Марк Хаузер - Мораль и разум. Как природа создавала наше универсальное чувство добра и зла
Чтобы проиллюстрировать этот подход и вернуть разговор к теме справедливости, рассмотрим пример другого недавнего нобелевского лауреата по экономике, политолога Томаса Шеллинга. Стали бы вы голосовать за такую налоговую политику, которая предоставляет больше льгот многодетным семьям с высоким доходом по сравнению с многодетными семьями с низким доходом? Большинство людей отклоняет эту политику из-за простого эвристического правила: определение прибылей и потерь не должно зависеть от имеющегося благосостояния.
Хотя эти интуитивные представления работают в некоторых конкретных случаях, но терпят неудачу, когда дело касается более общих вопросов. Эти представления также иллюстрируют наше восприятие тонкостей словесных формулировок. Стандартная налоговая таблица адресована бездетным семьям. В теории она могла быть адресована семье с двумя детьми. При этой системе семьи без детей заплатили бы дополнительные средства. Вы высказались бы в пользу налоговой политики, которая налагает равные дополнительные налоги на бедные и богатые семейства без детей? Большинство людей воспримет такую политику как несправедливую. Постановка этих вопросов высвечивает наши интуитивные представления относительно этой проблемы. Они вызывают у нас ощущение, что налогообложение произвольно и не имеет смысла. Решение проблемы состоит в том, чтобы установить доход, остающийся после уплаты налога, для каждого уровня исходного дохода (т. е. до уплаты налога) для семейств, имеющих детей и без детей. Обращение к конечному доходу не дает возможности оценивать прибыли и потери относительно точки отсчета.
Простой способ проиллюстрировать эффект точки отсчета в нашем восприятии справедливости основан на анализе случаев, где учреждение или компания изменяет отпускную цену конкретного товара в зависимости от некоторого изменения условий. Для каждого случая, приведенного ниже, укажите, считаете ли вы, как потребитель, это справедливым или несправедливым:
Магазин скобяных изделий поднимает цену лопаток для уборки снега во время весенней метели.
СПРАВЕДЛИВО □ НЕСПРАВЕДЛИВО □
Владелец поднимает арендную плату за жилье, узнав, что съемщик нашел поблизости хорошую работу и не захочет переезжать.
СПРАВЕДЛИВО □ НЕСПРАВЕДЛИВО □
Торговец легковыми автомобилями устанавливает цену популярной модели выше цены по прейскуранту, когда возникает дефицит.
СПРАВЕДЛИВО □ НЕСПРАВЕДЛИВО □
Предприниматель, у которого дела идут плохо, снижает заработную плату рабочих на 5%, чтобы избежать или уменьшить потери.
СПРАВЕДЛИВО □ НЕСПРАВЕДЛИВО □
Владелец, который сдает квартиры в двух идентичных зданиях, устанавливает арендную плату за одну из них выше, потому что для этого здания требовался более дорогостоящий фундамент.
СПРАВЕДЛИВО □ НЕСПРАВЕДЛИВО □
Большинство людей — без особых рассуждений — считают первые три случая столь же НЕСПРАВЕДЛИВЫМИ, как последние два СПРАВЕДЛИВЫМИ. Как показывают работы Канемана, ключевая идея, которая объясняет все эти случаи, — это референтная сделка, что я охарактеризовал бы как другой параметр принципа справедливости. Этот параметр, редко выражаемый в обоснованиях людей, определяет прибыль и набор установленных условий для индивидуума или группы, наделенных властью, относительно того, что предлагается. Индивидуум(ы) во власти может изменить условия, но действия этой власти, которые нарушают режим эксплуатации, оцениваются как несправедливые. То, что определяет содержание правила, зависит от особенностей культуры и специфики товара, но принцип является общим, абстрактным и, очевидно, применяется с минимальным сознательным отражением или без него. Как и в ситуации с неосознаваемой природой лингвистических суждений, кажется, что вычисления потерь, прибылей и суждений о справедливости появляются на основе нашей неосознаваемой установки параметра референтной сделки.
Референтная сделка — только один путь, на котором наши суждения о прибылях и потерях или удовольствии и неудовольствии руководствуются неосознаваемыми принципами и параметрами, являющимися частью дизайна созданий Ролза. В прекрасных экспериментах Канеман продемонстрировал, что суждения испытуемых в ходе решения задачи не соответствуют их ретроспективной оценке переживаний в то время. В этих исследованиях мы являемся свидетелем того, как наши субъективные переживания удовольствия и неудовольствия связываются с нашими суждениями о специфических действиях.
В одном эксперименте люди держали руку в болезненно холодной воде (14 °С) в течение шестидесяти секунд. После этого они держали другую руку в той же самой емкости с водой 14 °С в течение шестидесяти секунд, а затем воду слегка нагревали — до 15 °С; вода такой температуры все еще крайне холодна. Когда впоследствии их спрашивали, которое из испытаний они повторили бы, большинство выбирали второе. Это удивительно, если рассматривать данное переживание с гедонистических позиций: больше боли хуже, чем меньше боли. Следуя точке зрения Канемана, можно ожидать, что вы рассматриваете переживания, связанные с двумя моментами опыта: его окончанием и пиком. Потепление воды ощущается как относительно приятное и составляет заключительное переживание. Ощущения в момент кульминации опыта — одни и те же в обоих условиях. Таким образом, мы формулируем наши суждения, основываясь на ощущениях в момент кульминации и окончания, не замечая всей его продолжительности.
Наше неосознаваемое вычисление, основанное на оценке «пик — завершение», должно привести к другим суждениям, включая нашу оценку распределения ресурса. Например, если полное распределение дохода в случае А достигает пикового значения в 100 $ и заканчивается суммой в 80 $, в то время как в случае В имеет место устойчивое состояние в 50 $, случай А будет восприниматься как предпочтительный, даже если общая сумма полученных денег та же самая в обоих случаях. Этот эксперимент имел предварительный характер, но есть свидетельство, что люди воспринимают постепенно увеличивающийся доход как лучший по сравнению с устойчивым или уменьшающимся доходом, даже если при этом доход в обоих случаях одинаков. Если предсказанный паттерн ощущений подтвердится, это могло бы привести к некоторой необычной динамике с точки зрения оценки справедливости. Кое-кто при условии распределения годового дохода по типу В после двух лет работы мог бы воспринять это распределение как несправедливое, если в предыдущем году он получил распределение дохода по типу А. Это причудливое суждение возможно, если справедливость оценивается по полному доходу в противоположность оценки распределения дохода во времени.
Как объясняет Канеман, «пренебрежение продолжительностью составляет ошибку познания... глубоко встроенную в структуру наших представлений, которую, вероятно, невозможно предотвратить». Хотя мы можем сознательно желать увеличения продолжительности удовольствия и уменьшения продолжительности неудовольствия, глубоко в нашей психике есть система, которая работает на автопилоте, вне досягаемости для наших наиболее настоятельно охраняемых убеждений, что все должно быть иначе.
Канеман прекрасно суммирует эту позицию: «...даже в ненадежной области субъективного переживания и суждения нередко возникает истина, которая не всегда доступна искушенной интуиции. Одна интуиция не смогла бы привести нас к тому, чтобы отбросить изящное представление последствий как заключительных состояний и предпочесть более громоздкое и достаточно произвольное их описание с точки зрения прибылей и потерь. Одна интуиция не убедила бы нас в существовании ловушек оценочной памяти, которой каждый из нас доверял всю жизнь. И интуитивные представления, сложившиеся на основе хитроумных мысленных экспериментов, не будут надежно приводить к правильным предсказаниям ответов на ситуации, наблюдаемые при межличностных взаимодействиях. Короче говоря, я пробовал убедить вас, что иногда бывает полезно добавить к философской интуиции неинтуитивные результаты эмпирического психологического исследования». Когда дело касается создания суждений, будь это суждения о температуре, справедливом обмене или конфликте между нанесением вреда и предоставлением возможности другому человеку уйти из жизни, мы можем не иметь доступа к основополагающим принципам. Ролз был, по крайней мере, частично прав. А более общие представления Хомского о неосознаваемых, недоступных для интроспекции принципах оказываются попавшими в точку! Взгляды Канемана и его работы хорошо согласуются с этими идеями.
Всегда ли справедливость должна быть руководящим принципом, когда происходит обмен и распределение? Всегда ли справедливость — лучший или самый подходящий принцип в решении вопросов индивидуального благосостояния? Является ли стремление получить максимальный средний доход с ограничением нижнего уровня тем, что выбрали бы наши предки или сегодня выберут охотники и собиратели, если бы им пришлось играть в любую из игр Оппенгеймера и Фролича? Может ли благосостояние индивидуума когда-либо опускаться ниже нормы справедливости? В настоящее время нет никаких ответов относительно универсальности предложенных Ролзом принципов справедливости[101]. И никто так и не привлек собирателя/охотника Африки, Южной Америки и штата Аляска к игре с социальным договором. Однако частично ответы все-таки дала область, связанная с пониманием значения принципов справедливости для индивидуального благосостояния или, более широко, для экономики благосостояния. И это именно та область, в которой наши социальные нормы и чувство справедливости часто входят в противоречие с индивидуальным благосостоянием и особенно с юридической практикой, которая была развита нашими институтами власти.
