Б. Зейгарник - Очерки по психологии аномального развития личности
За границей юношеского возраста (т. е. возраста, на котором большинство психологов оканчивают историю формирования личности) развитие личности никогда не идет линейно, лишь как накопление и расширение раз выработанных мотивационных устремлений и смысловых отношений к миру. Здесь закономерно возникают определенные и порой достаточно драматические переходы к иным мотивационным путям, к иной смысловой ориентации основных видов деятельности. Эти кризисные периоды не столь резки как, скажем, психологический кризис отрочества, не столь строго «привязаны» к определенным возрастным рамкам: чем старше возраст, тем более стерты эти рамки. Обычно они проходят куда более сглаженно (интериоризированно) и менее демонстративно, чем кризисы детства. Однако общая тенденция к периодическим и достаточно существенным изменениям личности в зрелом возрасте несомненна и подтверждается тысячами наблюдений.
Можно — пока сугубо предварительно — обозначить некоторые возрастные периоды, с прохождением которых чаще бывают связаны личностные сдвиги, например, 40—45 лет, 50—55 лет, наконец, изменения позднего старческого возраста (Братусь, 1977). Это время нередких кризисов личности, тогда как развитие в периодах между обозначенными возрастными рамками происходит более сглаженно. Можно предполагать, однако, что именно в этих периодах происходит постепенное накопление тех противоречий (в частности между операционально–технической и смысловой сторонами деятельности), которые предстанут в более явном виде во время кризиса.
Следует, видимо, особо подчеркнуть, что указанные возрастные рамки являются достаточно приблизительными. Как характер, так и сроки прохождения тех или иных кризисов и периодов могут заметно варьировать прежде всего в зависимости от. конкретных особенностей двух основных условий протекания психических процессов: физиологических характеристик (например, длительная и тяжелая болезнь, гормональные сдвиги и т. д.) и, что наиболее важно — характеристик внешней социальной ситуации (изменение внешних требований, социальных ожиданий и т. д.). Указанные сроки можно рассматривать лишь как нормативные, т. е. достаточно типичные для нормального, не отягощенного болезнями или особыми социальными потрясениями хода развития личности. (Э. Эриксон (Erikson, 1968) различает нормативные кризисы, необходимые и закономерные для поступательного, нормального развития личности, и кризисы травматического или невротического характера. Последние, как мы увидим ниже, имеют целый ряд специальных отличительных черт.)
Для каждого из отмеченных периодов характерна своя феноменология, свои и во многом специфические особенности, сколь‑нибудь полное описание которых заняло бы слишком много места и увело бы от основной линии очерка. Ограничимся поэтому наблюдением, которое приводит клиницист П. М. Зиновьев относительно второго из выделенных нами периодов: «Периодом, когда душевному покою грозит опасность, является возраст за 40 лет. Организм слабеет и начинает заеметно сдавать… Наступает период подведения итогов: старость, о которой раньше не думалось, хотя и не наступила, однако, заставляет человека чувствовать свое дыхание, — невольно появляются мысли о том, что лучший, наиболее работоспособный период жизни уже позади, а сделано так мало. Приходят на память мечты и ожидания юности, начинается сравнение их с достижениями и, конечно, не в пользу последних… Иногда появляются тоскливость, мрачные мысли: жизнь прошла напрасно, ничего не приобретено…» (1927, с. 49).
Разумеется, все детали описанной картины вовсе не строго обязательны для любого, перешагнувшего данный возрастной рубеж. Еще раз подчеркнем, что речь идет о некоторых тенденциях, которые в разных конкретных преломлениях (тесно зависимых от образования, темперамента, места жизни и т. п.) являются нормативными, т. е. достаточно типичными для этого возраста, который можно назвать возрастом предварительных итогов. Так или иначе, здесь нередко прежние мотивы, прежние представления о себе, своих возможностях и перспективах перестают соответствовать на деле изменившимся возможностям, изменившейся внешней социальной ситуации развития, изменившемуся соотношению между пройденным и оставшимся жизненным временем.
Подобные кризисные противоречия обычно осознаются самим человеком как явное расхождение, угнетающее несоответствие между Я–реальным и Я–идеальным, между областью наличного и областью возможного, желаемого. Но задолго до того, как это противоречие станет осознанным и начнутся сознательные поиски выхода, его можно угадать в особенностях конкретного хода деятельности. Подчеркнем, что развитие идет не только потому, что человек «осознал» разлад, принял волевое решение и т. п. Главная причина самого разлада, а уже затем и осознания его — внутренняя логика движения деятельности. И первым признаком такого разлада, созревающего противоречия являются малозаметные изменения прежних отношений к предметам, людям и ситуациям, изменение того, что К. Левин называл характером требования. «Изменение характеров требования, — пишет он, — нередко выступает как первые признаки изменения внутренней ситуации, т. е. прежде чем сам переживающий заметит внутренние изменения собственных наклонностей» (Lewin, 1926, с. 63). Это тонкое и абсолютное наблюдение. Еще задолго до того как начнут осознаваться разочарование в выбранном пути, профессии, человеке, до того, как начнет меняться мировоззрение (в малом и большом масштабе), появляется предвестник — изменение отношений к тому, что раньше казалось важным, значимым, интересным, отталкивающим.
По этому признаку можно угадывать приближение душевного противоречия, так и то новое направление, которое приняла душевная жизнь в ходе разрешения. «Наступление или отсутствие изменения характера требования, — вновь читаем мы у Левина, — часто можно использовать как критерий того, что решение, например, «начать новую жизнь в какой‑либо области» не по видимости только, но в действительности внутренне осуществлено, что оно не только вступило в сферу переживаний, но в то же время сделалось психически действенным как динамический фактор» (Lewin, 1926, с. 63). Иными словами, мало того, чтобы решение стало осознанным и вербализированным (т. е. вошло в систему познавательных связей с миром). Оно станет по–настоящему зрелым и действенным, лишь когда затронет и смысловые образования, т. е. начнет обусловливаться системой смысловых связей с миром.
Таким образом, говоря коротко, процесс происхождения противоречия выглядит так. Вначале появляется изменение прежних отношений, запросов, требований к окружающему миру. Это сигнал (критерий) глубокой внутренней работы. Следующий этап — в той или иной степени осознание происшедшего, обозначение его для себя человеком. И, наконец, последний этап — появление и укоренение нового в мировоззрении, т. е. рождение новых конкретных отношений к миру, новых требований к себе и другим, новых повседневных действий и привычек.
Даже из приведенного далеко не полного описания видно, насколько сложен путь разрешения закономерно возникающих противоречий, путь развития, путь самоизменения. Внутренняя перестройка всегда несколько запаздывает относительно уже свершившегося изменения действительности и всегда опосредована трудной и порой мучительной душевной работой. Если же, наконец, происходит существенное изменение смысловой сферы, смысловых образований и личностных ценностей, это, как правило, означает новый этап развития личности, который в нормальном, поступательном движении этого развития поднимает человека еще на одну ступень, приближая к идеалу полного раскрытия человеческой сущности; в случаях же аномального развития — это уводит человека в сторону, отдаляет от идеала, преграждает путь к нему.
Мы специально отметили этот момент, чтобы подчеркнуть всю сложность и неоднозначность исходов разбираемого процесса, собственно психологическую, а не механическую, формальную логику его внутреннего движения. Однако до сих пор мы в основном не касались особых случаев и затрагивали лишь самые общие аспекты выдвинутой гипотезы. Перейдем теперь к рассмотрению некоторых аномальных вариантов.
4Примером дефектного решения неизбежно возникающих противоречий между желаемым и возможным, смысловым и инструментальным может служить развитие пристрастия к алкоголю. Кратко остановимся на некоторых основных этапах этого развития.
Потребность в алкоголе не входит в число естественных потребностей человека, и поэтому сам но себе алкоголь первоначально не имеет побудительной силы для человека.
Вместе с тем согласно установившимся традициям вино является непременным атрибутом определенных событий — свадьбы, праздника, дня рождения и др. Обычно ребенок уже с очень раннего возраста отмечает эту прочную взаимосвязь. Нами было проведено несколько опытов в старшей группе детского сада. Детям предлагалось сыграть во «взрослый» день рождения, свадьбу и т. п. Как правило, довольно точно воспроизводилась внешняя картина соответствующего события с обязательной имитацией «чоканья бокалов», «питья вина», последующими песнями, неверной «пьяной походкой» и т. п. Неслучайно поэтому, что уже в сознании ребенка алкоголь начинает восприниматься как обязательный и по–своему притягательный атрибут взрослой жизни, спутник особого веселья. С этой предварительной установкой большинство людей (в том числе и многие из тех, кто впоследствии станут алкоголиками) впервые знакомятся с действием алкоголя.
