Хаим Шапира - Счастье и другие незначительные вещи абсолютной важности
Часть третья
Маленький принц и вещи действительно важные
Глава 1
О воображении, книгах и дружбе
Удав, проглотивший слона и шляпу
Один из интернет-сайтов, посвященных «Маленькому принцу», открывается рисунком шляпы. Под рисунком вопрос: «Вам страшно?»
Если ответите «нет», не сможете зайти на сайт. Такой ответ означает, что вы относитесь к племени взрослых, которым всегда надо все объяснять. Зато дети и взрослые с воображением (или те, кто читал «Маленького принца») сразу сообразят, что на рисунке изображен удав, проглотивший слона.
И как мы сразу не догадались!
Учат в школе, учат в школе, учат в школе
Как вы, наверное, помните, Льюис Кэрролл, автор «Алисы в Стране чудес», считал, что дети гораздо умнее взрослых. Он также знал, где находится корень всех бед – в школе. Не зря он настаивал, что слово lesson (урок) происходит от слова less (меньше). Чем больше уроков, тем меньше мы способны удивляться и восторгаться. Мы все меньше и меньше остаемся самими собой, фантазия атрофируется, исчезает способность мыслить, а вместе с ней и способность мечтать. Количество интересных вопросов, которые раньше роились у нас в голове, стремится к нулю.
We don't need no education[11].
Роджер Уотерс (Pink Floyd)Основная причина того, что в юности я решил стать математиком, а потом даже посвятил этому предмету пару лет, заключается в том, что в школе я всерьез его не учил. Математика пришла ко мне со страниц книг Мартина Гарднера, того самого, который комментировал «Алису» и редактировал раздел «Математические игры» в журнале Scientific American. Моими любимыми книгами были «Математический карнавал», «Математические головоломки и развлечения», «А ну-ка, догадайся». Еще я очень любил книжки философа и фокусника Раймонда Смоллиана: «Как называется эта книга?», «Сатана, Кантор и бесконечность», «Алиса в Стране головоломок». Тому же автору принадлежит книга «Молчаливое Дао», которая доставила бы много удовольствия Винни-Пуху. Она вполне может составить конкуренцию «Дао Винни-Пуха» Бенджамена Хоффа.
Сами названия этих книг говорят, что читать их гораздо интереснее, чем сидеть в школе на уроке математики. Нужно обладать очень специфическим складом ума, чтобы полюбить задачки про три трубы, из которых в бассейн течет вода, и две, из которых она зачем-то вытекает. Неужели кого-нибудь на свете действительно интересует, сколько понадобится времени для завершения этого увлекательного процесса? Многолетнее ковыряние в подобного рода упражнениях ведет к умственной деградации (я уже не говорю о месяцах сидения над квадратными уравнениями). Льюис Кэрролл абсолютно точно знал, чему учат на уроках математики. Четырем действиям арифметики: скольжение, причитание, умиление, изнеможение.
Или, как остроумно заметил шотландский психиатр Рональд Д. Лейг:
Все дети от природы очень любознательны.
У каждого свои фантазии и мечты.
Они не намерены никому их уступать.
Поэтому детей надо холить и лелеять,
Чтобы в конце концов все это у них отобрать.
Прекрасный пример особенного детского видения мира дан в романе нобелевского лауреата Ш. Й. Агнона «Вчера-позавчера».
Когда Ицхак Кумар, который, «подобно остальным нашим братьям из Второй алии, несущей нам избавление, оставил… страну свою, и родину свою, и город свой, и отправился в Эрец Исраэль отстраивать ее заново, и поселиться, и обосноваться в ней», приезжает в большой город Лемберг, все, что он там видит, приводит его в восторг.
«И взвиваются бронзовые кони, и вельможи из бронзы скачут на них…»
Ничего не понимающий взрослый может решить, что это просто скульптуры.
«И каменные статуи льют воду изо рта…»
На языке взрослых это называется «фонтаны», и почти никто ими не любуется.
«Целый ряд дверей из толстого стекла, вращающихся без перерыва…»
Человек, у которого на уме только серьезное, еще подумает, что это просто вращающиеся двери. Если это все, что он в состоянии увидеть, мне его жаль.
Лея Гольдберг в статье «Отвага мечтать» пишет, что только дети в состоянии во всем видеть чудо.
Травинка не менее удивительна, чем ход светил.
Уолт УитменВ фильме «Красота по-американски» есть сцена, в которой главный герой начинает видеть красоту в каждой вещи, даже в целлофановом пакете, который несет ветер.
Путешествие на Луну
А что же мы, взрослые? Разве мы совсем потеряли способность любоваться, восторгаться и удивляться?
Увы, мои братья по разуму, многие из нас утратили это свойство навсегда.
Однажды я по какому-то европейскому каналу смотрел программу, посвященную всяким приколам и розыгрышам. Один из сюжетов был снят в аэропорту. В зале вылетов объявили: «Рейс на Луну отправляется в 21:00. Пассажиров просят пройти на регистрацию». Как вы думаете, хоть кто-то из тех, кто находился в этот момент в здании аэропорта, упал в обморок от удивления? Да ничего подобного. Женщина, которую интервьюировали в этом сюжете, сказала, что она об этих рейсах ничего не слышала, но всегда знала, что это произойдет. Ну, и раз мы уже заговорили о Луне, почему бы не поговорить о галактике? Вы когда-нибудь думали, какое это потрясающее зрелище – звездное небо? Большинство людей не восхищаются им по одной-единственной причине. Это чудо происходит слишком часто – каждую ночь. А теперь представьте себе, что это происходит раз в десять лет. Как мы ждали бы этого мгновения? Как восторгались бы им?
Фрейд пытается переплыть океан
В первой главе трактата «Недовольство культурой» (1930) Фрейд пишет о своем друге, обладающем тем, что Фрейд называет «океаническим чувством». Друг, о котором идет речь, – это французский писатель Ромен Роллан. Годом раньше Роллан, находившийся под впечатлением другой работы отца психоанализа – «Будущее одной иллюзии», посвященной рассмотрению источников религии, отправил Фрейду письмо, в котором описал это чувство. (Как можно догадаться, Фрейд видел в религии не более чем иллюзию.)
Под «океаническим чувством» Ромен Роллан подразумевал ощущение вечности и бесконечности мира, по крайней мере его «океанской» безграничности. Мы испытываем его в те минуты, когда понимаем, что все идет так, как должно идти. Океаническое чувство – это сочетание удивления, восхищения, преклонения и бесконечной благодарности. Фрейд замечает, что лично ему никогда не доводилось испытывать ничего похожего на это чувство.
Я же переживал его много раз, и сама мысль о жизни без таких мгновений для меня непереносима.
Я испытываю «океаническое чувство», когда обнимаю любимую женщину, или слушаю адажио из концерта для фортепиано с оркестром Равеля в исполнении Артуро Бенедетти-Микеланджели или Miserere Аллегри, или гуляю зимой вдоль моря, а потом сижу в портовом кафе Тель-Авива, или в две тысячи восьмой раз перечитываю «Даму с собачкой», или вижу «Спящую Венеру» Джорджоне или «Венеру Урбинскую» Тициана, или смотрю на Изабель Аджани, моющуюся в лохани в фильме «Убийственное лето», или читаю «Простую историю» Агнона или «Психологическую топологию пути» замечательного грузинского философа Мераба Мамардашвили, или замираю над стихами Пушкина, Уитмена и Альтермана, или слушаю баллады Леонарда Коэна и «Забвение» Астора Пьяццоллы, или путешествую по Доломитовым Альпам, по живописному Урбино или по Золотому Иерусалиму. Я испытываю его каждый раз, когда обнимаю своих дочерей…
Колени преклонив, молю, дай мне познать
Секрет плода сиять
И листьев увядать,
Свободы этой суть:
Дышать, желать, смотреть,
Стремиться, понимать, любить, терять.
Моим устам Тебя дай силу восславлять
За то, что вечно время можешь обновлять,
Чтобы вчерашний день не повторился впредь,
Чтоб на рутину мне не привелось пенять[12].
Ромен Роллан (которому это стихотворение наверняка пришлось бы по душе) отмечает, что «океаническое чувство» – это своего рода религиозный экстаз, не имеющий ничего общего ни с религиозной догмой, ни с обрядом, ни с заботой о спасении души.
Это письмо ошеломило Фрейда. Оно не давало ему покоя, и только два года спустя он смог ответить Роллану. Больше всего Фрейда поразило, что такой высококультурный человек, как Ромен Роллан, мог испытывать столь примитивные (по мнению Фрейда) чувства.
