Ирвин Ялом - Когда Ницше плакал
В блокноте для рецептов он набросал схему строения глаза, объясняя Ницше, что его роговица менее прозрачна, чем должна быть, вероятнее всего, причиной этому является отек, накопившаяся жидкость.
«Мы не знаем, с чем это связано, но мы точно знаем, что аномалия эта прогрессирует крайне медленно и что, хотя ваше зрение может ухудшиться, вероятность того, что вы когда-либо ослепнете, очень невелика. Я ничего не могу утверждать со всей уверенностью, потому что непрозрачность вашей роговицы не позволяет мне исследовать вашу сетчатку при помощи офтальмоскопа. Теперь вы понимаете, почему я не могу дать исчерпывающий ответ на ваш вопрос?»
Ницше, который несколько минут назад снял пальто и держал его в руках вместе со шляпой, встал, чтобы повесить все это на вешалку у двери кабинета. Когда он вернулся на свой стул, он сделал глубокий выдох и, кажется, смог расслабиться.
«Спасибо, доктор Брейер. Вы и правда человек слова. Вы точно ничего от меня не скрыли?»
Вот хорошая возможность, подумал доктор Брейер, заставить Ницше рассказать больше о себе. Но действовать надо очень осторожно.
«Скрыл? Очень многое! Все мои мысли, все чувства, все реакции, которые вы у меня вызвали! Иногда я принимался размышлять о том, каково было бы общение, если бы общественность ставила перед нами другое условие — не скрывать ничего! Но я могу дать вам слово, что я был полностью откровенен с вами в том, что касается состояния вашего здоровья. А вы? Не забывайте, что у нас с вами заключен договор о двусторонней честности. Скажите, о чем вы умолчали?»
«О своем здоровье я рассказал абсолютно все, — ответил Ницше. — Но я по мере возможностей постарался скрыть все те мысли, которыми не следует делиться с другими! Вы думали, на что будет похожа беседа в условиях полной откровенности, — я уверен, что это и есть ад! Самораскрытие перед другим человеком — первый шаг на пути к предательству, а предательство делает людей слабыми, не так ли?»
«Провокационная позиция, профессор Ницше. Но, раз уж мы заговорили об откровенности, позвольте мне поделиться с вами одной очень личной идеей. Наша беседа в среду произвела на меня сильнейшее впечатление, так что я был бы очень рад, если бы я и в дальнейшем имел возможность поговорить с вами. Я обожаю философию, но в институте нам давали так мало. Моя повседневная медицинская практика не позволяет мне удовлетворить мою страсть — она тлеет и ждет, когда же она сможет разгореться».
Ницше улыбнулся, но ничего не ответил. Брейер ощутил уверенность в себе: он хорошо подготовился. Раппорт устанавливался, беседа шла своим чередом. Теперь он собирался перейти к обсуждению лечения — сначала медикаменты, а затем — некая форма «лечения словом».
«Но давайте вернемся к вашей мигрени. Появилось множество новых лекарственных средств, которые с наилучшей стороны зарекомендовали себя в некоторых экспериментальных случаях. Я говорю о таких препаратах, как бромид, кофеин, валериана, белладонна, нитрат амила, нитроглицерин, безвременник и спорынья — и это еще далеко не все. Я видел, что вы уже пробовали лечиться некоторыми из этих средств. Почему определенные лекарства оказываются эффективными, никто понять не может, некоторые действуют благодаря своим анальгетическим или седативным свойствам, а некоторые потому, что оказывают воздействие на самую причину мигрени».
«Что это за причина?» — спросил Ницше.
«Сосуды. Все наблюдатели соглашаются с тем, что приступ мигрени связан с кровеносными сосудами, преимущественно артериями височной части. Они активно сокращаются, потом наполняются кровью. Боль могут вызывать стенки сокращенных или перегруженных сосудов или же органы, взывающие к нормальному кровоснабжению; хуже всего приходится оболочкам мозга — мягкой и твердой».
«А почему в сосудах начинается вся эта вакханалия?»
«Еще неизвестно, — ответил Брейер. — Но я уверен, что скоро мы сможем решить и эту проблему. До тех пор нам приходится довольствоваться догадками. Многие терапевты, в том числе и я, придают большое значение патологии сердечного ритма, вызывающей мигрень. Некоторые даже говорят о том, что именно нарушения ритма, а не головные боли, представляют собой первостепенную проблему».
«Доктор Брейер, я не понимаю».
«Я говорю о том, что нарушения ритма могут проявляться через любой орган человеческого тела. То есть головная боль не обязательно будет иметь вид приступа мигрени. Существуют такие вещи, как брюшная мигрень, характеризуемая острыми приступами боли в животе, причем сама голова не болит. Другие пациенты говорят о том, что иногда у них появляется исключительно приподнятое или, наоборот, подавленное настроение. У некоторых пациентов время от времени возникает впечатление, что с ними уже происходили подобные происходящему на данный момент вещи. Французы называют этот феномен дежа вю, — очень может быть, что и это тоже еще один вариант мигрени».
«А причиной всему этому является нарушение сердечного ритма? Начало всех начал? Не приведет ли нас этот путь к богу — ошибке, итогу неудачных поисков абсолютной истины?»
«Нет, мы можем лишь столкнуться с медицинской критикой, но не с богом! Не в этом кабинете».
«Это хорошо, — с некоторым облегчением произнес Ницше. — Я вдруг подумал, что своими вольными речами я мог оскорбить ваши религиозные чувства».
«Не бойтесь, профессор Ницше. Могу предположить, что я столь же истый еврейский вольнодумец, что и вы — лютеранский».
Ницше улыбнулся, значительно шире, чем раньше, и поудобнее устроился на стуле. «Если бы я не бросил курить, доктор Брейер, я сейчас предложил бы вам сигару».
Брейера охватило ощутимое воодушевление. «Это предложение Фрейда о том, чтобы я ставил акцент на стрессе как на основной причине мигрени, оказалось просто замечательным, — подумал он, — оно не может не принести мне успех. Теперь все организовано безупречно. Пора переходить к активному наступлению!»
Он подался вперед и заговорил — доверительным тоном, взвешивая каждое слово: «Меня больше всего заинтересовал ваш вопрос о причине нарушения сердечного ритма. Как и большинство медицинских светил, специализирующихся на мигренях, я склоняюсь к мнению о том, что основополагающей причиной мигрени является общая степень силы стресса человека. Стресс может быть вызван множеством психологических факторов, например проблемы на работе, в семье, в отношениях с людьми или сексуальной жизни. Хотя не все принимают эту точку зрения, я уверен, что для медицины это — взгляд в будущее».
Молчание. Брейер не мог предугадать реакцию Ницше. С одной стороны, он кивал головой, словно соглашаясь, — но при этом он покачивал ногой, что всегда говорит о напряжении.
«Как вам мой ответ, профессор Ницше?»
«Говорит ли это о том, что пациент сам выбирает свою болезнь?»
Йозеф, будь осторожен с этим вопросом! Брейер задумался.
«Нет, я говорил не совсем об этом, профессор Ницше, хотя мне приходилось встречать пациентов, которые каким-то странным образом получали выгоду от своей болезни».
«Вы говорите о тех молодых людях, которые травмируют себя, чтобы избежать службы в армии?»
Какой коварный вопрос. Брейер насторожился еще сильнее. Ницше рассказывал, что он недолгое время прослужил в Прусской артиллерии, но был демобилизован после того, как в мирное время по неосторожности получил ранение.
«Нет, здесь речь идет о более тонких вещах. — Ах, какая грубая ошибка, внезапно понял Брейер. Ницше наверняка обидится. Но, не зная, как поправить положение, он продолжил: — Я говорю о молодых людях призывного возраста, которые не подлежат призыву в армию на основании какого-либо внезапно начавшегося заболевания. Например, — Брейер пытался подобрать какой-нибудь случай, который Ницше никак не мог бы связать с собой, — туберкулеза или изматывающей кожной инфекции».
«Вам доводилось сталкиваться с такими случаями?»
«Каждый врач встречался с такого рода странными „совпадениями“. Но, что касается вашего вопроса, я не хотел сказать, что вы выбрали свою болезнь, если, конечно, она не приносит вам определенную выгоду. Так ли это?»
Ницше не отвечал, явно погруженный в раздумья. Брейер расслабился и похвалил себя. Хороший ответ! Вот как с ним надо обращаться. И формулировать вопросы надо так, чтобы они заставляли его мозг работать!
«Приносят ли мне какую-нибудь выгоду эти страдания? — наконец отозвался Ницше. — Я долгие годы пытался найти ответ на этот вопрос. Возможно, да, приносят. Двойную выгоду. Вы предполагаете, что приступы вызывает стресс, но иногда получается с точностью до наоборот — приступы отгоняют сам стресс. Моя работа полна стрессов. Она требует, чтобы я рассматривал темные стороны бытия, и приступ мигрени, каким бы ужасным он ни был, может исполнять роль очистительных конвульсий, позволяющих мне идти дальше».
