Ролло Мэй - Экзистенциальная психология
Возможно, работы Ницше не имели прямого отношения к Фрейду, но косвенным образом они, безусловно, на него влияли. Очевидно, что идеи, сформулированные позже психоанализом, "носились в воздухе" Европы конца XIX века. Тот факт, что Кьеркегор, Ницше и Фрейд имели дело с одними и теми же проблемами страха, отчаяния, раздробленной личности, подтверждает наш тезис о том, что психоанализ и экзистенциальный подход к кризису человека были вызваны и отвечали на одни и те же вопросы. Конечно, гений Фрейда не умаляет то, что почти все специфические для психоанализа идеи можно найти в более развернутом виде у Ницше и в более глубоком – у Кьеркегора.
Но особенность гения Фрейда состоит в том, что он перевел эти глубинно-психологические озарения в рамки естественной науки его дней. Он удивительным образом подходил для этой задачи – объективный, с хорошим рациональным контролем, неутомимый, способный терпеть нескончаемое напряжение, необходимое для систематической работы. Он действительно сделал нечто новое: ввел в научное течение западной культуры новые психологические понятия, которые можно изучать с известной долей объективности, на которых можно строить определенные концепции и в определенных пределах им можно научить. Но не этот ли самый гений Фрейда и психоанализа также является его самой большой опасностью и самым серьезным недостатком? Ведь перевод глубинно-психологических инсайтов в объективную науку имел последствия, которые можно было предсказать. Одним из таких результатов было ограничение области исследования человека до границ научной сферы. В одной из следующих глав в этой книге Бинсвангер говорит, что Фрейд имел дело только с homo natura, его методы великолепно подходили для исследования Umwelt, мира человека в его биологическом окружении. Эти же методы не давали ему полностью понять Mitwelt, человека в его личностных отношениях с другими людьми, и Eigenwelt, область отношений человека к самому себе[88]. Более серьезным практическим следствием была, как мы покажем далее в нашем обсуждении концепций детерминизма и пассивности эго, новая тенденция к объективизации личности и вмешательству в само развитие современной культуры, что в первую очередь привело к ряду трудностей.
Теперь мы подходим к очень важной проблеме. Чтобы понять ее, мы должны сделать одно предварительное различение между разумом как термином, который использовали в XVII веке и в эпоху Просвещения, и "техническим разумом" современности. Понятие разума у Фрейда пришло прямо из Просвещения, это был "экстатический разум". Фрейд приравнял его к научному понятию. Такое использование разума включает, как мы видим у Спинозы и других мыслителей XVII и XVIII веков, веру в то, что разум сам по себе понимает все проблемы. Но эти мыслители включали в разум и способность к выходу за пределы данной ситуации, способность охватить целое. Они не исключали такие функции разума, как интуиция, озарение, поэтическое восприятие. Понятие также имело этическую сторону: разум в эпоху Просвещения означал справедливость. Другими словами, в представление о разуме было включено бессознательное. Это объясняет сильную веру во всемогущество разума. Но к концу XIX века, как убедительно показывает Тиллих, этот экстатический оттенок был утерян. Разум превратился в "технический разум": он стал связан с техникой, начал пониматься как оптимальное функционирование при оперировании с отдельными проблемами, сделался помощником, подчиненным техническому индустриальному прогрессу, его отделили от эмоций и желаний, он на самом деле стал противоположен существованию. Именно против такого разума и выступали Ницше и Кьеркегор.
Фрейд понимал разум в его экстатической форме, когда он говорил о разуме как о "нашем спасении", "нашем единственном источнике" и т.д. Здесь возникает чувство анахронизма: его предложения будто бы исходят от Спинозы или другого автора Просвещения. Таким образом, с одной стороны, он пытался сохранить экстатическое понятие, взгляд на человека и на разум, выходящий за пределы техники. Но, с другой стороны, приравнивая разум к науке, Фрейд делает его техническим. Его большим вкладом была попытка преодолеть раздробленность человека вынесением на свет человеческих иррациональных тенденций, бессознательного, осознание и принятие оторванных и вытесненных сторон личности. Но обратная сторона его усилий, то есть отождествление психоанализа с техническим разумом, явилось выражением именно той раздробленности, от которой он пытался вылечить. Будет не справедливым сказать, что основной тенденцией в развитии психоанализа в последние десятилетия, особенно после смерти Фрейда, было отвержение его усилий по сохранению разума в его экстатической форме и принятие исключительно технической формы. Эту тенденцию обычно оставляют незамеченной, так как она растворяется в доминантных тенденциях нашей культуры в целом. Но мы уже отмечали, что видение человека и его функций в технической форме является одним из центральных факторов раздробленности современного человека. Таким образом, мы столкнулись с серьезной дилеммой. С теоретической точки зрения психоанализ (и другие формы психологического знания, связанные с техническим разумом) ведет к хаосу в научной и философской теориях о человеке, о чем выше говорили Кассирер и Шелер[89]. С практической точки зрения опасность представляет то, что психоанализ и другие формы психотерапии и психологии приспособления станут новыми фактами раздробленности человека, примерами утраты индивидуальной жизненной силы и значимости. Новые техники будут способствовать стандартизации человека, а также будут давать культурные санкции на его отчуждение от себя, не решая этой проблемы. Они продемонстрируют новый механизм человека, просчитанный и контролируемый с гораздо большей психологической точностью, с большим числом бессознательных и глубинных измерений. Психоанализ и психотерапия в общем станут скорее частью невроза нашего времени, а не его лечением. Это действительно будет иронией истории. Это не паникерство, не стремление указать на данные тенденции, часть из которых уже захватила нас. Это просто открытый взгляд на нашу историческую ситуацию и ее несомненные черты.
Сейчас нам необходимо увидеть решающее значение экзистенциальной психотерапии. Именно это течение направлено против отождествления психотерапии с техническим разумом. Здесь утверждается, что психотерапия основывается на понимании того, что делает человека человеческим существом. Невроз здесь определяется как то, что разрушает человеческую способность к исполнению собственного бытия. Мы видели, что Кьеркегор и Ницше, так же как и представители экзистенциального культурного направления, последовавшие за ними, не только дали нам далеко идущие, глубокие психологические откровения, которые сами по себе являются важным вкладом для всякого, кто хочет на научных основаниях понять современные психологические проблемы, но также сделали кое-что еще: их откровения имели онтологический базис, они изучали человека как существо, у которого есть эти конкретные проблемы. Они полагали, что это было совершенно необходимо сделать. Они боялись, что разум, подчиненный техническим проблемам, в конечном счете будет означать превращение человека в подобие машины. Ницше предупреждал, что наука становится заводом, результатом чего будет этический нигилизм.
Экзистенциальная психотерапия – это направление, которое, хотя и стоит на одной стороне научного анализа, который многим должен гению Фрейда, также возвращает понимание человека на более широком и глубоком уровне – как существа человеческого. Оно базируется на принятии возможности существования науки о человеке, которая не способствует его раздробленности, не разрушает его человечность в момент его изучения. Она объединяет науку и онтологию. Не будет преувеличением сказать, что мы здесь не просто обсуждаем новый метод, противопоставляя его другим методам, который надо принять или нет, или включить во всеохватывающую, но очень неясную эклектическую картину. Вопросы, поднимаемые в этих главах, идут гораздо глубже – в историческую ситуацию наших дней.
2. Ролло Мэй. ВКЛАД ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНОЙ ПСИХОТЕРАПИИ
Фундаментальным вкладом экзистенциальной терапии является ее понимание человека как бытия. Она не отрицает ценности динамизмов и изучение специфических поведенческих стереотипов в надлежащих местах. Но она утверждает, что влечения или движущие силы, как бы их ни называли, можно понять только в контексте структуры существования человека, с которым мы имеем дело. Отличительной чертой экзистенциального анализа является рассмотрение вместе с онтологией, наукой о бытии, вместе с Dasein, существование данного конкретного индивида, сидящего напротив психотерапевта.
