Андрей Курпатов - 3 ошибки наших родителей. Конфликты и комплексы
Вся эта сцена разворачивалась не просто в отношении отдельно взятого ребенка и его матери, сам Алексей прекрасно понимал, что мать наказывает его не потому, что сама этого хочет, а потому, что испытывает на себе чудовищное давление со стороны своих родителей и еще «кого-то», кого Алексей не мог вспомнить и кого, возможно, не было в действительности. Матери Алеши было за него стыдно, он был словно гадкий утенок на птичьем дворе. Окружающие требовали, чтобы мать отказалась от своего сына, и он это понимал, несмотря на свои четыре года. И поэтому, когда она проявила свою слабость, он проявил свою силу.
Но осталась невысказанность, и когда дистанция между Алексеем и его матерью увеличилась, былые чувства поднялись в нем, но не находили для себя выхода. Он просто боялся идти домой, к своей матери, чувствовал это напряжение и, верно, подсознательно боялся, что «сдерживающую плотину прорвет». До тех пор, пока он жил вместе со своей матерью, эти детские, не отреагированные прежде, не вышедшие наружу чувства обиды и отчаяния заглушались в нем. Когда эта женщина сбежала, наконец, от своего мужа и от родителей, она смогла проявить в отношении своего сына и эмоциональную близость, и психологическую поддержку. Это залечило детские раны Алексея, а теперь ему оставалось лишь вычистить себя изнутри, избавиться от этого груза. Психотерапевт оказался для этого подходящей фигурой.
Многие матери кричат от злости и досады. Некоторые даже говорили мне, что много раз чувствовали, что могли бы убить своих детей. Одно такое переживание не приведет ребенка к всеохватывающему ощущению ужаса, но если оно представляет собой бессознательную позицию матери, то воздействует на него, вызывая страх, что его покинут или уничтожат. В ответ ребенок развивает по отношению к матери такую ярость, что она почти ужасает.
Александр ЛоуэнТы говорил: «Не возражать!» — и хотел этим заставить замолчать во мне неприятные Тебе силы сопротивления, но Твое воздействие было для меня слишком сильным, я был слишком послушным, я полностью умолкал, прятался от Тебя и отваживался пошевелиться лишь тогда, когда оказывался так далеко от Тебя, что Твое могущество не могло меня достичь, во всяком случае непосредственно.
Франц Кафка («Письмо отцу»)Хочешь драться — так дерись!
После того как мы впервые демонстрируем свои обиды, свою оскорбленность и свое недовольство поведением родителей, начинается новый виток нашего взаимного противостояния. Сначала родители пытаются обратить все происходящее в шутку. Конечно, им непонятно, почему, собственно, их ребенок на них обижается — «он же маленький», «он ничего еще не соображает», да и вообще «он должен знать свое место» и «не высовываться». Им непонятно, и они раздражаются.
Позабавившись, сколько это было возможно, нашим «смешным» реакциям сопротивления и противостояния, иерархический инстинкт наших родителей, впрочем, не только не унимается, а напротив, лишь распаляется. Все происходит так, словно бы властителям (пусть и подсознательным) был брошен вызов (пусть и не осознанный смельчаками таким образом). Кто-то из родителей воспринял это более спокойно, кто-то менее, но, как правило, сами они и не догадываются, что оказались заложниками своего иерархического инстинкта, который не терпит «слабых выскочек».
Вызовы, брошенные мальчиками, часто больше ощущаются папами; вызовы девочек, напротив, лучше чувствуют мамы. Хотя, конечно, это правило не абсолютно, но вот последствия есть всегда. Внешне все может выглядеть и вполне «невинно»: папа играет с малышом в игру «кто быстрее съест суп», кто быстрее добежит куда-нибудь наперегонки или кто — папа или сын — победит в дружеском боксерском спарринге.
Такие «соревнования», к сожалению, вещь небезобидная для психики ребенка. Потому что, каким бы ни был их исход, мальчик все равно может почувствовать унижение — если папа «выигрывает», мальчик чувствует себя проигравшим, и, конечно, это не может его радовать. Тем более если отец сопроводит свою победу словами «ну ты и слабак», «а... не можешь выиграть!» или чем-то еще в этом, духе.
Если же папа поддается и проигрывает, то сын чувствует, что с ним играют «в поддавки». С одной стороны, ему, конечно, приятно победить, а с другой, его унижает его собственная слабость. И всю эту борьбу чувств нетрудно разглядеть на лице ребенка — он напряжен, он боится, он раздражается, он изображает «веселье игры», тогда как ему, на самом деле, совсем не весело.
С девочками, к сожалению, подчас случается то же самое. В чем-то, впрочем, их реакция отличается, но и маленькая девочка может переживать такие травмы. Ребенок чувствует себя слабым, а признаться себе в этом у него нет силы, ведь он буквально только что стал— ощущать самого себя, и подобные «откровения», начинающиеся с самого порога, конечно, не придают ему ни энтузиазма, ни оптимизма.
Борьба за пресловутую пальму социального первенства не бывает красивой. И если для детей эта битва принципиальна, то родителей она раздражает. Они знают, что они сильнее, они чувствуют свою власть и свое право, а потому все эти детские притязания на некое «господство» лишь какое-то время их забавляют, а затем «наскучивают» или начинают откровенно бесить.
Это подсознательное противостояние личностей выливается или в мелкие издевательства над детьми со стороны родителей (в виде бесконечных подтруниваний, издевок, подначиваний), или в формальный повод сорваться на своего ребенка, выместить на нем свое раздражение (подчас возникшее где-то в совершенно другом месте и в других отношениях).
Иерархический инстинкт какое-то время можно облекать в шутку, но в определенный момент он все равно берет верх над родителями и они, вольно или невольно, унижают своего ребенка. А у него в этот момент происходит становление его иерархического инстинкта, и происходит, как мы видим, в очень непростых условиях.
Описываемые же здесь психологические травмы — это не частные неурядицы, а воздействия на формирующийся иерархический инстинкт ребенка, воздействия, вызывающие его деформацию. Впоследствии она будет и заметной, и небезобидной как для самого ребенка, так и для его окружения. Сейчас пока этого не видно, бомба иерархического инстинкта — с замедленным механизмом действия.
Разумеется, эти события и реакции — и детские, и родительские — как правило, происходят спонтанно, непреднамеренно и нецеленаправленно. Родителям кажется, что они просто играют с ребенком, поддерживают с ним контакт. Каждая такая мизансцена рождается как бы сама собой, без злого умысла. Взрослые удовлетворяют таким образом свой иерархический инстинкт и не отдают себе отчета в том, что их дети подчас крайне болезненно реагируют на подобную форму обращения с ними.
Насколько сами дети осознают происходящее? По-разному. Многие — буквально с ювелирной точностью, и о подобных сценах — детских обидах, чувстве унижения, бессилии и отчаянии — мои пациенты рассказывали мне сотни раз. Но все-таки для большинства детей происходящее во время таких «показательных порок личности» проходит относительно незаметно. Сила собственного иерархического инстинкта у таких детей не так велика, а потому они сносят подобные реакции как должное. Это, в свою очередь, снижает соответствующий родительский пыл.
Так или иначе, но без последствии не остаются ни те, ни другое. Первые — те малыши, которые очень хорошо чувствуют интригу этой стороны отношении со своими родителями и чей иерархический инстинкт переживает в подобных ситуациях стресс — превращаются в людей с болезненной самооценкой (мы скажем об этом ниже). Вторые — те, что относительно спокойно переносят давление родителей и чей иерархический инстинкт позволяет им держаться в рамках — или превращаются в людей с типом поведения, или просто замыкаются, а впоследствии будут характеризоваться эмоциональной нечуткостью.
Властолюбие — это страсть, которая несправедлива сама по себе, и ее проявления восстанавливают против нее всех. Она начинается, однако, с опасения, как бы не оказаться под властью других, и стремится к тому, чтобы заблаговременно добиться власти над другими.
Иммануил КантСлучаи из психотерапевтической практики:
«Двойной удар...»
Как я уже сказал, чаще всего мальчики испытывают давление со стороны отцов, а девочки — со стороны матерей. Впрочем, это правило изобилует исключениями. История Лики — одной из моих пациенток, показывает и такую возможность — подавлять могут оба родителя. Конечно, многое зависит от иерархического инстинкта самого ребенка — если он склонен к подчинению и не демонстрирует открыто протестов, его жизнь проходит в этот период с меньшими душевными травмами, хотя негативные последствия все равно рано или поздно проявятся. Для детей, обладающих незаурядной силой личности уже в этом возрасте (от 3-х лет и старше), и этот период их развития может быть роковым, оставляя неизгладимый и не самый радужный след на психике ребенка.
