Михаил Шойфет - Нераскрытые тайны гипноза
1) Деслон присоединился к шарлатану Месмеру, что не требует доказательств, так как Деслон публично хвалился своей дружбой с ним.
2) Деслон оскорбил общество ученых. В качестве иллюстрации можно процитировать его слова: „Думаю, что легче было бы свести все четыре главные реки Франции в одно русло, чем собрать парижских ученых с целью беспристрастного обсуждения вопроса, не согласующегося с их понятиями“. 3) Деслон отрекся от прописных доктрин и выработал воззрение, противное здравой медицине. Что касается г-на Месмера, то он желает только выиграть время и заставить дольше говорить о себе, но факультет, радея об общей пользе, я уверен, не потерпит этого. Чем обыкновенно заканчивались исследования мнимых панацей всякого рода шарлатанов и обманщиков? Различные опыты, производившиеся ранее со всякого рода спецификами, разве не поддерживали на некоторое время веру в ничтожные выдумки шарлатанов?..»
Последние слова заглушили мощные аплодисменты присутствующих. С этой минуты Деслону стало очевидно, что его ожидает. Однако он решил не выказывать своего возмущения и сдержанно выступил с ответной речью, приводя лишь факты. Среди прочего Деслон предложил собранию от имени Месмера и своего выбрать 24 больных, из которых 12 лечить обычными средствами, а 12 — животным магнетизмом. Каждый из отобранных должен быть предварительно обследован врачами факультета; разделение больных должно быть произведено по жребию, а по истечении назначенного срока следовало сравнить результаты. Деслон положил на стол председательствовавшего свои предложения и вышел, давая собранию полную свободу действий. Вскоре его вызвали и прочитали решение:
1) Деслон предупреждается, чтобы впредь был осторожнее.
2) Он лишается на год права голоса на заседаниях факультета.
3) По истечении года, если он не откажется от высказанных им взглядов на животный магнетизм, он лишится профессорского звания и будет исключен из числа членов факультета.
4) Предложения Месмера не принимаются.
Шарль Деслон был мужественным и не подверженным конъюнктуре ученым, он не испугался угроз и продолжил лечить и объяснять преимущества животного магнетизма, публично оглашая результаты лечения. Это привело к тому, что 30 докторов вскоре стали лечить с помощью животного магнетизма. Узнав об этом, факультет забил тревогу: если так пойдет дальше, то что станет с его авторитетом?! На очередном общем собрании постановили преследовать отступников и приняли резолюцию следующего содержания: «Ни один врач не имеет права подавать голос в поддержку животного магнетизма ни в своих сочинениях, ни на практике под угрозой лишения звания. За непослушание лишать профессорской должности и пожизненной пенсии». Последнее было суровым наказанием, так как обрекало на нищенское существование.
В то время медицинский факультет имел обширные права. Во-первых, он исключительно из своей среды выбирал профессоров медицины. Во-вторых, не только преподаватели медицинской школы, но весь цех дипломированных врачей Парижа составляли члены факультета. И это притом, что число врачей по отношению к населению Парижа было невелико. На 600 ООО парижан приходилось 120 докторов. Избранные факультетом врачи, в обязанности которых входило чтение лекций, назывались doctores regents. Они председательствовали на диспутах и торжествах, пользовались различными привилегиями и статьями дохода и занимали место, которое соответствует посту ординарного профессора российских университетов XIX — начала XX столетия; им вручали берет и плащ парижского доктора, дававшие право врачебной практики в Париже.
Из 30 врачей только один Донгле нашел в себе решимость не подписывать постановление. Хотя он и не был профессиональным магнетизером, а только производил некоторые научные опыты в этой сфере, Донгле, тем не менее, полагал, что от него тут требуется принципиальность. Донгле вспоминал:
«Созвали нас человек 70 и велели ждать. Я был вызван первым. Вхожу, удивляюсь, что еще никого не пригласили, и сажусь, как подсудимый. Декан спрашивает меня: платил ли я за лекции магнетизма? Удивившись вопросу, я ответил, что г-н Деслон вовсе не берет денег за лекции, что он приглашает коллег в помощь для изысканий, что это человек незапятнанной честности, скромный и любезный.
О чем, впрочем, факультет отлично знает. После долгих расспросов мне представили резолюцию для подписи. Я заявил о своем неизменном уважении к факультету и подчинении ему, но в отношении животного магнетизма я сказал следующее:
— До сих пор я видел очень немногое и не настолько еще проникнут убеждением в его действенности, чтобы применять на практике. Вопрос этот требует более точных наблюдений и продолжительных опытов. А для того чтобы магнетизировать больных, нужно много мужества, силы, здоровья и терпения. Я не имею возможности и намерения магнетизировать больных, но считаю недостойным предвзятое отношение к методу и порицание его исследования, а потому подписаться не могу».
Встреча с профессорско-преподавательским составом медицинского факультета нанесла удар по самолюбию, по амбициям Месмера. Он был расстроен, но не сломлен, поскольку в это время к нему потянулись не только больные, но и некоторые ученые. К Деслону примкнули 40 врачей, в том числе 21 член Парижского факультета. Вдохновившись, Деслон заявил в печати: «Подобно тому, как существует одна только природа, одна жизнь, одно здоровье, так существует одно лечебное средство — животный магнетизм».
Профессор Деслон склоняет Месмера снова обратиться если не к общественности, то хотя бы к известным врачам. Месмер так и поступил. Но когда он попросил врачей заверить подписями то, что они видели, те наотрез отказались, ссылаясь на то, что болезни, представляемые Месмером как неизлечимые, на самом деле излечимы.
Врачи исходили из такой плоской логики: если паралич уступил лечению, значит, это не настоящий (органический) паралич, а только нервное недомогание, которое часто проходит само собою. Если слепая девушка прозрела, то кто поручится, что она прежде не симулировала болезнь? Месмер демонстрировал врачам, как он вызывает и прекращает головную боль, обморок, судороги, пот и т. д. Но все квалифицировалось как фокусы. Там, где эти аргументы не могли быть применимы, сваливали на воображение. Месмер признавал значимость последнего феномена, но никогда вполне не соглашался с ссылками на психологические факторы, то есть он не чувствовал себя вправе обращаться к непонятной области — психологии. Месмер считал, что серьезным ученым не к лицу заниматься легковесной, неосновательной и к тому же непонятной психологией. Он предпочитал оставаться в реальной области, которой всегда была физиология.
Врачи факультета отвергают притязания Месмера, хотя возможности медицины того времени, как об этом уже говорилось, крайне ограничены. Последнее подтверждается документами, составленными врачами французских монархов.
Людовик XIII, лечивший других от золотухи наложением рук по примеру предков, сам подвергся пагубному лечению. Историк медицины Амело д'Оссе (Amelot de la Haussaye) рассказывает, что Бувар (Bouvard), главный врач Людовика XIII, прописал своему королю в течение одного года 215 лекарств, 212 промываний и 47 раз пускал ему кровь. Такова была медицинская рутина.
Власть менялась, Людовики менялись, методы же лечения оставались неизменными. Знаменитые профессора медицинского факультета лечили Людовика XIV так, что только завидное здоровье удерживало его на этом свете. Можно себе представить, как лечился простой народ! Как лечили врачи Людовика XIV, известно из летописи его болезней. Записи вели в течение более чем 64 лет (с 1647 до 1711 г.) трое выдающихся врачей: Антуан Валло, Антуан де Акен и Ги-Крессан Фагон. Это уникальный случай столь продолжительных наблюдений, другого такого письменного свидетельства история медицины не знает. «Ничего не может быть печальнее и забавнее этого подлинного памятника медицине, — говорит историк медицины, оценивая лечебную практику врачей Валло, Антуана де Акена (1620–1696) и Фагона. — В нем узость и шарлатанство врачей оттеняются еще более потешной формой изложения. Читая его, нельзя не посмеяться над медицинским факультетом, который представляли лечащие врачи, и не посочувствовать бедной особе короля, на мучения которого расходовались поистине королевские суммы денег. Несомненно, нужно было иметь железное здоровье, чтобы выдержать это лечение коновалов».
Благодаря Валло, лечащему врачу монарха (он им станет в 1652 году), который ежедневно вел дневник-бюллетень здоровья короля, мы имеем возможность узнать, как его лечили. Людовик XIV не сердится на своих врачей, которые не умеют правильно лечить его энтерит, неспособных даже избавить его от солитера, от которого он давно страдает. Он стоически выдерживает их бессмысленные «пытки». А эти процедуры с клизмами и слабительными удивительно часто повторяются: сначала каждый месяц, а затем каждые три недели — Фагон[39] на этом настаивает, — и это считается нормальным режимом. А в особых случаях они повторяются еще чаще: в мае 1692 года Его Величество подвергали промыванию, по словам фаворитки мадам де Ментенон, в течение шести дней подряд.
