Вильгельм Райх - Характероанализ. Техника и основные положения для обучающихся и практикующих аналитиков
Я показал ему, что в сновидении язвительно смеется его отец, потому что сам он не отваживался этого делать, и сослался на беспокойство, которое он испытывал в сновидении и которое я истолковал как знак нечистой совести.
Он детально на этом остановился, принял это толкование, а в следующие десять дней обсуждался вопрос о гонораре. Оказалось, что во время предварительного обсуждения он сознательно, «чтобы защититься», т. е. из недоверия к моей честности, солгал, назвав, хотя его об этом не спрашивали, более низкую сумму, чем ту, которой он располагал. Я, как всегда это делаю, назвал свой средний и минимальный гонорар и взялся его лечить по минимальным расценкам; но он мог платить больше, причем не только потому, что имел больше сбережений и получал большее жалованье, чем указал, но и потому, что его отец нес половину расходов.
в) Анализ актуального материала вслед за анализом инфантильного
При обсуждении «денежного дела», которое всегда дискутировалось в связи с сопротивлением его характера, тайным страхом и тайным недоверием, он однажды оговорился, сказав: «У меня было желание, чтобы мои деньги в банке становились все больше (вместо: моих денег становилось все больше)!» Тем самым он выдал связь денег с половым членом и связь страха перед потерей денег со страхом за член. Я ничего ему не истолковал, не стал анализировать также и оговорку, потому что не хотел слишком рано интерпретировать страх кастрации как таковой, и сделал лишь несколько замечаний о том, что его бережливость, видимо, связана со страхом катастроф, что, очевидно, он чувствует себя увереннее, если имеет больше денег. Он принял это с истинным пониманием и в подтверждение привел факты из своего детства. Он очень рано начал копить крейцеры и никогда не мог простить своему отцу, что тот однажды без спросу взял его сбережения и что-то на них купил. Он впервые спонтанно выдвинул против отца упрек, который сознательно относился к деньгам, бессознательно, естественно, – к угрозе кастрации. В связи с этим я разъяснил ему также, что, хотя его отец поступил bona fide[13], было бы неразумно таким способом подавлять свою сексуальность. Пациент сознался, что он уже и сам часто втайне об этом думал, но никогда не отваживался перечить своему отцу, который, как он предполагал, желал ему только лучшего. О том, что в его покорности отражались глубокое чувство вины и страх перед отцом, я пока еще не мог ему сообщить.
Отныне анализ сопротивления-переноса сопровождался анализом скрытой отвергающей установки к отцу. Каждая особенность ситуации переноса соотносилась с отцом и по мере предъявления обильного нового материала понималась пациентом с точки зрения его истинного отношения к отцу. Хотя все, о чем он рассказывал, по-прежнему подвергалось цензуре и еще не было доступно более глубокому толкованию, мы в надлежащем порядке приступили к анализу детства. Теперь он приводил материал уже не в качестве жертвы, чтобы избежать чего-то более неприятного, а движимый анализом сопротивления характера и усиливающимся убеждением в том, что его отношение к отцу было не таким, как он думал, и что это оказало пагубное влияние на его развитие.
Каждый раз, когда он приближался к фантазии об убийстве, его страх усиливался. Сновидения становились более редкими и короткими, зато более законченными, а их связь с аналитической ситуацией становилась теснее. Материал, выдвигавшийся на первый план раньше, по большей части иссяк. То, что поднималось наверх из других слоев комплекса, находилось в тесной связи с отцовским комплексом: его фантазия быть женщиной и инцестуозное желание. В течение последующих шести недель впервые открыто проявились сны о кастрации, хотя с моей стороны никаких толкований, имеющих к этому отношение, или ожиданий не было.
I. «Я лежу в своей постели, вдруг пугаюсь и замечаю, что на мне сидит бывший директор моей гимназии Л. Я валю его и подминаю под себя, но он освобождает одну руку и угрожает моему члену».
II. «Мой старший брат влезает в окно на нашей лестничной клетке и попадает в нашу квартиру. Он велит принести ему меч, так как хочет меня убить. Я опережаю его и убиваю».
Итак, мы видим, как без каких-либо усилий с моей стороны, только благодаря корректному анализу сопротивления все отчетливее проявляется серьезный конфликт с отцом.
В этой фазе снова стали возникать заминки и проявления недоверия к анализу. Сопротивление теперь связалось с вопросом о гонораре, он не доверял моей честности. Сомнение и недоверие всегда проявлялись тогда, когда он приближался к своему нерасположению к отцу, к комплексу кастрации и к фантазии об убийстве. Хотя сопротивления маскировались порой женской уступчивостью, тем не менее теперь легко удавалось вновь извлекать скрытое.
После пятинедельного перерыва, вызванного моим отпуском, анализ опять был продолжен. Пациент, который не брал отпуска, в это время жил у своего друга, потому что его родители были в отъезде, а он боялся одиночества. Приступы страха у него не ослабли, а наоборот, после моего отъезда стали очень сильными. В связи с этим он мне рассказал, что ребенком всегда испытывал страх, когда мать уходила из дома, что ему всегда хотелось, чтобы мать была рядом, и злился на отца, когда по вечерам он брал ее с собой в театр или на концерт.
Таким образом, вполне было ясно, что наряду с негативным отцовским переносом у него произошел интенсивный перенос нежных чувств к матери. То, что этот перенос присутствовал с самого начала и существовал наряду с реактивной, пассивно-женственной манерой поведения, проявлялось также и в том, что пациент, сравнивая свое состояние во время отпуска с состоянием в прошлые месяцы, отмечал, что чувствовал себя рядом со мной очень хорошо и уверенно. Он сам сказал, что рядом со мной он чувствовал себя таким же защищенным, как рядом с матерью. Я не останавливался на этих высказываниях, ибо перенос нежных чувств к матери пока не мешал, для анализа отношения к матери было слишком рано, а перенос его реактивно-женственного отношения к отцу вследствие перерыва опять был таким же сильным, как и прежде. Он говорил безропотно и смиренно, как в начале анализа, и в своих сообщениях снова был ориентирован на свое отношение к матери.
На третий и четвертый дни после возобновления анализа ему приснились два сновидения, которые содержали инцестуозное желание, его инфантильную установку к матери и его фантазию о материнской утробе. В связи с этими сновидениями пациент вспомнил пережитые им сцены с матерью в ванной комнате; она купала его вплоть до двенадцатилетнего возраста, и он никак не мог понять, почему товарищи, которые об этом знали, его высмеивали. Затем ему вспомнился его детский страх перед преступниками, которые могли проникнуть в квартиру и его убить. Таким образом, анализ выявил инфантильную истерию страха без каких-либо относящихся к этому интерпретаций или предположений. Я уклонился от глубокой проработки сновидений, потому что его прежняя манера поведения опять выдавала намерение ввести в заблуждение.
Сон, приснившийся на следующую ночь, был еще более явным.
I. «Я путешествую по Арнбрехтталю (местность, где мы проводили лето, когда мне было пять и шесть лет) с целью освежить детские впечатления. Неожиданно я попадаю в какой-то большой населенный пункт, покидая который надо пройти через замок. Привратница открывает мне ворота и заявляет, что в настоящее время я не могу осмотреть замок. Я отвечаю, что у меня нет такого намерения, что я хочу только пройти через замок и выбраться на природу. Появляется владелица замка, пожилая дама, которая кокетливо пытается пробудить мою симпатию. Я хочу удалиться, но вдруг замечаю, что забыл свой ключ (который отпирает мой чемодан и, кроме того, по-видимому, имеет для меня большое значение) в личной шкатулке хозяйки замка. Неприятное чувство, которое, однако, вскоре исчезает, поскольку шкатулку открывают и возвращают мне ключ».
II. «Меня зовет моя мать, которая живет этажом выше. Я беру в руки газету, делаю из бумаги мужской половой орган и иду к своей матери».
III. «Я нахожусь в большом зале в обществе моей кузины и ее матери. Моя кузина, которая вызывает у меня симпатию, одета только в одну сорочку, и я тоже. Я ее обнимаю, и тут мне бросается в глаза, что я вдруг оказываюсь значительно меньше ее, ибо мой половой орган находится на высоте половины ее бедра. У меня случается поллюция, и я очень сконфужен, потому что боюсь, что из-за этого на моей сорочке появятся пятна, которые легко заметить».
В кузине он сам признал свою мать. По поводу наготы ему пришла мысль, что, когда он пытался совершить коитус, он никогда не раздевался. Он испытывал неопределенный страх это делать.
