Нарциссическая семья: диагностика и лечение - Дональдсон-Прессман Стефани

Как вы считаете, вероятно, чтобы в этой стране, — где все было настолько сиреневым, каким это только может быть — чтобы однажды, молодая сиреневая девушка встала из своей фиолетовой кровати, надела свою сиреневую одежду и, расчесывая свои сереневые волосы, взглянула бы на себя в зеркало и заявила бы: «Я думаю, мне лучше подошло бы зеленое»? [В этот момент большинство пациентов обычно улавливают суть и могут засмеяться.]

Ответ, конечно нет! Варианта «зеленый» не существует!

Вернемся к Ленни. В конечном счете Ленни смогла понять, какие механизмы работали в ее скрыто-нарциссической семье происхождения. Родители Ленни вынужденно вступили в брак по причине нежелательной беременности. Между членами семьи не было никакой близости, разговоры о чувствах никогда не велись, не оставлялось места, чтобы быть в чем-то непохожим, индивидуальным. Атмосфера в доме была настолько напряженная, настолько плотная от невысказанных чувств и негодования, что, как помнит Ленни, ей всегда не хотелось там находиться. Она не могла дождаться, когда уедет из дома.

Роль детей в этой нарциссической семье была в том, чтобы «не гнать волну» и претворять в жизнь ожидания родителей. Родители твердо решили, что «дети должны жить лучше, чем мы жили», но все же вовсю гневались на детей; оба родителя были добровольными мучениками по отношению к семье. Сыновья имели множество возможностей на выбор, но у дочерей вариантов было только два:

(1) они заканчивают среднюю школу, остаются жить в родительском доме, поступают в местный колледж, делают работу по дому; или

(2) они заканчивают среднюю школу, выходят замуж, уходят жить в дом мужа, делают работу по дому.

В упражнениях по разыгрыванию ролей с Ленни, ее врач моделировал разговоры, которые другая такая же юная девушка могла бы вести со своими родителями. На разные темы — как найти работу, как найти компаньонку, с которой можно было бы вместе снимать квартиру и делить расходы, или о двойственных чувствах по поводу поступления в местный колледж. Ленни поняла, что у ни один из этих разговоров с родителями у нее состояться не мог — не таков был семейный уклад. Сама она была в то время умной, способной, творческой девочкой, которая застряла в плохой средней школе в глухом городском квартале, и не могла себе представить, что еще четыре года ей придется сидеть на скучных уроках по утрам и прислуживать братьям и отцу по вечерам. Поэтому вариант первый (местный колледж) отпадал. Оставался второй вариант — связать жизнь с мужчиной.

Ленни смогла увидеть, что она и раньше, фактически, не раз пробовала оправдать родительские надежды, состоявшие в том, чтобы она покинула родной дом, пока не сложилась ситуация побега с Биллом. Она была потрясена, поняв, что этот поступок, который она всегда считала неопровержимым доказательством своей глупости и зловредности, исподволь выполнил ее обязательства перед родителями и удовлетворил их потребности. Если бы существовал вариант «просто съехать из дома, найти работу, снять квартиру с двумя другими девушками, и может быть поступить на вечернее отделение в универститет», то она бы так и сделала.

Как Ленни сказала в конце сессии «Сиреневая история»:

«Я никогда не понимала, почему я убежала с ним! Я никогда не была бунтаркой. Ко мне всегда относились как к бунтарке, но я ей не была. Я никогда не делала ничего плохого. Я была действительно хорошей девочкой! (Сдерживаемые слезы прорываются плачем). Я знала, что это не была любовь, и мне было так страшно. Когда он поставил ультиматум «сейчас или никогда», я знала, что это безумие. Мне оставался всего лишь один месяц до выпускного. Но я подумала, что мне надо ехать. Я знала, что просто не могу идти в этот идиотский колледж. А мальчишки, которых я знала ... ох! Они были незрелыми и скучными. Я не знаю. Было похоже, что нет никакой возможности избежать этого. А Билл был этой возможностью. Боже мой! Если бы мне хоть раз пришло в голову,... что я могу найти работу и квартиру, я бы ухватилась за этот шанс обеими руками! Я была такая дура... нет, не дура. Вы правы. Я никогда не думала об этом, потому что такой вариант вообще не рассматривался в моей семье. Господи, я была не такая уж дура. Просто такого вариант никогда не предлагался.»

Заключение

Пациенты охотно соглашаются с тем тезисом, что способность принимать решения, строить долгосрочные планы, уметь рассчитывать на вознаграждение в будущем, доводить начатое дело до конца — как бы вы ни назвали это — является приобретаемым навыком. Мы строим наши рассуждения так, чтобы не осудить, не возложить на кого-либо вину. Не обязательно родители были плохими, они просто не смогли научить важным навыкам в этой области; мы говорим не о моральной неудаче, а о недостатке обучения.

Большинство пациентов способны рассматривать вопрос под этим углом. Это не так уж страшно; в конце концов, всем нам не хватает навыков в той или иной области. Один из авторов этой книги пишет с ужасными грамматическими ошибками, но к счастью, у него есть компьютер, который проверит правописание за него. А другой автор не может понять, как работает электричество («Ты хочешь сказать, что в этом нет волшебства?»), но он может нанять электрика.

Однако есть некоторые навыки, которым мы должны учиться, чтобы жизнь приносила результат. Доводить дело до конца (а это подразумевает способность мириться с отсрочкой вознаграждения) -один из них. Мы говорим пациенту: «Вы не научились этому тогда, но вы можете научиться теперь. Теперь вы — взрослый, у вас есть варианты выбора». Мы подчеркиваем, что способность хорошо принимать решения подразумевает умение рассмотреть все возможные варианты в каждой ситуации, и затем выбрать из них наиболее приемлемый для себя. У человека должны быть цели (к чему я хочу придти), с которыми он сможет сопоставлять варианты выбора (поможет это мне приблизиться к тому, чего я хочу?). Если ответ да, то тогда это, вероятно, является правильным выбором на данный момент.

Общаясь с пациентами, мы подчеркиваем, что в принятии решений всегда присутствуют риски. Человек может сделать ошибку. Фактически, мы гораздо больше учимся на наших ошибках, чем на наших успехах, таким образом, ошибки в действительности являются замаскированными сеансами обучения. Пусть это звучит немного наставнически, в манере Мери Поппинс, но от этого оно не перестает быть правдой. Не идти ни на какой риск означает стоять неподвижно — то есть застрять. Это, конечно, самая большая ошибка, и боль, которую она приносит, обычно и является тем, что заставляет человека обратиться к психотерапевту.

Когда пациентам удается показать связи между тем, что они испытали в детстве и тем, что они делают и чувствуют сейчас, они способны почувствовать себя менее дефектными. Они могут допустить возможность изменения. Им можно дать инструменты для изменения и поощрить принять ответственность за то, чтобы это изменение произошло.

Глава 8. Доверие и Терапия

История Дженни. Дженни — привлекательная и умная женщина, помощник адвоката, замужем, имеет троих детей подросткового возраста. Она пришла проконсультироваться из-за того, что ее второй муж перестал привлекать ее сексуально и из опасения, что она сделает какую-нибудь «глупость» (например, заведет роман на стороне) и тем разрушит отношения, как это уже было при первом замужестве. Она чувствовала, что ее жизнь была продолжающееся чередой саморазрушительных, импульсивных действий, и она хотела узнать почему это так, пока еще оставался шанс на спасение отношений.

Отец Дженни был пьяница и драчун. Как военнослужащий младшего звания, он подолгу был в отъезде, и с деньгами дома было очень туго. В семье было семеро детей; мать Дженни терпела оскорбления от мужа, она была бедна, груз ее забот был непомерно велик, и вдобавок она испытывала одиночество, поэтому во время отсутствия мужа она «приводила домой мужчин». У Дженни сохранились кошмарные воспоминания детства о пьяных ссорах между ее родителями и приставаниях со стороны ее дяди (брат матери, которого мать обожала). Видя, что дядя единственная опора матери, у Дженни не хватало духу рассказать ей о том, что дядя тискает ее и тем лишить мать ее единственного союзника.