Эрнест Цветков - Досье на человека
Человоки рядом! Я крикнул, но никто не отозвался. Может, это вовсе не человеки, а обман слуха?
– Обман уха, – высказался колодец. Я озлобился.
– Если ты еще хоть слово скажешь, я тебя землей завалю, камнями закидаю. Я расколочу твою кирпичную глотку.
– Нельзя, – простодушно отозвался колодец, – не имеешь права. Я чудо.
Некоторое время я обдумывал свое положение. Потом залез на пальму с целью просмотра окрестностей.
И я увидел человоков.
* * *Они пришли к колодцу, дабы поведать друг другу мысли свои. Это была пара влюбленных. Они смотрели на меня круглыми, редко мигающими глазами.
– Человоки! – обратился я к ним, – как мне отсюда выбраться и попасть в Город?
Они поцыкали зубом, он покачал головой наподобие китайского болванчика и сказал ей:
– Кукиш.
– Да, милый, – ответила она.
Потом они взялись за руки и закружили вокруг дерева, постепенно набирая темп.
* * *Уже со свистом проносились тела их, едва различимые от скорости.
Вместо влюбленной парочки возле пальмы вовсю бушевал смерч. Он все ближе подбирался ко мне, и в вихре его повисло очертание не то кукиша, не то вопросительного знака.
С каждым новым оборотом смерча дело также обещало принять серьезный оборот.
«Прыгай! – пронеслось в голове. – В колодец!» Некогда великий писатель сказал: «Все смешалось в доме Облонских». Так вот – все смешалось тогда в голове моей. Внутренний голос вопил: «В колодец! В колодец»! А смерч уже касался моих пяток. Я лихорадочно принялся раздвигать густые ветви, чтобы залезть повыше, что психологически понятно, но нерационально. Хотя у сна своя логика… Что толку от выигранного мига? А вот и неправда. А вот и есть толк. Да еще какой. На одной из веток я увидел табличку:
ПУТНИК, ЕСЛИ ТЫ С КАКОЙ-ЛИБО ЦЕЛЬЮ,НАПРИМЕР, ПРОСМОТРА ОКРЕСТНОСТЕЙ, ЗАБРАЛСЯНА ПАЛЬМУ И ЕСЛИ ТЕБЯ ВО ВРЕМЯ НАХОЖДЕНИЯНА ОНОЙ ЗАСТИГЛО СТИХИЙНОЕ БЕДСТВИЕ,НАПРИМЕР, СМЕРЧ, ТО НЕМЕДЛЯ ПОВИНУЙСЯСВОЕМУ ВНУТРЕННЕМУ ГОЛОСУ.Я в последний раз спросил у голоса, не ошибся ли он, но он вообще обиженно замолчал.
И зажмурив крепко глаза, и затаив дыхание, прыгнул я с дерева и вошел в вертикальный коридор мрака, проломив черепичный навес. Глаза мои открылись сами собой и как раз напротив таблички:
ПАДАЮЩИЙ ТЕЛОМ, НЕ ПАДАЙ ДУХОМ.Мне вспомнилось, что возле самого колодца я видел столбик с надписью:
ПАДАЮЩИЙ ДУХОМ, НЕ ПАДАЙ ТЕЛОМ.И горько улыбнулся я. И раздался всплеск потревоженной воды. И вошел я в пучину. И предстала пред взором моим вся моя жизнь. И… тут я увидел свет. Неужели?., нет-нет, не мир это загробный. Это дно в свете прожекторов, встроенных в специальные углубления.
Колодец книзу расширялся. На дне лежали три аккуратных камушка. Между ними маска и акваланг, и рядом табличка:
ПАДШИЙ НА ДНО, СПАСЕНЬЕ ОБРЕТИ, ПРИОБРЕТЯ.В стене я заметил дверцу и кнопку. Как водится, кнопку я нажал, дверца медленно открылась, и я шагнул в шлюзовую камеру.
Я очутился в канализационной системе Города.
По прошествии некоторого времени я благополучно вылез из канализации и оказался на главной площади. Тут же я направился в Городское Учреждение, несмотря на свой немножечко нелепый вид. Но я непременно хотел засвидетельствовать свое почтение как представитель далеких земель.
В дверях меня встретил швейцар. У него зеленые усы, каждый примерно с полметра. Они воинственно топорщились.
– Куды? – рявкнул он.
– Засвидетельствовать свое почтение, – ответил я учтиво и не без гордости, показывая визитную карточку, на которой значилось:
ПОДАТЕЛЬ СЕЙ КАРТОЧКИ ЕСТЬ ЧЕЛОВЕК ЗЕМЛИ – ЕЗДОК В НЕИЗВЕДАННОЕ.Швейцар с почтением посмотрел на меня, щелкнул усом и пропустил.
Я очутился в царстве лабиринтов. Нагроможденье ходов, лазеек, коридорчиков обступило меня. Соответственно таблички, указатели, знаки – висели там и тут и на каждом шагу. В глазах моих запестрело, как в калейдоскопе. А вокруг по лестницам, коридорчикам, лабиринтам сновали человочки. Сделав несколько шагов, я остановился в растерянности, так как внезапно возник передо мною яркий плакат:
ВОШЕДШИЙ СЮДА, ПЛАТИ ВЗНОС В РАЗМЕРЕ 2 УСЛОВНЫХ ЕДИНИЦ (УЕ)Тут же появился передо мною человочек и заверещал:
– Добро пожаловать, добро пожаловать, уважаемый вы наш. Пожалуйте две условных единички.
И стал он превращаться у меня на глазах. Теперь на нем я узрел фрак, белоснежные кружевные манжеты, за ухом перо.
– Пожалуйте две условных единицы, – прогнусавил чиновничек, подобострастно раскланиваясь.
Верно, я крепко задумался и отключился от внешнего, и голос его как бы из глубины донесся до меня:
– Голубчик, а две условных единички-то пожалуйте. Вы как, нашими или валютой?
Я заплатил, он выписал квиточек и, раскланиваясь, удалился, а затем и вовсе исчез, растворившись в одном из коридорчиков.
А я же решил непременно найти кого-нибудь из представителей здешней власти, чтобы засвидетельствовать свое почтение. Наугад свернув в один из коридоров, я обнаружил дверь с табличкой:
ПОСТОРОННИМ ВХОД РАЗРЕШЕН. НО ПРЕЖДЕ ЧЕМ ВОЙТИ, ПОДУМАЙ, ПОСТОРОННИЙ ЛИ ТЫ ЗДЕСЬ.Ясно было, что надпись эта обращалась и ко мне в том числе. Я смело толкнул дверь и вошел в маленькую комнату без окон. Свисая с потолка на черенке провода, тускло, но с каким-то нудным упорством светила грушеобразная лампочка. В углу письменный стол, а за столом крыса. А на крысе фрак, фуражка, а на фуражке ярлычок с надписью:
КАНЦЕЛЯРСКАЯ.Крыса ехидно осклабилась, шевельнула щетинистыми усиками и вперила в меня черные бусинки глаз. Она потянула мочкой и голосом, словно во рту у нее закипала слюна, спросила гнусаво:
– Что угодно?
– Видите ли, я просто так зашел. Прочитал надпись и зашел.
– Вы посторонний?
– Да, – несколько растерянно произнес я.
– Заполните анкету.
– Какую анкету?
– А вот эту анкеточку и половину условной единицы за марочку, пожалуйста.
– Какую марочку?
– Послушайте, вы посторонний?
– Да, вроде бы.
– Тьфу ты, уже сомневается. Вы посторонний или нет?
– Видите ли, я иностранец в некотором роде. И почтение пришел свое засвидетельствовать.
– Послушайте, гражданин, вы мне мозги не пудрите, зубы не заговаривайте. Ты мне пыль в глаза не пускай, а говори по существу. А то ишь, лапшу на уши вешает.
– А вы бы не могли повежливей?
– Ишь, ишь, ишь, обидчивый нашелся. Ну иди и жалуйся. Деликатный какой. И не тронь его.
За столом теперь уже и не крыса сидела, а дородная женщина с красным лицом и вздувшейся шеей. Она брызгалась слюной и яростно вращала круглыми глазами. Она вращала ими все быстрей и быстрей, так, что казалось, будто они сейчас из орбит выскочат и пойдут скакать по полу.
Через несколько секунд дама уже сидела молча, вращала глазами, а изо рта у нее торчала детская соска. Но вскоре соска округлилась в розовый пятачок, а вместо дамы оказался передо мною розовый поросеночек в белоснежном чепце. Поросеночек хрюкнул и удалился прочь, весело помахивая хвостиком, а на том месте, где он сидел я увидел табличку:
ГРАЖДАНЕ ПОСТОРОННИЕ, НЕ ПУДРИТЕ МОЗГИ, А ПЛАТИТЕ ПОЛ УСЛОВНОЙ ЕДИНИЦЫ ВЗНОСА.Я достал две помятые бумажки. За столом снова восседала крыса. Она выписала квиточек, и мы молча расстались.
Когда я вышел из комнаты, то понял, что заблудился. Во все стороны тянулись мрачные коридоры, откуда тянуло сыростью, запахом залежавшейся бумаги и чернилами. То место, где я стоял, прежде чем войти в комнатку, бесследно исчезло.
Выручила летучая мышь. Она как раз пролетала мимо, и, видя мое замешательство, приземлилась рядом и спросила участливо.
– Заплутал, милок?
– Заплутал, бабушка.
– Это у нас всегда так. Явления такие тут обычными почитаются. А я вот уже сколько годков здесь прожила, а все никак привыкнуть не могу. Тут надо держать ухи востро. Бывало, залетишь к подруге на чердак поболтать малешко, а через пять минут глянешь – и не чердак вроде, а заместо подруги самый что ни на есть враждебный тебе элемент сидит. Я уж и так, бедная, извелась за временем-то гоняться. Утром встанешь в девять. Не успеешь причесаться, уже пять вечера. А бывает тянется и тянется день, а на часах и пяти минут не прошло. Вот и думай, то ли время врет, то ли часы.
– Простите, – вежливо перебил я ее монолог, – а вы не подскажете, как мне почтение засвидетельствовать. Я приезжий, и с вашими обычаями еще не совсем знаком, и потому мне трудновато приходится на первых порах…
– К чему столько слов? – строго перебила мышь. – А почтение можешь мне засвидетельствовать, так как самого главного все равно не найдешь, затеряешься и не выберешься. Здесь и околеешь, милок.
– Неужели у вас здесь все так запутано, перепутано, что даже двух шагов не сделаешь без того, чтобы не заблудиться?
