Эрих Фромм - Искусство любви
Причины этого — в самой природе капиталистического общества. В докапиталистических обществах обмен благами определялся или прямым принуждением, традицией, или личными узами любви и дружбы. При капитализме определяющим фактором является рыночный обмен. Имеем ли мы дело с рынком товаров, или с рынком труда, или с рынком услуг, каждый человек обменивает то, что у него есть для продажи, на то, что он хочет приобрести, по условиям рынка, не прибегая к силе или обману.
Этику честности легко спутать с этикой золотого правила. Максиму «делай другим то, что ты хотел бы, чтобы делали тебе» можно истолковать в смысле «будь честен в обмене с другими». Но на самом деле она была первоначально сформулирована в более популярной версии библейской максимы: «возлюби ближнего твоего, как самого себя». В действительности, иудейско-христианская норма братской любви совершенно отлична от этики честности. Она требует любить своего ближнего, то есть чувствовать ответственность за него и единство с ним, этика же честности требует чувствовать не ответственность и единство, а дистанцию и отделенность — это значит уважать права своего ближнего, а не любить его. Неслучайно, золотое правило стало сегодня самой популярной религиозной максимой; поскольку ее можно истолковать в смысле этики честности, она — единственная религиозная максима, которую каждый понимает и готов применять. Но практика любви должна начинаться с осознания различия между честностью и любовью.
Здесь, однако, возникает важный вопрос. Если вся наша социальная и экономическая структура основывается на том, что каждый ищет собственной выгоды, если она руководствуется принципом эгоизма, лишь смягченного этическим принципом честности, как можно заниматься бизнесом, как можно действовать в рамках существующего социального уклада — и в то же время любить? Разве любовь не предполагает отказа от всех мирских интересов и не требует разделить участь беднейших? Этот вопрос поднимали и давали на него решительный ответ христианские монахи и люди вроде Толстого, Альберта Швейцера и Симоны Вейль. Есть и такие [59], кто считает принципиально несовместимыми любовь и нормальную мирскую жизнь в нашем обществе. Они приходят к выводу, что говорить о любви сегодня значит соучаствовать в общей лжи; они заявляют, что в сегодняшнем мире любить может только мученик или сумасшедший, а значит вести речь о любви это не что иное как проповедь. Такая очень почтенная точка зрения может легко послужить оправданию цинизма. А ее-то безотчетно и придерживается обычный человек, который думает: «хотел бы я быть хорошим христианином — но пришлось бы умереть с голоду, если б я воспринял это всерьез». Этот «радикализм» приводит к моральному нигилизму. И «радикальные мыслители», и обычный человек — это лишенные любви автоматы, и различие между ними лишь в том, что обычный человек не осознает этого, а «радикальный мыслитель» осознает и признает «историческую необходимость» этого.
Я убежден, что признание абсолютной несовместимости любви и «нормальной» жизни правильно только в абстрактном смысле. Принцип, лежащий в основе капиталистического общества, и принцип любви несовместимы. Но современное общество в своем конкретном проявлении представляет собой сложный феномен. Продавец бесполезного товара, например, не может исполнять свою экономическую функцию, не прибегая ко лжи, а квалифицированный рабочий, химик или физик — может. Так же и фермер, рабочий, учитель и представители многих других профессий могут пытаться любить, не прекращая своих экономических функций. Даже отдавая себе отчет в том, что принцип капитализма несовместим принципом любви, нужно признать, что «капитализм» так таковой является сложной и постоянно меняющейся структурой, все же допускающей значительную степень нонконформизма и личной свободы.
Однако сказанное мной не подразумевает, что мы можем ожидать, что существующая ныне социальная система будет продолжать свое существование бесконечно, и в то же время надеяться на осуществление идеала любви к своему ближнему. Люди, способные любить, при нынешней системе по необходимости составляют исключение; любовь является по необходимости маргинальным явлением в сегодняшнем западном обществе. Не столько потому, что многие профессии не допускают отношений любви, сколько потому, что дух общества, сосредоточившегося на производстве и жадном потреблении товаров, таков, что только нонконформист может успешно защититься от этого духа. Те, кто серьезно относятся к любви как единственному разумному ответу на проблему человеческого существования, должны придти к выводу о необходимости важных и радикальных перемен в нашей социальной структуре, если любви предстоит стать общественным, а не исключительно индивидуальным, маргинальным явлением. О направлении таких перемен можно сказать в рамках этой книги лишь вкратце [60].
Наше общество управляется менеджерской бюрократией, профессиональными политиками; людям в массовом порядке внушают, что их цель и назначение — больше производить и больше потреблять. Все виды деятельности подчинены экономическим задачам, средства становятся целями; человек стал автоматом — хорошо накормленным, хорошо одетым, но без малейшего интереса к своим главным человеческим качествам и функциям. Если человек способен любить, он должен занять свое верховное положение. Экономическая машина должна служить ему, а не он ей. Он должен получить право участвовать в переживании, участвовать в работе, а не только, в лучшем случае, в прибылях. Общество должно быть организовано так, чтобы социальная, любящая природа человека не отделялась от его социального существования, а воссоединилась с ним. Если верно, как я пытался показать, что любовь это единственный здравый и удовлетворительный ответ на проблему человеческого существования, то любое общество, которое так или иначе исключает развитие любви, должно, в конце концов, погибнуть от того, что оно противоречит основным потребностям человеческой природы. Нет, говорить о любви — это не «проповедь», по той простой причине, что это значит говорить о высшей и истинной потребности каждого человеческого существа. То, что эта потребность скрыта, не означает, что ее не существует. Анализ природы любви раскрывает ее широко распространенное отсутствие сегодня и ведет к критике социальных условий, ответственных за это отсутствие. Вера в возможность любви как социального, а не только исключительно индивидуального явления, это разумная вера, основанная на понимании самой природы человека.
Примечания
1
(лат.) Я — римский гражданин. (Здесь и далее звездочками отмечены примечания переводчицы)
2
См. более подробное исследование садизма и мазохизма в кн.: Е. Fromm. Escape from Freedom. Rinehart and Company. New York. 1941
3
Спиноза. Этика, IV, Определения. 8. (в кн.: Бенедикт Спиноза. Избранные произведения. Том первый. М., Государственное издательство политической литературы. 1957. — Примеч. перев.)
4
См. более подробное рассмотрение этих ориентаций характера в кн.: Е. Fromm. Man for Himself. Rinehart and Company, New York. 1947. chap. III, p.p. 54 — 117.
5
Ср. определение радости у Спинозы.
6
Nationalökonomie und Philosophie. 1844. в кн.: Karl Marx. Die Frühschriften, Alfred Kröner Verlag, Stuttgart, 1953, pp. 300, 301. (Цит по изданию: К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 42, стр. 41-174. — Примеч. перев.)
7
Ветхий завет. Книга пророка Ионы, IV, 10–11. — Примеч. перев.
8
английское слово respect — «уважение» — происходит от латинского rеspicere. — Примеч. перев.
9
И. Бабель. Жизнеописание Павличенки, Матвея Родионыча. (Цит. по изданию: Исаак Бабель. Конармия. М., "Правда", 1990. — Примеч. перев.)
10
Древнегреческая надпись γνώθι σεαυτόν («Познай самого себя»), начертанная на стене у входа в храм Аполлона в Дельфах. Об этой надписи упоминают Платон, Плутарх, Диоген Лаэртский и др. — Примеч. Перев.
11
Приведенное утверждение имеет важное следствие для роли психологии в современной западной культуре. Хотя огромная популярность психологии свидетельствует об интересе к познанию человека, она также выдает существенную нехватку любви в человеческих отношениях нашего времени. Психологические знания, таким образом, становятся заменителем полного знания, достижимого в любви, а не служат шагом к нему.
12
R. A. Nicholson. Rumi. - Georg Allen and Unwin, Ltd. London. 1950. р.р. 122–123. (Пер. Л. Чернышевой)
