Марк Хаузер - Мораль и разум. Как природа создавала наше универсальное чувство добра и зла
Все больше антропологов и экономистов обнаруживают данные, рассматриваемые в настоящее время как свидетельство в пользу уникальной человеческой познавательной адаптации. С одной стороны, в значительной степени мы унаследовали от наших предков эгоистичную природу, но с другой — мы развили уникальную, человеческую психологию, благодаря которой предрасположены к различным формам альтруистического поведения: прочной взаимности[93].
Взаимный альтруизм, первоначально постулированный биологом-эволюционистом Робертом Триверсом, базируется на эгоизме: я чешу твою спину, ожидая, что позднее ты почешешь мою. Я чешу твою спину только потому, что я знаю, что буду нуждаться в тебе, чтобы ты когда-нибудь почесал мою. Мое действие просто эгоистично. Сильной взаимности тут нет. Ведущими специалистами этого направления сильная взаимность определяется как «предрасположение сотрудничать с другими и наказывать за свой счет тех, кто нарушает нормы сотрудничества, даже когда нельзя ожидать, что эти затраты будут возмещены: или кем-то другим, или когда-нибудь позднее». Хотя сильная взаимность не эгоистична, она имеет стратегический характер: сотрудничайте только с теми, кому вы доверяете, и отстраните тех, кто не надежен, потому что они могут обмануть. Наказание, конечно, иногда оборачивается благом для тех, кого наказывают: мошенники могут возвратиться к нормальной жизни и быть хорошими гражданами. Но намерение наказываемого мошенника состоит не в том, чтобы преобразиться. Поэтому он должен платить отлучением от круга кооперирующихся участников. В результате должно стать явным различие между положением внутри группы и положением вне группы. Поведенческие эксперименты Фера поддерживают это объяснение, потому что участники готовы платить, чтобы наказать мошенников, даже если им никогда не придется с ними взаимодействовать. Поэтому наказание не может ставить целью вернуть их в группу, превратить из грешников в добродетельных сотрудников. Более того, те, кто наказывает больше других, — это также и те, кто вносит самую большую сумму в играх с общественным благом. Это дает основание предполагать, что именно они больше всех рискуют и больше всех заинтересованы в поддержании круга соучастников. Как и ожидается, мошенники и вносят меньше, и наказывают меньше.
Все исследования, обсуждаемые в этом разделе, подводят к следующему заключению: мы развили способность наказывать тех, кто обманывает, и сотрудничать с теми, кто заслуживает доверия. Но этот подход характерен для Запада, дающего объяснения исторических событий с позиций развитого индустриального мира. Что можно сказать о Востоке, о мелких сообществах охотников и собирателей в Африке, Австралии и Южной Америке?
Даже Бонго-Бонго[94]
Социальные антропологи любят указывать на исключения (характерные для разных культур) из всеобщих образцов человеческого поведения: но только не в случае Бонго-Бонго! Экономисты-экспериментаторы в значительной степени ограничили свои испытания единственной подчиненной им частью населения: студентами университетов. До какой степени изучение этих испытуемых — своеобразного эквивалента лабораторных мышей у психологов — дает результаты, которые можно распространить на других людей, позволяя сделать широкие обобщающие заключения о нашем биологическом виде?
Необыкновенный совместный проект антропологов, психологов и экономистов, посвященный изучению мелкомасштабных, неиндустриальных сообществ, начинается с обращения к вопросу о том, является ли справедливое распределение универсальным свойством нашей видоспецифической психики? Точно так же, как все люди имеют универсальную грамматику, но могут говорить на китайском, английском или французском языке, не может ли оказаться, что все люди обладают универсальным чувством справедливости распределения, — с межкультурными различиями, своеобразием форм обмена, законности, регулирования ресурса? Возвращаясь к нашей аналогии с языком, подчеркнем, что идея здесь состоит в том же: является ли справедливость всеобщим принципом, обладающим потенциалом для изменений параметров и ограничений? Культуры устанавливают параметры, основанные на специфических деталях их социальной организации и экологии, и эти установленные ограничения и есть дополнительные формы обмена и распределения.
Используя преимущество полевых исследований, проводимых на каждом из континентов земного шара, антрополог Джозеф Хенрих и его коллеги изучали разнообразные игры с торговыми сделками в пятнадцати небольших сообществах, включая собирателей диких растений и садоводов, пастухов-кочевников и оседлых мелких земледельцев[95].
Испытуемые в каждой игре действовали анонимно за потенциальное вознаграждение, равное одному или двум дням заработка. В отличие от результатов игры «Ультиматум», характерных для студентов колледжа в индустриальных обществах, самое обычное предложение в этом варианте располагалось в диапазоне от 15 до 50%. Игроки или никогда не отклоняли низкие предложения, или отклоняли их настолько часто, что это занимало 50—80% времени. Эти изменения предполагают, вопреки стандартным экономическим моделям, что у игроков нет никакого ясного представления о том, что означает справедливое предложение в этой игре. В то же время есть существенные межкультурные различия, которые позволяют составить своеобразную карту распределения социальных норм в пределах каждой культурной группы. Например, среди земледельцев Папуа — Новой Гвинеи отдельные лица предлагают в диапазоне, типичном для индустриального общества (40%), но отклоняют по намного более высоким нормам (50—100%). Объяснение этой высокой нормы отклонения состоит, по-видимому, в том, что среди этих земледельцев предоставление дара играет центральную роль. Принятие даров, даже если они не запрашиваются, устанавливает обязательства для будущего взаимного обмена. Если дар является большим, то реципиент находится в зависимом положении и, как ожидается, возвратит такой же большой дар. Таким образом, получение незапрашиваемых даров может вызвать у этих людей беспокойство. Это беспокойство может заставить их отклонять даже весьма справедливые предложения. Такая игра — кошмар для них.
Напротив, занимающиеся собиранием растений туземцы из Парагвая принимают низкие предложения и, как правило, предлагают больше 40%. Этот образец великодушия приятно совпадает с их кооперативными отношениями в жизни: туземцы неизменно делят свою «добычу» с остальной частью племени. Занимающиеся подсечно-огневым земледелием туземцы Перу делали самые низкие предложения (15%) из всех выбранных народностей и редко отклоняли эти низкие предложения (10%). Этот образец также хорошо соответствует их культурным традициям, включающим немного сотрудничества, обмена и общности вне семейной ячейки. В целом каждое сообщество обнаруживает определенное чувство справедливости, но они различаются своим восприятием несправедливости и готовностью наказать посредством отклонения предложений. Некоторые сообщества отклоняют предложения, когда считают их несправедливыми, в то время как другие никогда не отказываются, независимо от предлагаемого количества.
Эти простые экономические игры показывают, что справедливость — всеобщий принцип с набором параметров, устанавливаемых, по-видимому, местной культурой преимущественно на ранних этапах развития. Например, в игре «Ультиматум» есть параметры отвечающего игрока, которые касаются источника ресурсов, зависимости от других для приобретения ресурсов и выбора в отклонении предложения. Будучи единожды установлены, психологические особенности культуры определяют, что считать справедливой и допустимой сделкой и что рассматривать как несправедливость при распределении ресурса. Если культура устанавливает параметр проектировщика в категории «ответственность» (в противоположность установке на полное отсутствие ответственности) и параметр отклонения как «обязательный» (в противоположность дополнительному), то игроки могут воспринимать игру «Ультиматум» как родственную игре «Диктатор», где нет никакой возможности отклонить предложение. Этот вариант напоминает тактику туземцев из Перу в такой же степени, как и собирателей и охотников из Танзании.
Интересно отметить, что ни одна из культур в выборке, представленной Хенрихом и его коллегами, в игре «Ультиматум» не делала предложений меньше чем 15% или больше чем 50%. Если представление об этом параметре правильно и аналогия с языком сохраняется, то никакая культура не будет когда-либо отклонять предложения менее чем 15% и никакая культура не будет когда-либо предлагать больше чем 50%. Если в какой-либо культуре такие (исключительные!) образцы поведения все-таки возникнут, то они очень быстро исчезнут. По крайней мере, это одно из предсказаний, сформулированных на основе описанных исследований, которое полевые антропологи могут проверить.
