Френк Фаррелли - Провокационная терапия
На тринадцатый день она опять плакала, я расположился рядом и уголком рта стал ворчать на нее: «Эй, грешница, привет, знаете, как вас здесь все называют?»
К (кивает, рыдая): Знаю…знаю… Так мне и надо… Т (продолжает со смехом): Потерявшая башку!
К. (бац!) Неожиданно и стремительно она вскочила и влепила мне пощечину, опрокинула «свой» стул, начала кричать, проклинать все на свете, пинать корзину для бумаг… Кое-как схватив ее не без помощи персонала, мы с трудом затащили ее в изолятор. Замкнув комнату, я подошел к решетке и кратко сказал: «Золотко, с этим покончено. Теперь ты не сможешь вернуться к своим фарфоровым божествам прежней жизни.» Крики брани подтвердили мою правоту.
Больше она не демонстрировала депрессии, а на последующих встречах была более сдержанна в отношение религии. Однажды она заявила, что бог любит ее:
К. (серьезно и искренне): Мр. Фаррелли, я очень сердилась на вас и хочу извиниться за это, я поняла, что вы не были бессердечным и жестоким, а были лишь посредником бога, пославшего его милость и помощь для меня.
Т (простирая руку к пациентке со злорадным выражением лица и подставляя запонку): Не хотите поцеловать одежду мою. Разве я не великолепен? Не хотите ли называть меня Святой Фрэнк из Медисона? (Удерживая руки в молитвенном положении, принимает елейное выражение лица) О Боже…
К (перебивая, улыбаясь и прямо глядя на Т): Ладно, можете остановиться. Вы же католик и прекрасно понимаете меня.
Т (чувствует, как будто подрос): Вот так-то!
Эта пациентка, у которой было тридцать госпитализаций, восемь разных диагнозов в течение десяти лет и считалась безнадежно хронически больной, сделала заметный прогресс, была выписана и цикл ее госпитализации прервался навсегда.
Кстати сказать, я сделал важное открытие для себя, во многих случаях требуется не одна попытка достигнуть положительного результата, надо пытаться и пьггаться снова. Я понял также, что самые «неисправимые нечестивцы» могут «вернуться на путь истинный».
Спустя несколько лет на одной из презентаций провокационной терапии зашла речь: Один из работников (раздраженным тоном): Вы слишком рассусоливаете со всеми этими больными!
Ф.Ф. (смиренно): Пытаюсь.
Работник (с протестом): Вы читаете им проповеди!
Ф.Ф.: Такова моя задача.
Я стал говорить о том, что врач представляет в этой сфере как бы проповедника, что люди, отказывающиеся «исповедаться обычным людям», отправляются к врачам и признаются им во всем.
Поиски щадящей психотерапии в 1940 и 1950 годах были обречены на вечные поиски чаши Грааля. Щадящей терапии также не существует, хотя терапевты и делают попытки со всей осторожностью относиться к больным.
За всю историю, когда решались проблемы помощи людям в их жизненных делах, выдвигалось много разнообразных моделей и парадигм поведения. Нравственная модель о добре и зле, о безнравственности и добродетели была вытеснена медицинской моделью, говорящей о здоровье и болезни. В свою очередь, медицинская модель сходит на нет под давлением новых социально-психологических парадигм, ставящих во главу угла образцы самоудовлетворяющего поведения, а также паттерны самозащитного и антисоциального поведения. Однако при всех изысканиях разных моделей тема добра и зла, желаемого и нежелательного остается неизменной. А поскольку общество, больные и их родственники придерживаются нравственной модели, я взял ее за основу и не только потому, что она остается до сих пор ценной концепцией человеческого поведения, но и для того, чтобы настроиться на волну их языка.
Язык раздевалок, язык жестов и религиозно-моральный обычно вызывают удивление и массу вопросов, профессионально, корректно ли их использование? Наш ответ таков — термин «непрофессиональный» должен применяться только при явных показателях ухудшения здоровья, не в качестве заменителя «каприз» или «мне не нравится это». Нам совершенно ясно, что это только институтская дефиниция, которая лишний раз подтверждает, что слова греко-латинского происхождения неизменно считаются более «профессиональными», чем англосаксонский слэнг. Один из проповедников как-то заметил: "Сегодня в нашей культуре непристойность — не слова из трех-четырех букв, обозначающие сексуальные отношения или функции тела, а такие, как «ниггер».
Мы пользуемся таким языком с друзьями, семьей и коллегами; больные также используют его для общения между собой и персоналом. Почему же тогда не пользоваться им, если он эффективен? Ведь наша задача — спровоцировать клиента на действие, и мы избегаем всяких эвфемизмов и нечеткой терминологии в беседах с ним. Мы отдаем себе отчет, что очень часто клиенты прибегают к такому языку с целью выбить у врача почву из — под ног, поставить его наравне с собой и контролировать. Следующий пример (№ 47) очень показателен в этом смысле. Врач сам прибегает к подобному языку, чтобы обрести утраченный контроль:
К. (молодая агрессивная лесбиянка, сердито): Боже, ты же настоящий подонок! У тебя, наверное, прыщи на члене?
Т (ошарашен, протестует «безвольно»): Я… ты… как ты… Вовсе нет! (Колеблется, выглядит неуверенно). По крайней мере, сегодня утром не было, я проверял. Ничего такого нет.
К (отворачивается, краснеет и смеется): Ну и дурень же ты, мальчик!
Т (строго, нервный тик на лице): Мальчик! Ты точно, Герман, знаешь, как побольнее оскорбить парня.
К (усмехается, смущенно): Меня ведь не Герман зовут (пр. № 47)
Если сам терапевт не владеет подобным языком и не может вовремя им воспользоваться, некоторых больных ему не вылечить.
Таким образом, чтобы войти во внутренний мир больного, его шкалу ценностей и попытаться изменить ее провокационной терапией, необходимо много языков общения. И выбор языка зависит от социально-культурных корней больного и темы обсуждения в определенный момент. Как им пользоваться— зависит от искомой цели на тот момент и борьбы умов и воли между врачом и клиентом.
Глава 6
СТАДИИ ПРОЦЕССА ВЫЗДОРОВЛЕНИЯ
В этой главе мы намерены представить ряд эмоциональных наблюдений. Когда мы рассуждаем в провокационной терапии о стадиях выздоровления больного, мы не имеем в виду четко определенные шаги или этапы выздоровления. И все же за последние десятилетия более или менее определились этапы, которые мы условно разделили на «стадии выздоровления». Мы вполне осознаем, что типы реакций больного являются все же частично функцией типов стимулов, которые предлагают больному врачи. И хотя реакции больных разнообразны и не могут быть измерены или одинаково определены, все же в них можно обнаружить нечто стоящее и закономерное, что и позволяет нам сделать попытку классифицировать эти стадии выздоровления.
Если предположить, что существует четыре стадии выздоровления, то уделять внимание следует мотивации больного в ходе лечения. И, наконец, учитывая, что мы преследуем также учебные цели, мы хотим поговорить о некоторых последствиях или показательных случаях, небезынтересных для практикующихся в провокационной терапии.
Из предыдущих глав нелишне напомнить, что врач стремится спровоцировать больного на реакцию (участие), которые условно можно обозначить как пять типов поведения:
1) утверждение своего я, как вербального так и поступками;
2) самоутверждение соответственно ситуации;
3) реальная самозащита;
4) распознавание признаков дискриминации и адекватная реакция на нее;
5) участие в общении с элементами риска.
Даже если больной и согласится на некоторые или все эти обобщенные цели, его представление о том, как их достигнуть, могут совсем не совпадать с представлениями врача.
Стадия 1
На первых сеансах больного поспешно провоцировали на ряд поступков, результатом которых было удивление, недоверие, неуверенность и временами даже ярость. Он пережил резкое столкновение ожидаемого: роль терапевта вопреки его ожиданиям оказалась совсем иной. Его естественным желанием было реагировать таким образом : «Что же ты за терапевт? В жизни не слышал, чтобы кто-нибудь так со мной говорил». Он был удивлен глубиной собственного чувства, когда терапевт быстро разрушил его самозащиту и продолжал вызывать его на быстрые реакции — переживания. Он стал неуверен в себе, как следствие:
К (медленно): Мне это не нравится… Не могу угадать, что вы сделаете или скажете, но хуже всего, я не могу представить, что сам скажу…
Невзирая на все предшествующие реакции больной просто заинтригован тем, как терапевт подходит к его проблемам.
Пример (№ 48): больная была направлена ко мне (Ф.Ф.) ее тринадцатым врачом. Едва она вошла в приемную, я быстро спросил: «Как твое имя, еще раз?» Она ответила: «Рэйчел Левина» (псевдоним). Я прокомментировал: «Еврейское имя». Она ощетинилась: «Да». Подчеркивая еврейский акцент, я спросил: «Ты откуда родом?» — «Из Нью-Йорка», — ответила она. Я расстроено опустился в кресле: «О Боже, Нью-йоркская сука пришла». Она не успела еще снять пальто: «Не верю своим ушам, вы что, помогаете людям таким вот образом? Я начинаю злиться».
