Лорин Слейтер - Открыть ящик Скиннера
Ну не забавно ли это! Эксперименты Дарли и Латана, пожалуй, больше, чем что-нибудь другое, показывают, какая чистая глупость обитает в глубине человеческого сердца: она так противоположна здравому смыслу, что мы скорее рискнем жизнью, чем позволим себе выступить из общего ряда; социальный этикет мы ценим выше выживания. Это показывает Эмили Пост[31] в совершенно новом свете. Манеры не легкомысленны: они сильнее вожделения и страха, эта чистка перышек — первична. Когда Дарли и Латан изменили условия эксперимента так, что в комнате оказывался один только наивный испытуемый, она или он почти всегда воспринимали появление дыма как чрезвычайную ситуацию и немедленно принимали меры.
Социальный ориентир. Эффект зрителя. Невежество толпы. Эти по-научному звучащие термины дают неверное представление о нелепостях, которые описывают. Через улицу от моего дома находится красивая церковь, между камнями которой растет изумрудный мох. Иногда я захожу туда, чтобы послушать пение. После воскресной проповеди по рядам передают коробку для пожертвований. Однажды, погруженная в мысли о дыме и убийствах, я заметила, что в коробке еще прежде, чем она достигла первого ряда, таинственным образом появились сложенные долларовые бумажки. Через несколько недель моя сестра, работающая в баре, призналась мне, что в начале каждого вечера «подсаливает» свою миску для чаевых пятерками и десятками. «Так я получаю больше чаевых, — сказала она мне. — Люди думают, что кто-то уже раскошелился, и делают то же самое». Нами движет подражание.
Эксперименты Дарли и Латана побудили этологов поискать аналогичные тенденции «в дикой природе». Жирафы, например, не кидают ли взгляды по сторонам, прежде чем объесть верхушку дерева? Зависят ли действия приматов от реакции стаи? Вот что стало известно про индюшек. Индюшки-мамы начинают заботиться о птенцах только после того, как услышат весьма специфический писк. Если индюшата соответствующего звука не издают, мать не получает необходимого стимула, и птенцы погибают. Влияние этого социального ориентира так велико, что ученым удалось прикрепить миниатюрные плейеры, воспроизводящие запись писка птенцов, на шею рыси, опасного для индюшек хищника, и индюшка-мать проявляла самые теплые материнские чувства, пока ее ели. Этологи утверждают, что социальные ориентиры, или фиксированные паттерны поведения, у некоторых животных и птиц инстинктивны, заключены в мозговом веществе и нервных цепях, в то время как у людей соответствующее поведение является продуктом научения. Ученые сомневаются в существовании специального гена «социального ориентирования», а вот я думаю, что мы, возможно, его имеем. Я помню, что когда была беременна, я поражалась тому, что мое тело способно создать ребенка, целое отдельное существо, без сознательного руководства с моей стороны. Как мое тело знало, что нужно делать? Клетки, как оказалось, заняты постоянными разговорами друг с другом, посылая одна другой химические сигналы, вызывающие целый поток следствий, которые со временем приводят к формированию отдельных органов, а потом и сложного организма в целом. Человеческое сердце возникает, когда одна клетка посылает сигнал другой, а та подталкивает третью… так формируется и рука, язык, кости, похожие на тонкие белые провода, со временем одевающиеся в шелковую изоляцию плоти. В моем случае все сигналы были правильными, и я получила дочку — такую славную.
В том мире, где мы живем, сложные сигналы — клеточные, химические, культурные — обрушиваются на нас с такой поразительной интенсивностью, что у нас просто нет времени просеивать всю информацию и действовать обдуманно. Если бы мы попытались это делать, мы оказались бы парализованы. Благодаря социальным ориентирам и их химическим компонентам мы способны создавать детей и сидеть молча, когда эчо от нас требуется, мы знаем, когда следует вальсировать, когда — преломлять хлеб, когда — заниматься любовью. С другой стороны, как показали Дарли и Латан, мы приспособлены для интерпретации, как и мама-индюшка, далеко не безупречно. Исходя из данных эксперимента с задымленной комнатой Дэвид Филлипс, социолог из Калифорнийского университета, обнаружил весьма загадочную вещь. По свидетельствам ФБР и правоохранительных органов, после каждого широко освещаемого в прессе случая самоубийства число жертв авиа- и автокатастроф растет. Филлипс исследовал этот феномен и дал ему название «эффекта Вертера», поскольку после того, как Гёте опубликовал «Страдания молодого Вертера» о самоубийстве от безответной любви романтического героя, на Германию XVIII века обрушилась волна самоубийств. Филлипс изучил статистику за 1947–1968 годы и обнаружил, что в течение двух месяцев после каждого попавшего на первые страницы газет сообщения о самоубийстве в США в среднем случается на 58 больше случаев суицида, чем обычно. Эти данные вызывают глубокую тревогу. Роберт Кьяндини, известный специалист в области социальных наук из Аризонского университета, пишет: «Мне это открытие представляется блестящим. Эффект Вертера прекрасно объясняет имеющиеся данные. Если эти катастрофы и в самом деле примеры подражательных самоубийств, то мы должны ожидать увеличения частоты аварий после публикации сенсационных сообщений о суициде. По многим причинам — чтобы сохранить репутацию, избавить семью от горя и позора, дать возможность близким получить страховку — люди не хотят, чтобы стало известно о том, что они убили себя. Поэтому они целенаправленно и тайно организуют крушение самолета или автомобиля, которыми управляют. Пилот рейсового самолета может направить его к земле, а водитель автомобиля — неожиданно врезаться в дерево».
Мне трудно в такое поверить. Подражательные самоубийства я еще могу понять, если при этом гибнет только сам самоубийца, но неужели эффект Вертера, социальный сигнал так силен, что действительно приведет к росту катастроф на коммерческих рейсах после, скажем, смерти Курта Кобейна? Неужели пилоты самолетов или машинисты поездов, имеющие суицидальные наклонности, но никогда не получавшие возможности их осуществить, окажутся так увлечены подражанием сенсационной трагедии, что заодно пожертвуют и другими жизнями? Дарли в телефонном разговоре говорит:
— Ну, действительно есть множество примеров, когда социальные ориентиры приводили к самоубийствам, но, пожалуй, говорить о катастрофах с самолетами — преувеличение.
С другой стороны, Кьяндини, один из наиболее авторитетных социальных психологов, клянется в точности приводимых данных. «Поистине пугает, — пишет он в своей книге о социальных влияниях, — число невинных, гибнущих заодно. Эта статистика произвела на меня такое впечатление, что я начал обращать внимание на сенсационные сообщения о самоубийствах и менять свои планы на период сразу после их появления. Я делаюсь особенно осторожным за рулем. Я стараюсь избегать длительных путешествий, требующих многочисленных перелетов. Если уж мне в это время приходится летать, я покупаю значительно более дорогой страховой полис, чем обычно. Доктор Филлипс оказал нам всем услугу, показав, что наш шанс на выживание во время путешествия существенно меняется после публикации некоторых историй, выносимых газетами на первые полосы. Представляется только разумным принимать в расчет эти обстоятельства».
Как, интересно, собирается Кьяндини принимать в расчет обстоятельства, когда сообщения о самоубийствах не сходят со страниц газет уже много больше месяца и не обнаруживают тенденции прекращаться? Он, должно быть, прячется где-нибудь в самодельном бункере. Я набираю его номер. Женщина, назвавшаяся Бабеттой, говорит мне, что он в Германии и вернется еще не скоро.
— Он, наверное, боится лететь обратно? — спрашиваю я.
— Ох, — отвечает мне она, — времена сейчас страшные, очень страшные. Конечно, доктор Кьяндини знает, что будут еще катастрофы, принцип социального ориентира делает это неизбежным.
— Счел бы он странным, что я приобрела противогаз?
— Конечно, нет. Однако он сказал бы вам, что в свете происходящего вы должны жить своей жизнью и делать ее лучше.
— А у него есть противогаз? — спрашиваю я.
Она не отвечает.
Все это выглядит довольно мрачно. А за окном — великолепные осенние дни, неожиданное бабье лето, воздух пахнет теплым фруктовым соком, на яблонях каждый плод — румяное совершенство. Я собираю яблоки вместе с дочкой — высоко поднимаю ее, чтобы она могла сорвать яблоко с его тонкой веточки, подержать в руках, надкусить — ее зубки оставляют четкие отпечатки на шкурке. Сладкий сок и пчелы… Пчелы загоняют нас в дом. У москитов тоже эпоха Возрождения, их острые носы вонзаются в нашу кожу, вспухают пузыри. Я разбрызгиваю средство от насекомых, но эти москиты явно принадлежат к какому-то странному, неподдающемуся виду, они продолжают жужжать — все выше и выше. Какие бы это были чудесные дни, если бы не москиты, не средство от насекомых и не дохлая мышь, которую я нахожу под плитой — комочек меха и разложение; скончалась мышка уже довольно давно.
