Сергей Якуцени - Политическая экология
Еще раз отметим – речь идет не о точном доказательстве, что именно так и было. Просто факты могут иметь оба объяснения одновременно. Вероятно, мы находим следы и охот человека, и охот леопарда. Какая безнадежная ситуация с точки зрения науки!
Впрочем, кости животных со следами поедания и раздробленные кости могут свидетельствовать вовсе не об охотах. С точки зрения Поршнева, ни habilis, ни erectus просто не могли быть охотниками. Слабый, маленький человек был не силах отвоевать для себя экологическую нишу хищника. Неразумные люди инстинктивно строили жилища, делали каменные орудия и занимали экологическую нишу падалеядов. И даже саму тушу не ели – конкуренции с гиенами тоже было не выдержать. Именно поэтому они изготовляли каменные орудия для раскалывания костей толстокожих, которые не могли разгрызть гиены и другие падалеяды20.
Эта идея активно пропагандируется и Виктором Рафаэльевичем Дольником, согласно которому первые разумные действия sapiens’а состояли в организации грандиозных загонных охот в конце плейстоцена21. До того ничего подобного не было.
Возразить на эти предположения нетрудно: общая численность всей популяции слонов в Африке до массовых охот европейцев в середине – конце XIX века составляла порядка 100–150 тысяч животных. Вес костного и головного мозга слона не превышает 5–6 кг. Существу весом 40–50 кг в год необходимо порядка 300–400 кг мяса. Нетрудно рассчитать, что одновременная гибель всех слонов Африки дала бы прожить в течение года 1 500–2 500 австралопитекам или ранним Homo, после чего кормовой базы у них вообще не стало бы.
Если же исходить из естественной потери стад в районе, который теоретически мог быть населен самой малочисленной, но жизнеспособной популяцией падалеядных habilis’ов или erectus’ов, то даже костный и головной мозг всех обитающих в таком районе носорогов, буйволов и жирафов не спас бы бедных обезъянолюдей от голодного вымирания. Даже при самом скверном аппетите.
Серьезный вопрос в другом: даже если считать человека активным хищником, степень воздействия ранних Homo на биосферу Земли очень трудно рассчитать. Совершенно не очевидно значительное воздействие человека-охотника на ландшафтную оболочку Земли.
Борьба за природные ресурсы
Борьба за природные ресурсы между стадами одного вида происходит и в животном мире. В мире людей она неизбежно должна была стать более изощрённой: они быстрее размножаются, плотность населения и демографическое давление на одной территории выше. Распространение всех видов рода Homo по Земле происходит более стремительно, чем представителей любого другого, пусть самого пластичного вида.
Самые древние следы Homo erectus, возрастом порядка 1 800–1 600 тысяч лет назад, отмечены в Восточной Африке. Уже ко времени в 1 200 000–1 000 000 лет назад этот вид распространился по всей Евразии, кроме самых северных и суровых областей. К востоку от Урала и к северу от самых южных районов Сибири erectus`ов не было до времени 500–300 тысяч лет назад.
Homo sapiens распространяется по лику Земли намного стремительнее erectus’ов. Возраст первых sapiens’ов Африки – порядка 180–190 тысяч лет. Самых ранних находок вне Африки – 80–90 тысяч лет. Примерно 50–40 тысяч лет назад sapiens заселяет всю тропическую и субтропическую зону Евразии, острова Юго-Восточной Азии и Австралию.
В Европу sapiens проникает около 40 тысяч лет назад, по историческим меркам мгновенно, за 2–3 тысячи лет, осваивает приледниковую зону и, уже как носитель культуры верхнего палеолита, движется на восток, в другие районы более холодного климата.
К концу эпохи Великого Оледенения человек не заселил только пространства Южной Америки, Антарктиды и океанических островов (Южная Америка и высокоширотная Арктика заселены 9–7 тысяч лет назад).
Таким образом, erectus за 600–700 тыс. лет заселил Европу и теплые области Азии. Sapiens за 70–80 тыс. лет – всю пригодную сушу Земного шара.
Объяснить это расселение можно – повышенным демографическим давлением, следствием стремительного роста населения.
Конкуренция за оптимальное место обитания
Очень жесткая конкуренция за оптимальные места обитания между разными био-социальными, социокультурными и политическими объединениями людей – подвидами (или видами) человека, расами, носителями языков и культур, племенами, родами – явилась причиной стремительного расселения человека.
Эта борьба носила и биологические, и политические формы.
Биологические – вытеснение менее совершенных форм человека и носителей менее совершенных культур.
Чем эффективнее вид, тем меньше территории ему надо, чтобы кормиться. Например, в Австралию проникают дикие собаки. Они ловят намеченную добычу чаще, чем сумчатые волки. Число кенгуру уменьшается, но динго добычи хватает. А сумчатым волкам нужна большая плотность стад кенгуру! Они все чаще не могут поймать добычу, начинают голодать, у них чаще погибают выводки детенышей… Начинается вымирание. В Австралии сумчатые волки не дожили до появления европейцев, сохранившись только на острове Тасмания, где динго не было.
Таким же образом более эффективный охотник вполне может вытеснять менее эффективного. Тот, у кого есть более совершенные орудия, способен вытеснить того, у кого материальная культура примитивнее. Причем безо всякого ведения военных действий. Вероятно, таким образом sapiens вытеснил и неандертальца Европы, и erectus`ов изо всех областей, где с ними сталкивался.
Когда сапиенсы появились в Юго-Восточной Азии, там еще доживали свой век последние эректусы. Самым молодым черепам эректусов на острове Ява – 28–30 тысяч лет. Сапиенс победным маршем движется к Австралии, а из зарослей глядят на него полузвериные глазки из-под низкого лба.
Таким же образом носители более высокой культуры вытесняли носителей более низкой. С той разницей, что представители отсталых культур могли перенимать передовую или ассимилироваться в рядах носителей более высокой.
Политические формы борьбы за оптимальные места обитания – это в первую очередь ведение войн. Судя по охотничьим культурам современности – охотникам XVII–XX вв. – эти войны беспредельно жестоки.
Они ведутся не за богатства: их еще не создали и не накопили и, значит, невозможно отнять. И не за подчинение – работник создает ровно столько, сколько потребляет, эксплуатация человека человеком пока невозможна. Первобытные войны велись только за территорию и за возможность истребить и съесть противника. Съесть – не в переносном смысле этого слова.
Это были первые биосферные войны. Первые, но далеко не последние.
Людоедство – повседневная норма для большей части истории человечества. В пещере Чжоу-Коу-Дянь под Пекином, месте обитания эректусов, кости животных и людей одинаково брошены на пол, обуглены, расколоты для добывания костного мозга и погрызены.
Неандерталец? Раскопки 1899–1905 гг. в Югославии, в пещере Крапина, открыли останки 35 человек разного возраста (от 1 года до 50 лет) и обоих полов. Их кости были обуглены и расколоты для добывания костного мозга и найдены в тех же кухонных кучах, что и кости благородного оленя, вымершего вида кабана, пещерного медведя, дикого быка.
Таковы же почти все находки людей – только масштаб меньший, чем в Крапине.
Первые люди, которых не съели – погребенные 50–40 тысяч лет назад неандертальцы из гротов Ле-Мустье и Ла-Шапель-о-Сен, шестеро из-под палеолитического навеса Ла-Ферраси а также девочка из Тешик-Таш22. В 1960 г. известный американский антрополог и археолог Ральф Солецки в пещере Шанидар, в Ираке, обнаружил погребение сорокалетнего калеки, потерявшего руку и правый глаз. В его погребении обнаружено количество пыльцы растений, «которое превосходило всякое вероятие». Кое-где эта пыльца была в комочках, а рядом с некоторыми из них сохранились даже остатки частей цветка. Из этого был сделан вывод, что могилу забросали охапками цветов, собранных на склоне горы, представители той группы, к которой принадлежал умерший охотник23. Но и у сапиенса, погребавшего умерших, врагов практически всегда съедали. А если и не ели, то не считали подобными себе. Убийство «чужого» было преступлением не большим, нежели «убийство» быка или лося.
Чем архаичнее культура, тем последовательнее ее носители считают полноценными людьми и даже людьми вообще только самих себя. Остатки таких представлений сохраняются уже в самоназвании многих первобытных племен, которые в переводе означают просто «люди» или «настоящие люди». Так, чукчи называют сами себе «луораветлан» или «лыг’ораветлан» – «настоящие люди». Наши предки были не лучше. Само название «славяне» обозначает тех, у кого «есть слово», т.е. попросту – говорящих. А остальное человечество? А они «немцы», то есть немые. И в летописях очень непосредственно пишут: «немец из фряжской земли» или «немец из города Парижу».
Для первобытного охотника иноплеменник не является человеком. В этом смысле война для него – скорее, охота. Как опасных хищников стараются уничтожить непосредственно возле мест обитания, так и конкурентов уничтожают и пожирают победившие роды и племена.