойдет ниже, у многих людей возрастал индивидуальный интеллектуальный и поведенческий потенциал, но формы выражения индивидуальности ограничивались социально признанным набором моделей поведения, жизненных целей и образа жизни. Сложившиеся социальные стандарты воспроизводили феномен, который некоторые социологи окрестили «индивидуализмом без индивидуальности»: «социальность» подавляла индивидуальность, но поощряла индивидуализм, ибо проявлялась в виде поверхностных, обедненных по содержанию, в основном демонстративных социальных связей. В сформулированных выше понятиях мотивационной психологии эту ситуацию можно описать как одновременный дефицит индивидуальности и социальности, но воспринималась она прежде всего как подавление личности социальными стандартами. В условиях возросших потенций и притязаний индивида все это приводило к обострению базовой напряженности психики, а поиск способов ее разрядки состоял прежде всего в усилении индивидуального начала.
Мы рассмотрели проявления базовой напряженности психики на примере психологических ситуаций, возникших в определенных исторических и социальных условиях — в развитых индустриальных обществах второй половины XX в. В других исторических условиях непосредственные причины ее обострения могут быть во многом иными. Например, ведущую роль в этом процессе может играть разрушение традиционной социальной организации, на которой базировались социальные связи людей, и возникающая в результате необходимость перестройки всей системы таких связей. Нечто подобное происходило в античном мире в канун христианской эры, когда разлагалась объединявшая свободных граждан городская община — полис, что потребовало принципиально новых способов сочетания индивидуальных и социальных сторон психики. Ответом на это требование истории стало возникновение и распространение новой религии — христианства, а в сфере социально–политической психологии ценности свободы и гражданского достоинства уступили место ориентациям, выражавшим подчинение людей неограниченной власти империи.
В иных исторических ситуациях кризис старых форм социально–психологических связей и возникновение нового типа индивидуальности было обусловлено изменениями в структуре и типах человеческой деятельности, вызванными сдвигами в социально–экономическом и культурном развитии. В качестве примера можно привести эпоху Реформации и Возрождения, Просвещения и буржуазных революций XVII–XVIII вв. В пореформенной России основой кризисных явлений в социальной и личной психологии было сочетание институциональных (отмена крепостного права) и социально–экономических (развитие рыночных отношений, становление классов капиталистического общества) сдвигов. В целом можно сказать, что обострение базовой напряженности, переход ее из «спящего» и потенциального в реальное и определяющее поведение людей состояние присуще переломным, кризисным историческим эпохам. Именно в такие эпохи происходит разложение старых и возникновение новых типов индивидуальности и социальности людей. Поэтому мы вправе отнести противоречие индивидуального и социального в человеческой природе, порождаемую этим противоречием базовую напряженность психики к числу движущих сил исторического развития человека.
![Николай Саврасов - Люди Солнца[СИ]](/uploads/posts/books/107446/107446.jpg)
