Карен Хорни - Самоанализ
Настоящие трудности возникают тогда, когда, выражаясь техническим языком, у пациента развивается «сопротивление». Тогда явными или неявными способами он отказывается от сотрудничества. Он опаздывает или забывает о времени сеанса. Он делает перерыв на несколько дней или недель. Он теряет интерес к совместной работе и жаждет главным образом любви и дружбы аналитика. Его ассоциации становятся поверхностными, непродуктивными, уклончивыми. Вместо того чтобы исследовать предположения аналитика, он отвергает их или воспринимает как нападки, испытывает обиду от того, что его неправильно поняли, унизили. Он может отвергнуть все попытки помочь ему, чувствуя при этом полную безнадежность и тщетность любых усилий. В сущности, причиной такого безвыходного положения является неприемлемость для пациента определенных инсайтов; они слишком болезненны, слишком его пугают и разрушают иллюзии, которые он лелеял и от которых просто не в силах отказаться. Поэтому он отбивается от них тем или иным способом, не подозревая, что просто пытается отвратить болезненные переживания. Единственные мысли в его голове — это те, что его неправильно понимают, или унижают, или что эта работа напрасна.
До этого момента аналитик в целом следует за пациентом. Разумеется, каждое предложение — новая точка зрения, подсказываемая интерпретацией, поднимаемый вопрос, высказанное сомнение — означает определенное руководство. Но инициатива все же исходит в основном от пациента. Если же развивается сопротивление, интерпретационная работа и косвенное руководство могут оказаться недостаточны, и тогда аналитик, без сомнения, должен взять руководство на себя. В такие периоды его задачей является, во-первых, распознать сопротивление как таковое и, во-вторых, помочь распознать его пациенту. Он должен не только помочь пациенту увидеть, что тот занят защитной борьбой, но также выяснить — с помощью пациента или без, — что именно пытается отвратить последний. Он делает это, мысленно возвращаясь к предыдущим сеансам и пытаясь обнаружить, что именно могло задеть пациента перед сеансом, на котором впервые проявилось сопротивление.
Иногда это сделать легко, иногда крайне трудно. Начало сопротивления может оказаться незаметным. Аналитик пока еще может не знать уязвимых мест пациента. Но если он узнает о наличии сопротивления и убеждает пациента в том, что оно действует, то благодаря совместным усилиям источник сопротивления может быть легко обнаружен. В результате такого открытия расчищается путь для дальнейшей работы, но кроме того, понимание источников сопротивления дает аналитику важную информацию о тех факторах, которые пациент стремится сохранить в тайне.
Активное руководство со стороны аналитика, пожалуй, особенно необходимо, когда пациент достигает инсайта, имеющего далеко идущие последствия, например когда пациенту удалось увидеть невротическую наклонность и распознать в ней первичную движущую силу. Это может случиться тогда, когда многие прежние находки выстроились в единую линию и стали понятными дальнейшие ответвления. Но вместо этого именно в такой момент пациент нередко развивает сопротивление и пытается уйти разными способами. Например, он может автоматически подыскать какое-либо находящееся под рукой объяснение. Или же более или менее искусным образом принизить значение выявленного. Он может отреагировать твердой решимостью обуздать наклонность при помощи одной силы воли. Наконец, он может преждевременно поднять вопрос, почему эта наклонность получила такую власть над ним, начинает углубляться в изучение своего детства и сообщает некие сведения, которые в лучшем случае помогут понять истоки этой наклонности, на самом деле используя погружение в прошлое, чтобы уйти от осознания того, что выявленная наклонность значит для него в нынешней жизни.
И эти попытки избежать осознания вполне понятны. Человеку трудно смириться с тем, что всю свою энергию он тратил на погоню за призраком. Еще важнее, что такой инсайт ставит его перед необходимостью радикального изменения. Совершенно естественно, что он стремится не видеть этой необходимости, которая нарушает все его душевное равновесие. Но факт остается фактом: своим поспешным отступлением он препятствует «погружению внутрь» и тем самым лишает себя преимуществ, которые оно могло бы ему принести. Помощь, которую может здесь оказать аналитик, заключается в том, чтобы взять на себя руководство, показать пациенту его тактику отступления и подтолкнуть к детальной проработке всех последствий, которые эта наклонность имеет для его жизни. Как уже отмечалось, с наклонностью можно справиться лишь в том случае, если ее степень, интенсивность и значение полностью ясны пациенту.
Активное руководство со стороны аналитика может стать необходимым и в том случае, если пациент бессознательно уклоняется от честного признания конфликта в себе противоположных стремлений. И здесь тоже его тенденция сохранить во что бы то ни стало статус-кво может блокировать всякий прогресс. Его ассоциации могут оказаться бесполезным шатанием от одного аспекта конфликта к другому. Он будет говорить о своей потребности заставлять других помогать ему, возбуждая в них жалость, и тут же — о своей гордости, не позволяющей принять чью-либо помощь. И как только аналитик начинает комментировать один аспект, он моментально переходит к другому. Эту бессознательную стратегию бывает трудно распознать, поскольку, даже следуя ей, пациент может давать ценный материал. Тем не менее задача аналитика — распознать уклончивые маневры пациента и направить его активность на осознание существующего конфликта.
Следовательно, на более поздних стадиях анализа, имея дело с сопротивлением, аналитику иногда необходимо брать руководство на себя. Он может быть поражен тем, что, несмотря на большую проделанную работу, несмотря на достигнутый инсайт, пациент никак не меняется. В таких случаях он должен оставить свою роль интерпретатора и открыто заявить пациенту о расхождении между инсайтом и изменением, поднимая, возможно, вопрос о бессознательных «заповедных зонах» у пациента, из-за наличия которых ни один инсайт по-настоящему его не затрагивает.
До сих пор работа аналитика носит интеллектуальный характер: он отдает все свои знания на службу пациенту. Но его помощь выходит за пределы того, что он может непосредственно дать как специалист, даже если сам он при этом не сознает, что предлагает нечто большее, чем просто свои технические приемы.
Во-первых, самим своим присутствием он предоставляет пациенту уникальную возможность осознать свое поведение по отношению к людям. В общении с окружающими пациент, вероятнее всего, сосредоточивает свои мысли в первую очередь на особенностях других людей, на их несправедливости, эгоизме, недобросовестности, ненадежности, враждебности. Даже если он и сознает собственные реакции, то все равно склонен считать, что они спровоцированы другими. В анализе, однако, подобного рода проблемы практически отсутствуют, причем не только потому, что аналитик ранее подвергался анализу и продолжает анализировать себя, но также и потому, что жизнь аналитика не пересекается с жизнью пациента. Эта беспристрастность помогает отделить особенности пациента от вносящих неясность обстоятельств, которые обычно их окружают.
Во-вторых, своим дружеским интересом аналитик оказывает пациенту то, что можно назвать обычной человеческой помощью. В какой-то мере она неотделима от помощи интеллектуальной. Так, сам факт, что аналитик хочет понять пациента, подразумевает, что он принимает пациента всерьез. А это уже само по себе является эмоциональной поддержкой первостепенной важности, особенно в то время, когда пациента тревожат страхи и сомнения, когда покачнулись его хрупкие опоры, подвергается ударам гордость и подорваны иллюзии, ибо зачастую пациент слишком отчужден от себя, чтобы принимать себя всерьез. Это утверждение, возможно, звучит неправдоподобно, потому что большинство невротиков имеют завышенное представление о собственной важности, уникальных способностях, уникальных потребностях. Но думать о себе как о самом важном — это нечто в корне отличное от того, чтобы принимать себя всерьез. Первое проистекает из раздутого образа себя; второе относится к подлинному себе и саморазвитию. Невротик часто рационализирует отсутствие серьезного отношения к себе, объясняя это «бескорыстием» или утверждая, что нелепо или самонадеянно много о себе думать. Такая фундаментальная незаинтересованность в себе является одной из наиболее серьезных трудностей в самоанализе. И наоборот, одно из огромных преимуществ профессионального анализа состоит в том, что он предполагает работу с человеком, который своим отношением вселяет в пациента мужество, которое позволяет ему быть в ладах с собой.
