Мортимер Адлер - Шесть великих идей
Для обозначения такой анархической свободы, характерной скорее для условий дикой природы, а не для общества, используется понятие автономии. Как следует из внутренней формы слова, автономия обозначает состояние, в котором желания человека составляют для него закон.
Автономией в этом смысле может обладать только самодержец — человек, не ограниченный в своей власти, не подчиняющийся никому, кроме самого себя, не следующий законам, составленными другими, и не признающий ничьей власти над своими действиями. Такой автономии также может добиться отшельник, живущий в полном уединении. Члены организованного общества не смогут выжить и добиться процветания без эффективного управления и законов, имеющих обязательную силу.
Учитывая, что ни один человек не в состоянии существовать абсолютно вне общества, пребывая в исключительно природном состоянии, которое гораздо точнее было бы назвать состоянием анархии, автономией в этом мире могут обладать только государства или их правители. К сожалению, мы знаем, какими могут быть последствия такой автономии, — это состояние холодной войны, противоположности мирного сосуществования даже в отсутствие военных действий.
Живя в организованных обществах под эффективным управлением и с обязательными для исполнения законами, которым они обязаны подчиняться для того, чтобы процветать, люди не обладают ни автономией, ни неограниченной свободой действий. Автономия несовместима с организованным обществом, а неограниченная свобода может его разрушить.
Именно по этой причине нельзя недооценивать различия между свободой и вольностью. Когда разница между ними понимается и признаётся, человек, который из-за справедливых ограничений не в состоянии делать то, что хочет, не чувствует потери личной свободы.
Понимание различий между свободой и вольностью, между анархической автономией и свободой действия в организованном, управляемом и правовом обществе приводит нас к определению четвертой формы как особого типа относительной свободы.
Хотя политическая свобода и предоставляется человеку только при благоприятных внешних обстоятельствах, она отличается от основной формы относительной свободы — действовать в соответствии со своими желаниями в рамках закона. Такую свободу человек получает, когда другие совершеннолетние и обладающие политическими правами граждане республики, управляемой конституционным правительством, уполномочивают его принимать участие в определении законов такого общества, которые устанавливаются всеми гражданами совместно, а не по единоличной воле правителя.
В данном случае человек обладает не автономией, но самоуправлением, то есть правом на участие в деятельности правительства. Граждане республики не являются самодержцами, но каждый, по словам Руссо[48], имеет свою долю в суверенном управлении. Аристотель определял конституционное правительство как форму правления, при которой все свободные и равные граждане по очереди управляют друг другом.
Рабы не обладают политической свободой. Хозяева имеют над ними тираническую власть и реализуют ее в собственных интересах, а не на пользу рабам. Точно так же политическая свобода отсутствует у подданных абсолютного монарха. Даже в том случае, если деспот, стоящий у власти в таком обществе, благосклонен к нему и некоторые его решения действительно принимаются в интересах общества, его подданные занимают в государстве такое же место, как в семье — малые дети. Они не имеют права голоса в свою защиту и не участвуют в принятии решений, определяющих их собственную жизнь. В конституционной республике люди, не имеющие избирательного права, также могут рассматриваться как подданные государства, а не как полноценные граждане, поскольку у них отсутствует политическое право на свободное выражение своей воли.
Наличие или отсутствие права голоса представляет собой условия, в соответствии с которыми люди либо получают, либо не получают политическую свободу. Для основного типа относительной свободы, при которой человек имеет право действовать по своему усмотрению в установленных рамках, такие благоприятные или неблагоприятные условия приобретают иные формы.
Неблагоприятными условиями являются принуждение, ограничение или давление. Человек не может действовать по своему усмотрению, если его действия ограничены применением силы или если его физически принуждают к осуществлению других действий.
Давление представляет собой угрозу физического принуждения или ограничения. Человек, который действует против своей воли под дулом пистолета, реагирует только на угрозу, но при этом достигается тот же эффект, к которому привело бы и физическое принуждение. Давление может принимать и другие формы. Человек, который идет наперекор своим потребностям, чтобы избежать нежелательных последствий, тоже действует под давлением.
Благоприятные условия дают человеку возможность и средства для реализации своих желаний. Например, если я захочу поужинать в ресторане отеля «Ритц», то достаточное финансовое благосостояние позволит мне удовлетворить это желание. Человек, не обладающий такими средствами, не сможет его реализовать. Точно так же в прошлом бедняки даже при желании не могли поступить в школу или университет, если им не удавалось получить стипендию или дотацию.
Относительная свобода делать то, что хочется, в установленных законом рамках в данном случае может рассматриваться как свобода от принуждения, ограничения или давления, возможность действовать по своему усмотрению и в соответствии с благоприятными обстоятельствами. Тем не менее, если человек обладает относительной свободой, это не означает, что его действия не регулируются предписаниями законодательства.
Джон Стюарт Милль ошибался[49], полагая, что сфера условной свободы не регулируется законом и что чем больше ограничений государственный строй налагает на наши действия, тем меньшей свободой мы обладаем. Томас Джефферсон тоже был не прав[50], заявляя, что чем меньше государственные структуры управляют страной, тем лучше, то есть свободнее живут ее граждане.
Британский философ Джон Локк имел куда более здравый взгляд на этот вопрос[51]. Прежде всего значительная часть нашей деятельности не регулируется и не может регулироваться законами, какими бы подробными они ни были. В данном случае имеется в виду не только гражданское право, то есть государственный закон, но и моральные законы. Многие наши действия морально нейтральны, то есть не поощряются и не запрещаются нравственными устоями. В этой области, где, по словам Локка, «закон не повелевает», мы можем делать все, что хотим, по собственному усмотрению.
Но даже в том случае, если какие-либо действия подпадают под предписания гражданских или нравственных законов, добродетельный человек все равно будет в состоянии удовлетворить свои желания, так как он хочет того, что должно. Правильная линия поведения и справедливые законы указывают нам, какие действия необходимо совершать, и запрещают то, что делать не следует.
Достойный и добродетельный человек — это тот, кто имеет моральную свободу выбирать то, что должно, и свободно выполняет все предписания закона, а также воздерживается от того, что закон запрещает. Такой человек не страдает от установленных законом ограничений и не действует под давлением законодательных норм.
Аристотель говорил, что добродетельный человек добровольно делает то, что преступник выполняет только из-за страха перед законом — то есть перед силой принуждения и наказания, которое может последовать за нарушение директивных предписаний. Тем не менее преступник, который воздерживается от совершения нарушения, не страдает от ограничения своей свободы. Если то, что он собирался сделать, является незаконным и несправедливым, то он в любом случае не должен был бы совершать подобный поступок, вне зависимости от того, запрещен ли он законодательно. В данном случае его лишают вольности, а не права свободы.
Это утверждение приводит нас к следующему этапу рассуждений о связи закона и свободы. Справедливые законы или нравственные устои не просто не отбирают у нас свободу. Государственное право, основанное на справедливости, применяет силу принуждения и разнообразные ограничения, чтобы помешать другим людям нарушить нашу свободу незаконными путями. Если в обществе отсутствует справедливый закон или если государственное законодательство неэффективно, то его граждане страдают от ущемления своей свободы.
Применение справедливого законодательства расширяет свободу каждого члена общества. Совсем иную ситуацию можно наблюдать в деспотиях и тираниях, где на смену справедливости приходит право силы. Граждане таких государств по принуждению или под давлением вынуждены действовать вопреки своим желаниям или моральным требованиям, и их свобода существенно ограничивается. В данном случае мы можем говорить об утрате свободы, а не вольности.
